Биг Тайм. Главы 27 и 28
Главы 25 и 26 здесь
Глава 27
2 сентября
Времени уже полдвенадцатого, а меня до сих пор колотит. Пережрал адреналина на год вперед точно. От кофе не отпускает, а подойти к отцу и сказать, папа, мол, дай седуксенчику, - как-то не очень удобно. Ладно, сейчас поколотит и перестанет. Буду спокойный как дохлый слон. Впрочем, по порядку.
После инцидента с аборигеном на первой перемене начал замечать, что молодые люди в течение дня потихоньку промываются из класса, а назад не возвращаются. Но я ж как тот жираф, которому заяц весь день анекдоты травит, cовершенно не догадался обратить внимание на сей процесс. Сидел себе спокойно, сельских учителей задирал, соседку по парте кадрил потихонечку, тормоз углепластиковый.
И вот после урока этак четвертого Маринка сама мне и говорит: ты, мол, дебил, ты что, не видишь, как пацаны потихоньку сливаются из школы? Ну да, говорю, а что тут такого-то? Она с сожалением посмотрела на меня, как фермер на корову, которую и прирезать жалко, и молока она не дает. Вот точно дебил, отвечает, да они ж одна кодла, тебя сейчас выцепят после школы, ввалят как следует, в жопу трахнут и обоссут еще толпой. А мне после этого каково с обоссанным пидорасом за одной партой сидеть?
Тут я слегка призадумался. Это же ужасно - полный класс активных гомиков. В прошлый раз я был такой тихий-тихий, отстраненный-отстраненный, и как-то меня все это не сильно коснулось. А тут вот с места в карьер, да. На весь мир я иду войной. А, думаю, помирать - так громко и с веселой музычкой. Ах, са ира, са ира, все мы повторяем без конца сегодня.
Вышел из класса в коридор, отловил одноклассничка поплюгавее. Ды суда, пойдем покуримна. А чо, Славян, сигареты естьбля? А хулена, есть, конечно.
Прогулялись до сортира, выкинули оттуда мелкоту, пшлинах, по делу серьезным псанам хрюкнуть надо. Тут я его нежно за ручку беру и отгибаю нах пальчики. Чуть не до тыльной стороны запястья нах. И на ушко нежно - не вой, сцуканах, терпи. Выть у тебя еще поводов нет. А вот если проебешься до конца дня из школы - вот хоть и не живи потом, поэл? А он, хоть и животное, но все-все понимает, прямо сейчас к Запашным в труппу, если они шакалов принимают, конечно.
Потом были два часа идиллии. Мы с Тамарой ходим парой, крокодилы мы с Тамарой. Даже учителя похвалили: вот, мол, какой новый ученик сознательный - сразу шефство над отстающим взял. А я ему на ушко каждые пять минут - вот только съебись, чмо, вот только попробуй. Не попробовал. Что ж, инстинкт самосохранения у него работает.
Как уроки кончились, спер со стола классной ножичек перочинный с выдвижным лезвием и шильце, удачно их присмотрел раньше. Пойдем, говорю. В дверном проеме шильце - к глазу. Бери оба шмотника, говорю, и медленно так пойдем. Вон, твои стоят уже.
Стоят. Человек семь. Ну да, меньше никак, с одним-то иначе не справиться. Тыбля, чертбля, иди суда бегом. Ага, щас. Кинул им перочинный ножик, а в правой, говорю, у меня шильце. Длинное такое, а ну не рыпайся, стой, и придавливаю аккуратненько, так чтобы до крови на веке, но не насквозь.
А коленки у самого трясутся и голос едва петуха не дает. Но стою. Один ржет: гага, заложника решил взять, чертбля ебаный. А ну брось нах свое шило, может, живой останешься. Хуюшки, отвечаю, мне похуй, я ебанутый, и шли бы вы по домам, господа? А то тут ваш ляжет с шилом в глазике, и это будет пиздец просто.
Нет, что-то я никак не успокоюсь. Ага, валерьяночки, покурить, и можно писать дальше. Тьфу, гадость, только кошкам на расколбас, людям без пользы совершенно.
Ладно, одноклассничек мой не подвел. Заплакал так тоненько, ну правильно, ребенок же, шестнадцать лет. Пацаны, плачет, идите лучше на самом деле домой, а то он псих, он убъетна. И слезы в два ручья.
Да, говорю, я такой. Убьюнах и как звать не спрошу. И оставили бы вы меня в покое, что ли? Вы ж во всяком говне замазаны, и с мусорами разговаривать для вас - процесс неприятный. Что такое "процесс", говоришь? Слово такое умное. Это когда тебя в железную клетку содют и на малолетку отправляют. Хочешь? А хули бы мне вам ментами не грозить? Кто вы такие мне? Мамы, жены, любовницы? И про связи рассказывать тоже не надо... Пиздюшня малолетняя. Домой, ребята, к мамам и папам. Домоой.
Помогло. Развернулись, пошли. Кричали, конечно, оборачиваясь, что в следующий разна мне просто пиздецна. Конечно. Особенно если учесть, что полшколы из окон торчало.
Парнишка ничего так оказался. "Дипломат" мой до остановки донес, все просил отпустить, а то, говорит, ему потом хоть во дворе не появляйся.
И город сучий. По улице идут два подростка, один с двумя портфелями и ревет, а у второго морда перекошенная и шило в руке. Хоть бы кто спросил, в чем дело. Нет, мило так прогулялись. Не то, чтобы очень, но мило, да.
До последнего выпускного экзамена осталось двести девяносто дней. Вчера был двести девяносто один. Ноль четыре персент комплит.
Глава 28
Она же авторская интермедия номер два. Чую, пора.
После предыдущей, двадцать седьмой по счету главы, люди, для которых чистота русской речи - не пустой звук, а такие еще остались, я уверен, вполне могут вскочить, бросить книгу в угол (а если они еще и читают с монитора, то грохоту будет, мама дорогая) и возмущенно сказать что- нибудь вроде:
- Нет, я, конечно, все понимаю, сейчас это модно - подпустить матерку. Стогов там, Сорокин, падонки фсякие с их "освободи язык свой" - нет, это нормально, это такое новое течение в литературе. Но тут - явный перебор. Ни тебе красоты, ни уместности, ни чарующих слух комбинаций, просто поток грязи, который льют все его герои без исключения. Автор переходит границы всех норм и рамок приличия. Он... да он просто охуел!
Нет. Просто автор не стремится писать о любви юноши к курице, трусах мага и приготовленных в русской печи четырнадцатилетних девушках. Он документалист, отчасти от недостатка мастерства, отчасти от любви к бульварной журналистике, отчасти от желания показать мир таким, каков он есть. Его герои говорят в точности как в реальной жизни. Подросток из очень средней школы очень среднего российского города матерится постоянно и однообразно, кандидат физматнаук - только про себя и только в экстремальной ситуации, воспитанная девочка из хорошей семьи не матерится вообще.
...
Как-то между моей хорошей знакомой, педагогом с высшим образованием, и ее трехлетней дочерью состоялся следующий поучительный диалог:
- Санька, иди в пень!
- Не пойду в пень! И в жопу тоже не пойду!
Буквально через неделю уже другая знакомая, работающая в сфере культуры, между прочим, в стандартном разговоре о работе с посторонним, в общем-то, человеком, выдала:
- Нет, Сереж, ну это же пиздец!
...
Так-то, дамы и господа. Я намеренно воздерживаюсь от банальностей про культуру поведения в общественном транспорте, в магазинах и государственных учреждениях. Просто чтобы в -надцатый раз не открыть Америки. Кто из вас, собратья-мужики, воздерживался от мата после удара молотком о палец или мяча в ворота любимой команды? Кто из вас, милые дамы, соблюдал нормы русской речи хотя бы в разговоре на повышенных тонах, не говоря уже об истерике? И кто из вас после того пальца, того мяча и той истерики извинялся перед своими детьми, младшими братьями и сестрами, мужьями, женами и любовницами?
Вымойте рты с мылом, дамы и господа. Хотя бы в малом устраните причину опоганивания нашего с вами общего родного языка. Каждый и каждая. И тогда, торжественно обещаю вам, я напишу книгу кристально чистым языком, языком Тургенева и Гумилева. Честно-честно.
А пока - подберите книгу из угла, поставьте монитор обратно на стол, если он не сильно пострадал в результате полета, и читайте рассказ о том, как есть сейчас, и на том языке, на котором сейчас говорят. Другого нет.
Сами виноваты.
Главу 28 даже жалко. Хотел отдельным постом, ох хотел... Но пусть будет тут.
Глава 27
2 сентября
Времени уже полдвенадцатого, а меня до сих пор колотит. Пережрал адреналина на год вперед точно. От кофе не отпускает, а подойти к отцу и сказать, папа, мол, дай седуксенчику, - как-то не очень удобно. Ладно, сейчас поколотит и перестанет. Буду спокойный как дохлый слон. Впрочем, по порядку.
После инцидента с аборигеном на первой перемене начал замечать, что молодые люди в течение дня потихоньку промываются из класса, а назад не возвращаются. Но я ж как тот жираф, которому заяц весь день анекдоты травит, cовершенно не догадался обратить внимание на сей процесс. Сидел себе спокойно, сельских учителей задирал, соседку по парте кадрил потихонечку, тормоз углепластиковый.
И вот после урока этак четвертого Маринка сама мне и говорит: ты, мол, дебил, ты что, не видишь, как пацаны потихоньку сливаются из школы? Ну да, говорю, а что тут такого-то? Она с сожалением посмотрела на меня, как фермер на корову, которую и прирезать жалко, и молока она не дает. Вот точно дебил, отвечает, да они ж одна кодла, тебя сейчас выцепят после школы, ввалят как следует, в жопу трахнут и обоссут еще толпой. А мне после этого каково с обоссанным пидорасом за одной партой сидеть?
Тут я слегка призадумался. Это же ужасно - полный класс активных гомиков. В прошлый раз я был такой тихий-тихий, отстраненный-отстраненный, и как-то меня все это не сильно коснулось. А тут вот с места в карьер, да. На весь мир я иду войной. А, думаю, помирать - так громко и с веселой музычкой. Ах, са ира, са ира, все мы повторяем без конца сегодня.
Вышел из класса в коридор, отловил одноклассничка поплюгавее. Ды суда, пойдем покуримна. А чо, Славян, сигареты естьбля? А хулена, есть, конечно.
Прогулялись до сортира, выкинули оттуда мелкоту, пшлинах, по делу серьезным псанам хрюкнуть надо. Тут я его нежно за ручку беру и отгибаю нах пальчики. Чуть не до тыльной стороны запястья нах. И на ушко нежно - не вой, сцуканах, терпи. Выть у тебя еще поводов нет. А вот если проебешься до конца дня из школы - вот хоть и не живи потом, поэл? А он, хоть и животное, но все-все понимает, прямо сейчас к Запашным в труппу, если они шакалов принимают, конечно.
Потом были два часа идиллии. Мы с Тамарой ходим парой, крокодилы мы с Тамарой. Даже учителя похвалили: вот, мол, какой новый ученик сознательный - сразу шефство над отстающим взял. А я ему на ушко каждые пять минут - вот только съебись, чмо, вот только попробуй. Не попробовал. Что ж, инстинкт самосохранения у него работает.
Как уроки кончились, спер со стола классной ножичек перочинный с выдвижным лезвием и шильце, удачно их присмотрел раньше. Пойдем, говорю. В дверном проеме шильце - к глазу. Бери оба шмотника, говорю, и медленно так пойдем. Вон, твои стоят уже.
Стоят. Человек семь. Ну да, меньше никак, с одним-то иначе не справиться. Тыбля, чертбля, иди суда бегом. Ага, щас. Кинул им перочинный ножик, а в правой, говорю, у меня шильце. Длинное такое, а ну не рыпайся, стой, и придавливаю аккуратненько, так чтобы до крови на веке, но не насквозь.
А коленки у самого трясутся и голос едва петуха не дает. Но стою. Один ржет: гага, заложника решил взять, чертбля ебаный. А ну брось нах свое шило, может, живой останешься. Хуюшки, отвечаю, мне похуй, я ебанутый, и шли бы вы по домам, господа? А то тут ваш ляжет с шилом в глазике, и это будет пиздец просто.
Нет, что-то я никак не успокоюсь. Ага, валерьяночки, покурить, и можно писать дальше. Тьфу, гадость, только кошкам на расколбас, людям без пользы совершенно.
Ладно, одноклассничек мой не подвел. Заплакал так тоненько, ну правильно, ребенок же, шестнадцать лет. Пацаны, плачет, идите лучше на самом деле домой, а то он псих, он убъетна. И слезы в два ручья.
Да, говорю, я такой. Убьюнах и как звать не спрошу. И оставили бы вы меня в покое, что ли? Вы ж во всяком говне замазаны, и с мусорами разговаривать для вас - процесс неприятный. Что такое "процесс", говоришь? Слово такое умное. Это когда тебя в железную клетку содют и на малолетку отправляют. Хочешь? А хули бы мне вам ментами не грозить? Кто вы такие мне? Мамы, жены, любовницы? И про связи рассказывать тоже не надо... Пиздюшня малолетняя. Домой, ребята, к мамам и папам. Домоой.
Помогло. Развернулись, пошли. Кричали, конечно, оборачиваясь, что в следующий разна мне просто пиздецна. Конечно. Особенно если учесть, что полшколы из окон торчало.
Парнишка ничего так оказался. "Дипломат" мой до остановки донес, все просил отпустить, а то, говорит, ему потом хоть во дворе не появляйся.
И город сучий. По улице идут два подростка, один с двумя портфелями и ревет, а у второго морда перекошенная и шило в руке. Хоть бы кто спросил, в чем дело. Нет, мило так прогулялись. Не то, чтобы очень, но мило, да.
До последнего выпускного экзамена осталось двести девяносто дней. Вчера был двести девяносто один. Ноль четыре персент комплит.
Глава 28
Она же авторская интермедия номер два. Чую, пора.
После предыдущей, двадцать седьмой по счету главы, люди, для которых чистота русской речи - не пустой звук, а такие еще остались, я уверен, вполне могут вскочить, бросить книгу в угол (а если они еще и читают с монитора, то грохоту будет, мама дорогая) и возмущенно сказать что- нибудь вроде:
- Нет, я, конечно, все понимаю, сейчас это модно - подпустить матерку. Стогов там, Сорокин, падонки фсякие с их "освободи язык свой" - нет, это нормально, это такое новое течение в литературе. Но тут - явный перебор. Ни тебе красоты, ни уместности, ни чарующих слух комбинаций, просто поток грязи, который льют все его герои без исключения. Автор переходит границы всех норм и рамок приличия. Он... да он просто охуел!
Нет. Просто автор не стремится писать о любви юноши к курице, трусах мага и приготовленных в русской печи четырнадцатилетних девушках. Он документалист, отчасти от недостатка мастерства, отчасти от любви к бульварной журналистике, отчасти от желания показать мир таким, каков он есть. Его герои говорят в точности как в реальной жизни. Подросток из очень средней школы очень среднего российского города матерится постоянно и однообразно, кандидат физматнаук - только про себя и только в экстремальной ситуации, воспитанная девочка из хорошей семьи не матерится вообще.
...
Как-то между моей хорошей знакомой, педагогом с высшим образованием, и ее трехлетней дочерью состоялся следующий поучительный диалог:
- Санька, иди в пень!
- Не пойду в пень! И в жопу тоже не пойду!
Буквально через неделю уже другая знакомая, работающая в сфере культуры, между прочим, в стандартном разговоре о работе с посторонним, в общем-то, человеком, выдала:
- Нет, Сереж, ну это же пиздец!
...
Так-то, дамы и господа. Я намеренно воздерживаюсь от банальностей про культуру поведения в общественном транспорте, в магазинах и государственных учреждениях. Просто чтобы в -надцатый раз не открыть Америки. Кто из вас, собратья-мужики, воздерживался от мата после удара молотком о палец или мяча в ворота любимой команды? Кто из вас, милые дамы, соблюдал нормы русской речи хотя бы в разговоре на повышенных тонах, не говоря уже об истерике? И кто из вас после того пальца, того мяча и той истерики извинялся перед своими детьми, младшими братьями и сестрами, мужьями, женами и любовницами?
Вымойте рты с мылом, дамы и господа. Хотя бы в малом устраните причину опоганивания нашего с вами общего родного языка. Каждый и каждая. И тогда, торжественно обещаю вам, я напишу книгу кристально чистым языком, языком Тургенева и Гумилева. Честно-честно.
А пока - подберите книгу из угла, поставьте монитор обратно на стол, если он не сильно пострадал в результате полета, и читайте рассказ о том, как есть сейчас, и на том языке, на котором сейчас говорят. Другого нет.
Сами виноваты.
Главу 28 даже жалко. Хотел отдельным постом, ох хотел... Но пусть будет тут.