Рось, сентябрь. Сахновка-Межирич, ч. 1
Плывёт в направлении деканата дама-ледокол, покачивает кормой. Половинки кормы волнуются и поскрипывают, как затиснутые в хлопчатом мешке воздушные шарики. Позади очкастым баркасом семенит студент и вышагивает солидный усатый преподаватель, полный регалий, званий и всеобщего уважения. На крутом повороте дама замедляется, корма кренится на бок... Внезапно преподаватель подмигивает студенту, одним прыжком настигает колышущийся зад и отвешивает сочный шлепок! Эхо восторженно подхватывает звук и добавляет ему пикантного звона.
Дама взвизгивает, подскакивает и разворачивается. Прямо позади неё несколько удивлённое лицо студента, с которого сползают очки. В сторонке - невозмутимая, полная осознания званий, регалий и всеобщего уважения физиономия преподавателя.
Он ещё не знал, что его назначили начальником студенческой практики в заповеднике.
Спустя месяц он стоял перед нами на утренней линейке, опухший от недосыпа, с дёргающимся глазиком, и отчитывал ночных гуляк.
- Эти четверо найдены за общежитием с приступами асфальтовой болезни, штраф - копание огорода. Эта пара обнаружена в Ленинской комнате, по их собственному признанию - повторяли систематику цианобактерий. В полной темноте, постанывая от усердия.
Начпрактики отпустил наказанных, утёр лоб и сознался:
- Иногда я всё-таки умудряюсь поспать, но вскакиваю в холодном поту, потому что мне снится, что общага превратилась в какой-то бордель, слышны вопли, музыка, и над всеми дверьми горят красные фонари.
Он тяжко вздохнул. Через три дня у него был день рождения. Трудолюбию студентов можно только завидовать. Ещё до рассвета было видно, насколько они не пожалели красной краски.
Я, собственно, очень хотела описать пасторальную картинку: хлебосольная Рось встречает нашу байдарку фруктами и ягодами. Но эти светящиеся в полуденном солнце красные яблочки, навешанные над самой водой, упорно напоминали мне вход в студенческую общагу...
- Ммм-му? - лениво спросила местная мадам, прохлаждавшаяся в реке, и повела рогами.
Старая одичавшая груша уронила ей на спину несколько плодиков. Мы вежливо приподняли шляпы, надеясь уйти подобру-поздорову. На узкой, как шоссе в две полосы, реке, разминуться со стадом не всегда бывает возможно. Или стоишь в пробке, или надеешься, что тебя не потопчут. Осторожно проходим под берегом. Вот интересно, говорит Крайзер, как они нас воспринимают - как живое существо? Вдруг в стороне взбрыкнуло.
Молодой бычок узрел крокодила, осознал себя стопроцентной говядиной, заревел дурным голосом и бросился на амбразуру. С перепугу героя повело, он пробежал наперерез байдарке, втаранился в стадо, смял ровные ряды говядины и получил рогом в бок. Сипя и роняя сопли, он страшно пучил глаза в нашу сторону, симулируя одновременно коровье бешенство и птичий грипп.
Мы воспользовались заминкой и быстренько проскочили, веслуя дальше, к высоким берегам. У них не бывает бродов, а, значит - там нет коров. Только психованные воробьи трясут хмельные гроздья. В нишах и козырьках под лианами, в камышовых гнёздах, оплетенных колючеплодником, высоко на кронах деревьев и над самой водой висят охапки и связки крупных, до пяти сантиметров в длину, хмелевых шишек.
Ну чистый виноград! В неравной борьбе с тугими хмелевыми путами выбрался к реке боярышник, раскинул куст, хвастается боевыми кровавыми сгустками: вот их у меня сколько - зелени из-за ягод не видно! Подплываем, собираем в горсти, закидываем в рот. У боярышника всю серединку ягоды занимают семечки, а на них - маслянистая мякоть, как у банана, только с привкусом шиповникового сиропа.
Из-под плетей развалившегося по берегу хмеля, как исподлобья, выглядывают калиновые россыпи. Некоторые опустили сутулые ветви, другие крепятся, стоят высоко, понуро, красными глазками постреливают. Мы плывём, отдаваясь течению, разомлев, подёргивая ягоды, примеряясь к высоченному камышу.
Река такая спокойная, говорим мы. Такая дружелюбная, просто вылазка для детей.
Рыбаки нам кивают, считают на пальцах километры - сколько нам плыть до моста. Порогов и камней на этом участке отродясь никто не описывал, валеные деревья подрублены, убраны или проходимы. Мы ленимся. Мы расслабились. Я вываливаю ноги на борта байды, фотографирую паутинки, намотанные на палочки, как сахарная вата. Мосты нам мерещатся повсюду - с берегов навстречу друг другу растут высокие дощатые помосты, с них в воду спускается проволока. Это - рыболовный экран. Забредшую в сети рыбу поднимает простенькая система рычагов и колёсиков. Мы скользим под сетями...
Не одни мы решили отдохнуть. Группа поддатых деревьев переходила реку и прилегла на полпути. Головами в середину. Завал впечатлял. Плыви мы на каркасе - сразу бы принялись вытаскивать байдарку на берег. Но эта анаконда умеет извиваться, ползать по упавшим деревьям и прыгать на торчащих сучках. Ударение на А.
Ткнулись в одну сторону, другую - есть узкий лаз, нос только сразу упирается. И ещё одна засада - сук торчит из воды. Прямо посередине прохода. Крайзер сначала его пытался утопить или расшатать - не вышло, пришлось идти поверху. Байдарка моментально застряла. Уж мы прыгали-прыгали... Ни в какую! Тогда Крайзер вылез на соседнее дерево, протащил байдарку и прыгнул обратно. Э-ге-гей! - струя вынесла нас, протащила и развернула. Я пищу и фотографирую завал с другой стороны
В полном восторге от себя, байдарки и нашего умения проходить завалы, мы бурно обсуждаем реку, энергично гребём и принимаемся спорить. Крайзер утверждает, что на берегу камень. Выход гранита. Я уверена, что гранита тут никакого нет, песочек, земля мягкая. Мы так громко разговариваем, что не сразу улавливаем звук.
Такой шум можно слышать только на сливе, пороге, где вода падает с камней.
Мы смолкаем и выпячиваем перископы. И видим - ...
Дама взвизгивает, подскакивает и разворачивается. Прямо позади неё несколько удивлённое лицо студента, с которого сползают очки. В сторонке - невозмутимая, полная осознания званий, регалий и всеобщего уважения физиономия преподавателя.
Он ещё не знал, что его назначили начальником студенческой практики в заповеднике.
Спустя месяц он стоял перед нами на утренней линейке, опухший от недосыпа, с дёргающимся глазиком, и отчитывал ночных гуляк.
- Эти четверо найдены за общежитием с приступами асфальтовой болезни, штраф - копание огорода. Эта пара обнаружена в Ленинской комнате, по их собственному признанию - повторяли систематику цианобактерий. В полной темноте, постанывая от усердия.
Начпрактики отпустил наказанных, утёр лоб и сознался:
- Иногда я всё-таки умудряюсь поспать, но вскакиваю в холодном поту, потому что мне снится, что общага превратилась в какой-то бордель, слышны вопли, музыка, и над всеми дверьми горят красные фонари.
Он тяжко вздохнул. Через три дня у него был день рождения. Трудолюбию студентов можно только завидовать. Ещё до рассвета было видно, насколько они не пожалели красной краски.
Я, собственно, очень хотела описать пасторальную картинку: хлебосольная Рось встречает нашу байдарку фруктами и ягодами. Но эти светящиеся в полуденном солнце красные яблочки, навешанные над самой водой, упорно напоминали мне вход в студенческую общагу...
- Ммм-му? - лениво спросила местная мадам, прохлаждавшаяся в реке, и повела рогами.
Старая одичавшая груша уронила ей на спину несколько плодиков. Мы вежливо приподняли шляпы, надеясь уйти подобру-поздорову. На узкой, как шоссе в две полосы, реке, разминуться со стадом не всегда бывает возможно. Или стоишь в пробке, или надеешься, что тебя не потопчут. Осторожно проходим под берегом. Вот интересно, говорит Крайзер, как они нас воспринимают - как живое существо? Вдруг в стороне взбрыкнуло.
Молодой бычок узрел крокодила, осознал себя стопроцентной говядиной, заревел дурным голосом и бросился на амбразуру. С перепугу героя повело, он пробежал наперерез байдарке, втаранился в стадо, смял ровные ряды говядины и получил рогом в бок. Сипя и роняя сопли, он страшно пучил глаза в нашу сторону, симулируя одновременно коровье бешенство и птичий грипп.
Мы воспользовались заминкой и быстренько проскочили, веслуя дальше, к высоким берегам. У них не бывает бродов, а, значит - там нет коров. Только психованные воробьи трясут хмельные гроздья. В нишах и козырьках под лианами, в камышовых гнёздах, оплетенных колючеплодником, высоко на кронах деревьев и над самой водой висят охапки и связки крупных, до пяти сантиметров в длину, хмелевых шишек.
Ну чистый виноград! В неравной борьбе с тугими хмелевыми путами выбрался к реке боярышник, раскинул куст, хвастается боевыми кровавыми сгустками: вот их у меня сколько - зелени из-за ягод не видно! Подплываем, собираем в горсти, закидываем в рот. У боярышника всю серединку ягоды занимают семечки, а на них - маслянистая мякоть, как у банана, только с привкусом шиповникового сиропа.
Из-под плетей развалившегося по берегу хмеля, как исподлобья, выглядывают калиновые россыпи. Некоторые опустили сутулые ветви, другие крепятся, стоят высоко, понуро, красными глазками постреливают. Мы плывём, отдаваясь течению, разомлев, подёргивая ягоды, примеряясь к высоченному камышу.
Река такая спокойная, говорим мы. Такая дружелюбная, просто вылазка для детей.
Рыбаки нам кивают, считают на пальцах километры - сколько нам плыть до моста. Порогов и камней на этом участке отродясь никто не описывал, валеные деревья подрублены, убраны или проходимы. Мы ленимся. Мы расслабились. Я вываливаю ноги на борта байды, фотографирую паутинки, намотанные на палочки, как сахарная вата. Мосты нам мерещатся повсюду - с берегов навстречу друг другу растут высокие дощатые помосты, с них в воду спускается проволока. Это - рыболовный экран. Забредшую в сети рыбу поднимает простенькая система рычагов и колёсиков. Мы скользим под сетями...
Не одни мы решили отдохнуть. Группа поддатых деревьев переходила реку и прилегла на полпути. Головами в середину. Завал впечатлял. Плыви мы на каркасе - сразу бы принялись вытаскивать байдарку на берег. Но эта анаконда умеет извиваться, ползать по упавшим деревьям и прыгать на торчащих сучках. Ударение на А.
Ткнулись в одну сторону, другую - есть узкий лаз, нос только сразу упирается. И ещё одна засада - сук торчит из воды. Прямо посередине прохода. Крайзер сначала его пытался утопить или расшатать - не вышло, пришлось идти поверху. Байдарка моментально застряла. Уж мы прыгали-прыгали... Ни в какую! Тогда Крайзер вылез на соседнее дерево, протащил байдарку и прыгнул обратно. Э-ге-гей! - струя вынесла нас, протащила и развернула. Я пищу и фотографирую завал с другой стороны
В полном восторге от себя, байдарки и нашего умения проходить завалы, мы бурно обсуждаем реку, энергично гребём и принимаемся спорить. Крайзер утверждает, что на берегу камень. Выход гранита. Я уверена, что гранита тут никакого нет, песочек, земля мягкая. Мы так громко разговариваем, что не сразу улавливаем звук.
Такой шум можно слышать только на сливе, пороге, где вода падает с камней.
Мы смолкаем и выпячиваем перископы. И видим - ...