Оцыпление
Я кралась к навозной куче. Бабушка окрикивала меня, я замирала столбиком у куста чёрной рябины, мученически жевала терпкие ягоды. Дежурный кот вился в моих ногах, предлагая себя в соучастники.
Окно бликовало, как плёнка на остывшем чае, бабушка бдительной чаинкой кружила в нём, пока заботы чайного донца не утягивали её. Силуэт растворялся, я облегчённо влезала в навозную кучу.
В жару сухая куча вымирала. Я запускала руки по локоть, искала червячков. Кот отмерял минуты взмявкиваниями. Набрав в карманы скудную шевелящуюся живность, спиной вперёд подходила к парнику. Мне не разрешали кормить цыплят, поэтому я кормила их тайно.
Отвязывала полиэтиленовый полог парника с цыплятами и забиралась внутрь, отпихивая пяткой кошачью морду, преисполненную миссионерского воодушевления. Кот плакал в щель, пустите, я профессиональный экзорцист, цыплята выдирали из моих пальцев лакомство, прыгали, верещали. Парник заливало жёлтым сиянием и высоким, как свист, писком. Я воображала, что нахожусь внутри лампочки, свет которой дают ненасытные цыплячьи мельтешения.
Бабушка выскакивала, бежала бить кота, выплёскивала "Ахтыж!.." Кот кидался в забор, в ужасе обнаруживал заколоченный лаз, летел по мостку через ручей в запертую калитку, нёсся с вытаращенными глазами назад, взмывал на забор. Дробью его нагоняли тщательно выговариваемые, полновесные ругательства.
Я затыкала изнутри полиэтилен и сидела, спрятав голову в колени.
Бабушка обходила парник, находила меня, распаренную и покрытую восторженными птичьими пометками. Солнечный день после цыплячьей лампочки казался блеклым, выцветшим... Я покорно отряхивалась, бродила по двору и снова караулила у рябины, и следующий кот тёрся о мои искусительно пахнущие коленки.
Кажется, цыпы выросли, перебрались в лес. Захватили лес берёзовым сиянием. Партизанские тёмные сосенки целыми батальонами сдаются, лапки вверх, помилуйте, мы больше не будем.
А внутри цыплячьей лампочки по-прежнему ярче, чем под открытым небом.
