Что плохого было в песне «День победы»?
Некий мужик умер, и на следующий день после похорон к вдове пришёл в гости её давний любовник и предложил заняться шурами-мурами. Вдова стала возражать, мол, неэтично, что она, типа, как бы в трауре, но он был настойчивым.
- Ладно, - сказала безутешная вдовица, - будь по-твоему. Но делай это медленно и торжественно.
© Советский анекдот
Эта песня, несмотря на вполне патриотическое содержание и нееврейское происхождение автора музыки (Тухманов, несмотря на имя Давид - армянин), текста (Харитонов - русский) и исполнителя (Сметанников - русский, а Лещенко - либо русский, либо украинец), не без труда пробила себе дорогу на ТВ и радио.
Хотя текст был безупречен как в идейном, так и в художественном смысле. До**ались до музыки. Отчасти из-за интриг в Союзе композиторов, которым заправляли старые газогенераторы, не жаловавшие молодого 35-летнего «выскочку», но были и претензии «по существу»: в музыке песни «День Победы» были услышаны синкопы и элементы не то танго, не то фокстрота. Не устраивали и современные методы оркестровки (например, использование бас-гитары). В конце концов, песня проломала барьеры благодаря зятю Брежнева Юрию Чурбанову, который заказал её для концерта на День милиции, а эту передачу пустили по ТВ без изъятий, ибо репертуар концерта для ментов определял не Лапин, а Щёлоков (ещё более, чем первый, приближенный к августейшему телу), а там её услышал и сам дорогой Леонид Ильич, и она ему очень понравилась.
Допустим, что синкопы (если бы я ещё знал, чё это за хрень) и элементы фокстрота там присутствовали. Но чего в этом особо плохого? В конечном итоге, идеологическую ценность любой песни определяет её текст, а здесь с этим было чики-пуки, сам Жданов не нашёл бы до чего до**аться. А если музыка написана в более современной манере, то это даже плюс - удастся скормить идейно правильную песню молодёжи, не прибегая к принуждению, вызывающему рефлекторное отторжение.
Свои проблемы были и у патриотических песен того же Тухманова «Родина» (я, ты, он, она) и «Ненаглядная сторона». А лет за 10-15 до той поры Никита топал ножкой по поводу того, что песня о Москве Арно Бабаджаняна, которую пел Муслим Магомаев, представляла собой в музыкальном смысле твист. Дерёвня, заправлявшая культур-мультуром, считала сочетание современных ритмов с идейно правильными текстами кощунством хуже танца пупусек в церкви, хотя просьб к Богородице деть куда-нибудь опостылевшего бровеносца в потёмках (хотя бы на пенсию, а можно - и к Богу в рай) эти песни не содержали.
И очень хорошо сформулировал подход тех лет, который, кажется, пытаются возродить в наши дни, писатель и блогер Дмитрий Губин. Правда, он ошибочно назвал это новейшей формулой: будучи 1964 года рождения, он должен был бы, по идее, знать, что явление весьма и весьма старое, старше него самого. И корни его даже не в статье Заславского «Сумбур вместо музыки», написанной с подачи Сталина и Жданова, а в деревенской пеньковости казённых культуртрегеров.
Вот что написал Губин:
Дело, следовательно ... в усиливающемся запрете на все, что не укладывается в новейшую русскую формулу «чувства выражать медленно и торжественно, подчеркивая патриотизм, опустив глаза долу». Это стало относиться ко всему, связанному с войной; ко всему, связанному с православием; ко всему, связанному с историей России.
Почему? Ведь даже Путин, кажется, не заявлял публично, что единственный допустимый сегодня стиль - величавая седовласая грусть.
Источник.
