Молох имени Скойбеды
Конечно, Ульяна Скойбеда здесь совсем не оригинальна. У неё были выдающиеся предшественники: Троцкий, Леонтьев и Достоевский (крайности сходятся - буйного революционера еврейской национальности с не менее буйными реакционерами, один из которых по градусу антисемитизма уверенно уделывал Гитлера с его унылой и скучной книжкой, объединяла гремучая смесь космизма, желания переделать весь мир в соответствии со своими представлениями о том, как надо, в сочетании с бескрайним презрением к мещанству), а за 8 веков до них - трубадур Бертран де Борн (почитайте Сирвенту и поймёте).
Скажем так: из современных авторов она выразила схожие настроения наиболее ярко и выпукло. Вот это, например:
« »
Открыв рот и прижимая к себе ребенка, я говорила: «Смотри, сын, смотри: это ты будешь помнить всю свою жизнь...»
Потому что вступать в конфронтацию со всем миром ради отстаивания своей правды и своих интересов - это СССР.
И быть готовым жить в бедности (потому что санкции со стороны мирового сообщества означают бедность) - это СССР. Когда весь народ готов ходить в резиновых сапогах, но только спасти Крым, когда не бросить братьев важнее, чем иметь тридцать сортов колбасы в холодильнике (хотя, замечу, есть и другой, добропорядочно-мещанский способ помочь братьям: пригласить их к себе, приютить на своих бескрайних просторах и поделиться колбасой, благо, её пока что много - прим. steissd)
И в последнее время выразителей подобных настроений всё больше и больше. И я заметил, что после прочтения их опусов, наполненных агрессивным космизмом и мессианством, просто не могу читать Ильфа с Петровым. Мне становится до боли жалко их второстепенных персонажей, пусть комичных, смешных и нелепых, но всё же живых и человечных, как бы из костей, кожи и мяса - мадам Грицацуеву и Васисуалия Лоханкина вкупе с инженерами Птибурдуковым, Щукиным и Брунсом, остряка Изнурёнкова, Серну Михайловну, кроссвордиста Синицкого, ничью бабушку, Митрича и Никиту Пряхина, слесаря-интеллигента Полесова, одноглазого шахматиста, монтёра Мечникова и Эллочку-людоедку, дворника Тихона и Адама Козлевича, даже безымянного пассажира с курицей в чемодане, рассказывающего соседям по купе неполиткорректные анекдоты про евреев. Для них наступали последние годы, когда можно было более или менее спокойно жить своей маленькой жизнью.
Но из-за горизонта уже скрежетало и грохотало: на них, с неумолимостью асфальтового катка надвигался истукан Скойбеды. Он не спрашивал их, хотят они отстаивать свою правду (об отстаивании своих интересов мадам брешет - бедность противоречит им, и это очевидно) или предпочли бы пусть не тридцать, а хотя бы пять сортов колбасы. «Колбаски захотел, сука?! (Удар в печень) На-ка, мля, получи в ливер! За жмыхом в очереди будешь давиться и славу мне петь, громко и радостно!».
Чёрный ворон репрессий переехал маленькую жизнь сравнительно небольшого числа людей, зато кровожадный идол Скойбеды растоптал практически всех. Кроме собственно её прототипов и прототипов её начальства. Эти-то жрали от пуза при всех властях и при всех обстоятельствах: и в пору побед и одолений, и тогда, когда немцы вышли на Волгу, и никто, включая Сталина и Гитлера, ещё не знал, чем закончится война (как-то читал мемуарную заметку гимнюка С.В.Михалкова: приехав в конце 1942 года с фронта, где он подвизался в редакциях газет, в Москву, он не без удовольствия отобедал деликатесами в «Арагви»; эта сволочь даже не понимала, что пишет нечто саморазоблачительное: настолько была уверена в своём высочайше пожалованном и посему неотчуждаемом праве на комфорт даже в тяжелейшие для всех времена). Отрыгнув шашлычно-коньячным духом, певцы доблести и самоотречения сочиняли очередные вирши и снимали очередные киношедевры, призывающие маленьких людей по обе стороны фронта приносить в жертву свои никчёмные жизни во имя того, чтобы у разных михалковых и лени рифеншталь не скудел рацион деликатесов и не пропадало вдохновение, обеспечивающее славу и обильные гонорары. Ничего нового: великий писатель и по совместительству позорная тыловая крыса Ф.М.Д. очень радовался началу духоподъёмной войны с туркой, будучи уверенным, что в силу заведомо непризывного возраста его кишки никакой аскер на штык не накрутит, это удовольствие, очищающее душу высоким страданием, прибережено для рядового Василия Пупкина и младшего унтера Потапа Бутылкина, а это - расходный материал, будет надо, бабы новых нарожают; зато сколько возвышенных сюжетов, аж дух захватывает и до самых эмпиреев приподнимает...
Я обыкновенный маленький человек. Не рвусь ни к подвигам, ни к помпезному гламуру. И не уполномочен говорить от имени других маленьких людей. Поэтому обращусь к кровожадным высокопарно мыслящим Молохам, которые, пребывая в сытости и неге, воспевают чужое самопожертвование, и совершенно серьёзно им скажу от своего лично имени: будьте вы прокляты. Во веки веков. У меня всё.
