поэты и переводчики
Уцепила сегодня случайно в буфете Г.М. Кружкова, и оживлённый разговор на тему перевода до того закрутил и завертел нас, что Г.М. проехал свою станцию метро, и ему пришлось спешно корректировать маршрут. И, конечно, при достаточно долгом разговоре всегда обнаруживается несогласие - в данном случае точкой несогласия послужило то, что Г.М. отстаивает право Настоящего Поэта переводить тексты с подстрочника, не зная языка. Его почему-то задело то, что я мечтаю увидеть перевод "Беовульфа", сделанный с языка оригинала. (Пикантность ситуации состоит в том, что сам Г.М. переводит в основном с Modern English, которым владеет блестяще - в противном случае я бы с ним в прения не вступала).
Довод, собственно, приводился старый: что вот "Гильгамеша" переводил филолог-востоковед, и перевод не пошёл, а когда его с подстрочника перевёл Липкин, то перевод имел читательский успех. Но я упорно не понимаю, как неудача конкретного филолога может доказывать то, что переводчик имеет право переводить с подстрочника. Неудачи переводчиков-филологов почему-то все любят злорадно подчёркивать, хотя набрать примеров неудачных переводов, сделанных Настоящими Поэтами, можно не меньше. Классический пример - Бальмонт, который безусловно поэт, как бы над ним ни смеялись, но его переводы никто не принимает всерьёз, их и перепечатывают только в том случае, когда альтернативы уж совсем нет. Да и много ли вообще людей переводило "Гильгамеша", чтобы этот случай был репрезентативным?
Я спросила Г.М., одобрил бы он, если бы кто-то начал переводить английских поэтов с подстрочника, не зная оригинала. Г.М. возразил, что английский - "ходовой язык", в отличие от редких и мёртвых языков. Но где граница между "ходовым" и "неходовым" языком? Среднеанглийский Чосера - это уже ходовой или ещё редкий и мёртвый язык?
Короче говоря, в подтексте - стандартная претензия к филологам, что, мол, "суха теория, мой друг", и не помогает она постичь мистическое таинство поэзии. Но если вдуматься, то из какой посылки исходят сторонники перевода с подстрочника? Из посылки, что в стихотворении есть некое содержание, которое можно успешно отделить от его языка и пересказать в подстрочнике. Ну и кто из нас сухой позитивист?
Довод, собственно, приводился старый: что вот "Гильгамеша" переводил филолог-востоковед, и перевод не пошёл, а когда его с подстрочника перевёл Липкин, то перевод имел читательский успех. Но я упорно не понимаю, как неудача конкретного филолога может доказывать то, что переводчик имеет право переводить с подстрочника. Неудачи переводчиков-филологов почему-то все любят злорадно подчёркивать, хотя набрать примеров неудачных переводов, сделанных Настоящими Поэтами, можно не меньше. Классический пример - Бальмонт, который безусловно поэт, как бы над ним ни смеялись, но его переводы никто не принимает всерьёз, их и перепечатывают только в том случае, когда альтернативы уж совсем нет. Да и много ли вообще людей переводило "Гильгамеша", чтобы этот случай был репрезентативным?
Я спросила Г.М., одобрил бы он, если бы кто-то начал переводить английских поэтов с подстрочника, не зная оригинала. Г.М. возразил, что английский - "ходовой язык", в отличие от редких и мёртвых языков. Но где граница между "ходовым" и "неходовым" языком? Среднеанглийский Чосера - это уже ходовой или ещё редкий и мёртвый язык?
Короче говоря, в подтексте - стандартная претензия к филологам, что, мол, "суха теория, мой друг", и не помогает она постичь мистическое таинство поэзии. Но если вдуматься, то из какой посылки исходят сторонники перевода с подстрочника? Из посылки, что в стихотворении есть некое содержание, которое можно успешно отделить от его языка и пересказать в подстрочнике. Ну и кто из нас сухой позитивист?