Политическое монофизитство
Не покидает ощущение, что самый большой недостаток политдискурса в рунете - искренняя любовь его носителей к истории, к её специфическому «геополитическому» варианту, бывшему в зените своей славы в первой половине 20-го века и в таком виде преподававшемся у нас ещё и до того времени, когда я сам учился в школе. В общих чертах такой подход суживает историю до политической, а политику в свою очередь представляет шахматной доской, на которой игроками и источниками воли являются нации, а конкретные политики по большому счету только играют роль проводников национальных чаяний, с разной степенью успешности. Поскольку всплеск популярности этого подхода совпал со всплеском секуляризации (я даже думаю, что был им обусловлен), то неудивительно, что место Бога заняли нации, а репутация и оценка эффективности того или иного правителя напрямую зависели от того, насколько в глазах историка он адекватно выражал народные чаяния подобно тому, как в Средние Века успешность монарха стояла в тесной связи с его богоугодностью. В результате политик из человека превращался в одномерную функцию и соответственно упрощался анализ его мотивов. Не знаю насколько это специфично для постСССР, но наше понимание власти, мне кажется, сегодня проистекает из этого видения правителя, как воронки, концентрирующей и направляющей силы всего народа, а демократия здесь играет роль варианта чисто технической процедуры выбора насадки на эту воронку. Вопрос широты полномочий и разделения управленческого труда мало кого интересует. По той же причине попытки объяснить поступки Сталина или Ивана Грозного влиянием их человеческих страстей воспринимаются некоторыми с теми же эмоциями, с какими мусульмане реагируют на догмат о вочеловечивании Бога. Нужно было видеть какие плач и скрежет зубов раздавались на гоблятнике по поводу «Царя» Лунгина, сам гуру восстанавливал попранного кумира форсом фильма Эйзенштейна, советской монографии 75-го года (я не читал, охотно верю, что она неплохая, но выбор конкретного труда, а не призыва просвещаться «на тему» в целом наводит на подозрение, что это либо единственное, что гуру читал сам, либо наиболее соответствующее его символу веры) и тезиса «увеличил территорию государства в сорок раз!».
Воспринимая таким образом политику, опрокинутую в прошлое, это схематическое представление переносится на настоящее и современные деятели в глазах своих судей лишаются большей части человеческих черт, превращаясь в действующие по заданной программе механизмы, а анализ их действий сводится к попыткам эту программу угадать либо, у тех, кто считает, что угадал к интерпретации каждого нового шага в соответствии с ней. На этой питательной почве выросли такие мемы конспирологии-лайт, как «хитрый план Путина», «иностранные агенты», «либеральное крыло Кремля» и т. д. Но, если отвлечься от грёз на высоте птичьего полета, то нет никаких причин видеть в действиях власти героизм, коварство или предательство, если их можно объяснить аффектом, расторопностью, личными убеждениями и некомпетентностью. Я не вижу ничего, что могло бы гарантировать свободу Путина от стереотипного образа мыслей, присущего мужчинам 50-60-х годов рождения, воспитанных на восприятии международной политики, как игры с нулевой суммой, в которой Россия одно из главных действующих лиц и, сравнивая его риторику с тем, что говорят представители этой социальной группы вокруг меня, не могу не признать справедливость утверждения «государство в России - единственный европеец». До этого года я слабо верил в пять миллионов доносов, отправленных лично Сталину, но сейчас часто слышу тоску по массовым расстрелам в интонациях нашего провинциального среднего класса, рассуждающего о «птенцах гнезда Грефа», оккупировавших Центробанк, и не уверен, что от поддержки рейтинга народной любви методом показательных процессов нас отделяет что-то большее, чем остатки кремлёвского благоразумия, которые может в любой момент смыть приступом страха.
Воспринимая таким образом политику, опрокинутую в прошлое, это схематическое представление переносится на настоящее и современные деятели в глазах своих судей лишаются большей части человеческих черт, превращаясь в действующие по заданной программе механизмы, а анализ их действий сводится к попыткам эту программу угадать либо, у тех, кто считает, что угадал к интерпретации каждого нового шага в соответствии с ней. На этой питательной почве выросли такие мемы конспирологии-лайт, как «хитрый план Путина», «иностранные агенты», «либеральное крыло Кремля» и т. д. Но, если отвлечься от грёз на высоте птичьего полета, то нет никаких причин видеть в действиях власти героизм, коварство или предательство, если их можно объяснить аффектом, расторопностью, личными убеждениями и некомпетентностью. Я не вижу ничего, что могло бы гарантировать свободу Путина от стереотипного образа мыслей, присущего мужчинам 50-60-х годов рождения, воспитанных на восприятии международной политики, как игры с нулевой суммой, в которой Россия одно из главных действующих лиц и, сравнивая его риторику с тем, что говорят представители этой социальной группы вокруг меня, не могу не признать справедливость утверждения «государство в России - единственный европеец». До этого года я слабо верил в пять миллионов доносов, отправленных лично Сталину, но сейчас часто слышу тоску по массовым расстрелам в интонациях нашего провинциального среднего класса, рассуждающего о «птенцах гнезда Грефа», оккупировавших Центробанк, и не уверен, что от поддержки рейтинга народной любви методом показательных процессов нас отделяет что-то большее, чем остатки кремлёвского благоразумия, которые может в любой момент смыть приступом страха.