Зима и синдром Туретта
Шо вчера было, братцы, шо вчера было.
Кто ж его, кроме гисметео, этот снегопад, ждал! Каждый год в это время какая-нибудь альтернативно одаренная фура решает объехать пробку через мой район, и намертво встает на подъемчике в коттеджном поселке. Хоть сдохни, намертво, безо всякой надежды за ним встает все шоссе, и несколько сотен машин оказываются заперты в ста метрах от МКАДа. Все. Приехали. Можно выходить, знакомиться, жениться, иными словами, всяко предаваться. Или, как я, - бросать такси и с такими же умниками пилить пешком по темному шоссе по колено в снегу под мрачными взглядами ненавидящих тебя водителей. То есть, в отличие от этих водителей, которым тут до утра, через час гарантированно окажешься дома. Но через час. Но окажешься. Но - через час.
К подвигу, друзья, я оказалась не готова. То есть, вычеркивать меня можно было сразу. Где-то метров через двести я поняла, что, наверное, сдохну (впереди оставалось еще километра два), а сзади все напирал какой-то неутомимый пешеход. Через несколько сопливых интеллигентских сапоги-на-каблуках-не-могу-быстрее-прости-меня-Васенька-дуру-грешную, я развернулась и страшным рыком обругала чувака мудаком, сукой и ёбаным королевским скороходом. Чувак куда-то растворился (думаю, засел пережидать страшное под мостом), а я вошла во вкус: приступ синдрома Туретта как-то облегчал процесс. Досталось погоде, какому-то фордфокусу, румяной бабушке с сумкой на колесах и гаишнику, непонятно как сюда затесавшемуся. Правда, в процессе я упала, но, поскольку упала в стороне от дороги, решила некоторое время не подниматься, лежала и обреченно смотрела, как в темном небе мечется снег. Идти оставалось километра полтора, когда мне позвонила моя благородная мать, дескать, где я. "Сука, в рот облямудевшая мудопроебина, пробка в честь, сука, снегопада", - кротко пояснила я, - "Даю Лешу", - сориентировалась моя благородная мать и быстро всучила трубку ничего не подозревавшему дражайшему супругу, который после трудового дня тихо жарил картошку в ожидании своей ангельской жены. "Убью на хуй членосос адов пиздец сука в сраку ебать, через полчаса буду", - поприветствовала я дражайшего, а дальше при помощи лома и такой-то матери объяснила где я нахожусь, каково тут, и почему меня не надо встречать. "Спасибо, - бесцветно поблагодарил мою благородную мать дражайший супруг, аккуратно откладывая ее телефон в сторону, - что позвали, очень бодрит".
Уже практически на финише я пошла срезать угол через стройку, которую тут затеял местный олигарх, решивший осчастливить малую родину вторым храмом Христа Спасителя. Мне наперерез, с целью обезвредить и пресечь, побежал охранник, и, друзья мои, сильно зря. Секунд в двадцать я уложила такой великолепным матерный загиб, из которого, к несчастью, помню только вступление "ебаааать тебя немытым кирпичом", что бедняга побледнел и посторонился в духе "я не нанимался за эти копейки страсть такую терпеть".
Когда я наконец добралась до дома, там было тихо - все попрятались и старались не особо отсвечивать, но я, собственно, не об этом. Полюбуйтесь, что я с утра, за восемь часов до своей славной прогулки, ответила Игнату Игнатычу, когда та заявила, что в такую адову погоду из дома не выйдет и переебись оно все пополам:
"я: ...да ну тебя, слушать противно, не будь муфлоном. Хоть на балкон выйди: такая свежесть, бодрит потрясающе, хочется жить, даже как-то дышится в этом снегу по-другому, обожаю такую погоду".
Дада. Спасибо, я все осознала.
Кто ж его, кроме гисметео, этот снегопад, ждал! Каждый год в это время какая-нибудь альтернативно одаренная фура решает объехать пробку через мой район, и намертво встает на подъемчике в коттеджном поселке. Хоть сдохни, намертво, безо всякой надежды за ним встает все шоссе, и несколько сотен машин оказываются заперты в ста метрах от МКАДа. Все. Приехали. Можно выходить, знакомиться, жениться, иными словами, всяко предаваться. Или, как я, - бросать такси и с такими же умниками пилить пешком по темному шоссе по колено в снегу под мрачными взглядами ненавидящих тебя водителей. То есть, в отличие от этих водителей, которым тут до утра, через час гарантированно окажешься дома. Но через час. Но окажешься. Но - через час.
К подвигу, друзья, я оказалась не готова. То есть, вычеркивать меня можно было сразу. Где-то метров через двести я поняла, что, наверное, сдохну (впереди оставалось еще километра два), а сзади все напирал какой-то неутомимый пешеход. Через несколько сопливых интеллигентских сапоги-на-каблуках-не-могу-быстрее-прости-меня-Васенька-дуру-грешную, я развернулась и страшным рыком обругала чувака мудаком, сукой и ёбаным королевским скороходом. Чувак куда-то растворился (думаю, засел пережидать страшное под мостом), а я вошла во вкус: приступ синдрома Туретта как-то облегчал процесс. Досталось погоде, какому-то фордфокусу, румяной бабушке с сумкой на колесах и гаишнику, непонятно как сюда затесавшемуся. Правда, в процессе я упала, но, поскольку упала в стороне от дороги, решила некоторое время не подниматься, лежала и обреченно смотрела, как в темном небе мечется снег. Идти оставалось километра полтора, когда мне позвонила моя благородная мать, дескать, где я. "Сука, в рот облямудевшая мудопроебина, пробка в честь, сука, снегопада", - кротко пояснила я, - "Даю Лешу", - сориентировалась моя благородная мать и быстро всучила трубку ничего не подозревавшему дражайшему супругу, который после трудового дня тихо жарил картошку в ожидании своей ангельской жены. "Убью на хуй членосос адов пиздец сука в сраку ебать, через полчаса буду", - поприветствовала я дражайшего, а дальше при помощи лома и такой-то матери объяснила где я нахожусь, каково тут, и почему меня не надо встречать. "Спасибо, - бесцветно поблагодарил мою благородную мать дражайший супруг, аккуратно откладывая ее телефон в сторону, - что позвали, очень бодрит".
Уже практически на финише я пошла срезать угол через стройку, которую тут затеял местный олигарх, решивший осчастливить малую родину вторым храмом Христа Спасителя. Мне наперерез, с целью обезвредить и пресечь, побежал охранник, и, друзья мои, сильно зря. Секунд в двадцать я уложила такой великолепным матерный загиб, из которого, к несчастью, помню только вступление "ебаааать тебя немытым кирпичом", что бедняга побледнел и посторонился в духе "я не нанимался за эти копейки страсть такую терпеть".
Когда я наконец добралась до дома, там было тихо - все попрятались и старались не особо отсвечивать, но я, собственно, не об этом. Полюбуйтесь, что я с утра, за восемь часов до своей славной прогулки, ответила Игнату Игнатычу, когда та заявила, что в такую адову погоду из дома не выйдет и переебись оно все пополам:
"я: ...да ну тебя, слушать противно, не будь муфлоном. Хоть на балкон выйди: такая свежесть, бодрит потрясающе, хочется жить, даже как-то дышится в этом снегу по-другому, обожаю такую погоду".
Дада. Спасибо, я все осознала.