Вербное воскресенье, Пасха и космос: удивительный день по Виктору Драгунскому
Сегодня утром имел место следующий диалог по WhatsApp.
Входящий: С днём космонавтики, дорогие товарищи!
Исходящий: С праздником, Дорогой Товарищ! На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы. Равно как с православным Вербным воскресеньем и католическим Воскресением Христовым.
12 апреля 1961 года моя мама была в парикмахерской. Во включённой, как фон, радиоточке, прервав передачу в полслова, зазвучали позывные "Широка страна моя родная", а затем заговорил очень хорошо известный нескольким поколениям голос Юрия Борисовича Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаём сообщение ТАСС". Вся парикмахерская, естественно, замерла, а, выслушав, прервала всё, все стали поздравлять друг друга. Мама, выйдя на улицу, сразу из телефонной будки позвонила домой. Пока дошла, люди на улице уже обнимались, как до революции на "Христос Воскресе!". На дворе стояло хрущёвское настроение раскрепощенной склонности к ликованию. Этого я помнить не могу, знаю по рассказам. 12 апреля 1961 в космосе побывал первый человек Юрий Алексеевич Гагарин.
Прошло пять лет. Мне, пошедшему в детский сад, дома читали уже не только крошечные сказки. Первой моей книгой объёмом побольше были "Денискины рассказы" Виктора Юзефовича Драгунского. Эту книжку я невероятно, с большой любовью ценю поныне. Имеющий прямое отношение к космосу, игрушечному и настоящему, рассказ "Удивительный день" - чтения минут десять-двенадцать, благо нынче появилось и гуляет свободное время. У рассказа для удобства меньший шрифт. За ним моя дальнейшая космическо-пасхальная лирика, ещё минут шесть-семь.
Виктор Драгунский
У Д И В И Т Е Л Ь Н Ы Й Д Е Н Ь
Несколько дней тому назад мы начали строить площадку для запуска космического корабля и вот до сих пор не кончили, а я сначала думал, что раз-два-три - и у нас сразу все будет готово. Но дело как-то не клеилось, а все потому, что мы не знали, какая она должна быть, эта площадка.
У нас не было плана.
Тогда я пошел домой. Взял листок бумажки и нарисовал на нем, что куда: где вход, где выход, где одеваться, где космонавта провожают и где кнопку нажимать. Это все получилось у меня очень здорово, особенно кнопка. А когда я нарисовал площадку, я заодно пририсовал к ней и ракету. И первую ступеньку, и вторую, и кабину космонавта, где он будет вести научные наблюдения, и отдельный закуток, где он будет обедать, и я даже придумал, где ему умываться, и изобрел для этого самовыдвигающиеся ведра, чтобы он в них собирал дождевую воду.
И когда я показал этот план Аленке, Мишке и Костику, им всем очень понравилось. Только ведра Мишка зачеркнул.
Он сказал:
- Они будут тормозить.
И Костик сказал:
- Конечно, конечно! Убери эти ведра.
И Аленка сказала:
- Ну их совсем!
И я тогда не стал с ними спорить, и мы прекратили всякие ненужные разговоры и принялись за работу. Мы достали тяжеленную трамбушку. Я и Мишка колотили ею по земле. А позади нас шла Аленка и подравнивала за нами прямо сандаликами. Они у нее были новенькие, красивые, а через пять минут стали серые. Перекрасились от пыли.
Мы чудесно утрамбовали площадку и работали дружно. И к нам еще один парень присоединился, Андрюшка, ему шесть лет. Он хотя немножко рыжеватый, но довольно сообразительный. А в самый разгар работы открылось окно на четвертом этаже, и Аленкина мама крикнула:
- Аленка! Домой сейчас же! Завтракать!
И когда Аленка убежала, Костик сказал:
- Еще лучше, что ушла!
А Мишка сказал:
- Жалко. Все-таки рабочая сила...
Я сказал:
- Давайте приналяжем!
И мы приналегли, и очень скоро площадка была совершенно готова. Мишка ее осмотрел, засмеялся от удовольствия и говорит:
- Теперь главное дело надо решить: кто будет космонавтом.
Андрюшка сейчас же откликнулся:
- Я буду космонавтом, потому что я самый маленький, меньше всех вешу!
А Костик:
- Это еще неизвестно. Я болел, я знаешь как похудел? На три кило! Я космонавт.
Мы с Мишкой только переглянулись. Эти чертенята уже решили, что они будут космонавтами, а про нас как будто и забыли.
А ведь это я всю игру придумал. И, ясное дело, я и буду космонавтом!
И только я успел так подумать, как Мишка вдруг заявляет:
- А кто всей работой тут сейчас командовал? А? Я командовал! Значит, я буду космонавтом!
Это все мне совершенно не понравилось. Я сказал:
- Давайте сначала ракету выстроим. А потом сделаем испытания на космонавта. А потом и запуск назначим.
Они сразу обрадовались, что еще много игры осталось, и Андрюшка сказал:
- Даешь ракету строить!
Костик сказал:
- Правильно!
А Мишка сказал:
- Ну что ж, я согласен.
Мы стали строить ракету прямо на нашей пусковой площадке. Там лежала здоровенная пузатая бочка. В ней раньше был мел, а теперь она валялась пустая. Она была деревянная и почти совершенно целая, и я сразу все сообразил и сказал:
- Вот это будет кабина. Здесь любой космонавт может поместиться, даже самый настоящий, не то что я или Мишка.
И мы эту бочку поставили на середку, и Костик сейчас же приволок с черного хода какой-то старый ничей самовар. Он его приделал к бочке, чтобы заливать туда горючее. Получилось очень складно. Мы с Мишкой сделали внутреннее устройство и два окошечка по бокам: это были иллюминаторы для наблюдения. Андрюшка притащил довольно здоровый ящик с крышкой и наполовину всунул его в бочку. Я сначала не понял, что это такое, и спросил Андрюшку:
- Это зачем?
А он сказал:
- Как - зачем? Это вторая ступеня!
Мишка сказал:
- Молодец!
И у нас работа закипела вовсю. Мы достали разных красок, и несколько кусочков жести, и гвоздей, и веревочек, и протянули эти веревочки вдоль ракеты, и жестянки прибили к хвостовому оперению, и подкрасили длинные полосы по всему бочкиному боку, и много еще чего понаделали, всего не перескажешь. И когда мы увидели, что все у нас готово, Мишка вдруг отвернул краник у самовара, который был у нас баком для горючего. Мишка отвернул краник, но оттуда ничего не потекло. Мишка ужасно разгорячился, он потрогал пальцем снизу сухой краник, повернулся к Андрюшке, который считался у нас главным инженером, и заорал:
- Вы что? Что вы наделали?
Андрюшка сказал:
- А что?
Тогда Мишка вконец разозлился и еще хуже заорал:
- Молчать! Вы главный инженер или что?
Андрюшка сказал:
- Я главный инженер. А чего ты орешь?
А Мишка:
- Где же горючее в машине? Ведь в самоваре... то есть в баке, нет ни капли горючего.
А Андрюшка:
- Ну и что?
Тогда Мишка ему:
- А вот как дам, тогда узнаешь «ну и что»!
Тут я вмешался и крикнул:
- Наполнить бак! Механик, быстро!
И я грозно посмотрел на Костика. Он сейчас же сообразил, что это он и есть механик, схватил ведерко и побежал в котельную за водой. Он там набрал полведра горячей воды, прибежал обратно, влез на кирпич и стал заливать.
Он наливал воду в самовар и кричал:
- Есть горючее! Все в порядке!
А Мишка стоял под самоваром и ругал Андрюшку на чем свет стоит.
А тут на Мишку полилась вода. Она была не горячая, но ничего себе, довольно чувствительная, и, когда она залилась Мишке за воротник и на голову, он здорово испугался и отскочил как ошпаренный. Самовар-то был, видать, дырявый. Он Мишку почти всего окатил, а главный инженер злорадно захохотал:
- Так тебе и надо!
У Мишки прямо засверкали глаза.
И я увидел, что Мишка сейчас даст этому нахальному инженеру по шее, поэтому я быстро встал между ними и сказал:
- Слушайте, а как же мы назовем наш корабль?
- «Торпедо»... - сказал Костик.
- Или «Спартак», - перебил Андрюшка, - а то «Динамо».
Мишка опять обиделся и сказал:
- Нет уж, тогда ЦСКА!
Я им сказал:
- Ведь это же не футбол! Вы еще нашу ракету «Пахтакор» назовите! Надо назвать «Восток-2»! Потому что у Гагарина просто «Восток» называется корабль, а у нас будет «Восток-2»!.. На, Мишка, краску, пиши!
Он сейчас же взял кисточку и принялся малевать, сопя носом. Он даже высунул язык. Мы стали глядеть на него, но он сказал:
- Не мешайте! Не глядите под руку!
И мы от него отошли.
А я в это время взял градусник, который я утащил из ванной, и измерил Андрюшке температуру. У него оказалось сорок восемь и шесть. Я просто схватился за голову: я никогда не видел, чтобы у обыкновенного мальчика была такая высокая температура. Я сказал:
- Это какой-то ужас! У тебя, наверно, ревматизм или тиф. Температура сорок восемь и шесть! Отойди в сторону.
Он отошел, но тут вмешался Костик:
- Теперь осмотри меня! Я тоже хочу быть космонавтом!
Вот какое несчастье получается: все хотят! Прямо отбою от них нет. Всякая мелюзга, а туда же!
Я сказал Костику:
- Во-первых, ты после кори. И тебе никакая мама не разрешит быть космонавтом. А во-вторых, покажи язык!
Он моментально высунул кончик своего языка. Язык был розовый и мокрый, но его было мало видно.
Я сказал:
- Что ты мне какой-то кончик показываешь! Давай весь вываливай!
Он сейчас же вывалил весь свой язык, так что чуть до воротника не достал. Неприятно было на это смотреть, и я ему сказал:
- Все, все, хватит! Довольно! Можешь убирать свой язык. Чересчур он у тебя длинный, вот что. Просто ужасно длиннющий. Я даже удивляюсь, как он у тебя во рту укладывается.
Костик совершенно растерялся, но потом все-таки опомнился, захлопал глазами и говорит с угрозой:
- Ты не трещи! Ты прямо скажи: гожусь я в космонавты?
Тогда я сказал:
- С таким-то языком? Конечно, нет! Ты что, не понимаешь, что если у космонавта длинный язык, он уже никуда не годится? Он ведь всем на свете разболтает все секреты: где какая звезда вертится, и все такое... Нет, ты, Костик, лучше успокойся! С твоим язычищем лучше на Земле сидеть.
Тут Костик ни с того ни с сего покраснел, как помидор. Он отступил от меня на шаг, сжал кулаки, и я понял, что сейчас у нас с ним начнется самая настоящая драка. Поэтому я тоже быстро поплевал в кулаки и выставил ногу вперед, чтобы была настоящая боксерская поза, как на фотографии у чемпиона легкого веса.
Костик сказал:
- Сейчас дам плюху!
А я сказал:
- Сам схватишь две!
Он сказал:
- Будешь валяться на земле!
А я ему:
- Считай, что ты уже умер!
Тогда он подумал и сказал:
- Неохота что-то связываться...
А я:
- Ну и замолкни!
И тут Мишка закричал нам от ракеты:
- Эй, Костик, Дениска, Андрюшка! Идите надпись смотреть.
Мы побежали к Мишке и стали глядеть. Ничего себе была надпись, только кривая и в конце завивалась книзу. Андрюшка сказал:
- Во здорово!
И Костик сказал:
- Блеск!
А я ничего не сказал. Потому что там было написано так: «ВАСТОК-2».
Я не стал этим Мишку допекать, а подошел и исправил обе ошибки. Я написал: «ВОСТОГ-2».
И все. Мишка покраснел и промолчал. Потом он подошел ко мне, взял под козырек.
- Когда назначаете запуск? - спросил Мишка.
Я сказал:
- Через час!
Мишка сказал:
- Ноль-ноль?
И я ответил:
- Ноль-ноль!
Прежде всего нам нужно было достать взрывчатку. Это было нелегкое дело, но кое-что все-таки набралось. Во-первых, Андрюшка притащил десять штук елочных бенгальских огней. Потом Мишка тоже принес какой-то пакетик, - я забыл, как называется, вроде борной кислоты. Мишка сказал, что эта кислота очень красиво горит. А я приволок две шутихи, они у меня еще с прошлого года в ящике валялись. И мы взяли трубу от нашего самовара-бака, заткнули с одного конца тряпкой и затолкали туда всю нашу взрывчатку и утрясли ее как следует. А потом Костик принес какой-то поясок от маминого халата, и мы сделали из него бикфордов шнур. Всю нашу трубу мы уложили во вторую ступеньку ракеты и привязали ее веревками, а шнур вытащили наружу, и он лежал за нашей ракетой на земле, как хвост от змеи.
И теперь все у нас было готово.
- Теперь, - сказал Мишка, - пришла пора решать, кто полетит. Ты или я, потому что Андрюшка и Костик пока еще не подходят.
- Да, - сказал я, - они не подходят по состоянию здоровья.
Как только я это сказал, так из Андрюшки сейчас же закапали слезы, а Костик отвернулся и стал колупать стену, потому что из него тоже, наверно, закапало, но он стеснялся, что вот ему уже скоро семь, а он плачет. Тогда я сказал:
- Костик назначается Главным Зажигателем!
Мишка добавил:
- А Андрюшка назначается Главным Запускателем!
Тут они оба повернулись к нам, и лица у них стали гораздо веселее, и никаких слез не стало видно, просто удивительно!
Тогда я сказал:
- Мишка, а мы давай считаться на космонавта.
Мишка сказал:
- Только, чур, я считаю!
И мы стали считаться:
- Заяц-белый-куда-бегал-в-лес-дубовый-чего-делал-лыки-драл-куда-клал- под-колоду-кто-украл-Спиридон-Мор-дель-он-тинтиль-винтиль-выйди-вон!
Мишке вышло выйти вон. Он, конечно, постарше и Костика и Андрюшки, но глаза у него стали такие печальные, что не ему лететь, просто ужас!
Я сказал:
- Мишка, ты в следующий полет полетишь безо всякой считалки, ладно?
А он сказал:
- Давай садись!
Что ж, ничего не поделаешь, мне ведь по-честному досталось. Мы с ним считались, и он сам считал, а мне выпало, тут уж ничего не поделаешь. И я сразу полез в бочку. Там было темно и тесно, особенно мне мешала вторая ступенька. Из-за нее нельзя было спокойно лежать, она впивалась в бок. Я хотел повернуться и лечь на живот: но тут же треснулся головой о бак, он впереди торчал. Я подумал, что, конечно, космонавту трудно сидеть в кабине, потому что аппаратуры очень много, даже чересчур! Но все-таки я приспособился, и свернулся в три погибели, и лег, и стал ждать запуска.
И вот слышу - Мишка кричит:
- Подготовьсь! Смиррнаа! Запускатель, не ковыряй в носу! Иди к моторам.
И сразу Андрюшкин голос:
- Есть к моторам!
И я понял, что скоро запуск, и стал лежать дальше.
И вот слышу - Мишка опять командует:
- Главный Зажигатель! Готовьсь! Зажж...
И сразу я услышал, как Костик завозился со своим спичечным коробком и, кажется, не может от волнения достать спичку, а Мишка, конечно, растягивает команду, чтобы все вместе совпало - и Костикина спичка и его команда. Вот он и тянет:
- Зажж...
И я подумал: ну, сейчас! И даже сердце заколотилось! А Костик все еще брякает спичками. Мне ясно представилось, как у него руки трясутся и он не может ухватить спичку.
А Мишка свое:
- Зажж... Давай же, вахля несчастная! Зажжж...
И вдруг я ясно услышал: чирк!
И Мишкин радостный голос:
- ...жжи-гай! Зажигай!
Я глаза зажмурил, съежился и приготовился лететь. Вот было бы здорово, если б это вправду, все бы с ума посходили, и я еще сильнее зажмурил глаза. Но ничего не было: ни взрыва, ни толчка, ни огня, ни дыму - ничего. И это наконец мне надоело, и я заорал из бочки:
- Скоро там, что ли? У меня весь бок отлежался - ноет!
И тут ко мне в ракету залез Мишка. Он сказал:
- Заело. Бикфордов шнур отказал.
Я чуть ногой не лягнул его от злости:
- Эх, вы, инженеры называются! Простую ракету запустить не можете! А ну, давайте я!
И я вылез из ракеты. Андрюшка и Костик возились со шнуром, и у них ничего не выходило. Я сказал:
- Товарищ Мишка! Снимите с работы этих дураков! Я сам!
И подошел к самоварной трубе и первым делом начисто оторвал ихний мамин бикфордов поясок. Я им крикнул:
- А ну, разойдитесь! Живо!
И они все разбежались кто куда. А я запустил руку в трубу, и снова там все перемешал, и бенгальские огоньки уложил сверху. Потом я зажег спичку и сунул ее в трубу. Я закричал:
- Держитесь!
И отбежал в сторону. Я и не думал, что будет что-нибудь особенное, ведь там, в трубе, ничего такого не было. Я хотел сейчас во весь голос крикнуть: «Бух, таррарах!» - как будто это взрыв, чтобы играть дальше. И я уже набрал воздуху и хотел крикнуть погромче, но в это время в трубе что-то ка-ак свистнет да ка-ак даст! И труба отлетела от второй ступени, и стала подлетать, и падать, и дым!.. А потом как бабахнет! Ого! Это, наверно, шутихи там сработали, не знаю, или Мишкин порошок! Бах! Бах! Бах! Я, наверно, от этого баханья немножко струсил, потому что я увидел перед собою дверь, и решил в нее убежать, и открыл, и вошел в эту дверь, но это оказалась не дверь, а окно, и я прямо как вбежал в него, так оступился и упал прямо в наше домоуправление. Там за столом сидела Зинаида Ивановна, и она на машинке считала, кому сколько за квартиру платить. А когда она меня увидела, она, наверно, не сразу меня узнала, потому что я запачканный был, прямо из грязной бочки, лохматый и даже кое-где порванный. Она просто обомлела, когда я упал к ней из окна, и она стала обеими руками от меня отмахиваться. Она кричала:
- Что это? Кто это?
И наверно, я здорово смахивал на черта или на какое-нибудь подземное чудовище, потому что она совсем потеряла рассудок и стала кричать на меня так, как будто я был имя существительное среднего рода.
- Пошло вон! Пошло вон отсюда! Вон пошло!
А я встал на ноги, прижал руки по швам и вежливо ей сказал:
- Здравствуйте, Зинаида Иванна! Не волнуйтесь, это я!
И стал потихоньку пробираться к выходу. А Зинаида Ивановна кричала мне вдогонку:
- А, это Денис! Хорошо же!.. Погоди!.. Ты у меня узнаешь!.. Все расскажу Алексею Акимычу!
И у меня от этих криков очень испортилось настроение. Потому что Алексей Акимыч - наш управдом. И он меня к маме отведет и папе нажалуется, и будет мне плохо. И я подумал, как хорошо, что его не было в домоуправлении и что мне, пожалуй, все-таки денька два-три надо не попадаться ему на глаза, пока все уладится. И тут у меня опять стало хорошее настроение, и я бодро-весело вышел из домоуправления. И как только я очутился во дворе, я сразу увидел целую толпу наших ребят. Они бежали и галдели, а впереди них довольно резво бежал Алексей Акимыч. Я страшно испугался. Я подумал, что он увидел нашу ракету, как она лежит взорванная, и, может быть, проклятая труба побила окна или еще что-нибудь, и вот он теперь бежит разыскивать виноватого, и ему кто-нибудь сказал, что это я главный виноватый, и вот он меня увидел, я прямо торчал перед ним, и сейчас он меня схватит! Я это все подумал в одну секунду, и, пока я все это додумывал, я уже бежал от Алексея Акимыча во всю мочь, но через плечо увидел, что он припустился за мной со всех ног, и я тогда побежал мимо садика, и направо, и бежал вокруг грибка, но Алексей Акимыч кинулся ко мне наперерез и прямо в брюках прошлепал через фонтан, и у меня сердце упало в пятки, и тут он меня ухватил за рубашку. И я подумал: все, конец. А он перехватил меня двумя руками под мышки и как подкинет вверх! А я терпеть не могу, когда меня за подмышки поднимают: мне от этого щекотно, и я корчусь как не знаю кто и вырываюсь. И вот я гляжу на него сверху и корчусь, а он смотрит на меня и вдруг заявляет ни с того ни с сего:
- Кричи «ура»! Ну! Кричи сейчас же «ура»!
И тут я еще больше испугался: я подумал, что он с ума сошел. И что, пожалуй, не надо с ним спорить, раз он сумасшедший. И я крикнул не слишком-то громко:
- Ура!.. А в чем дело-то?
И тут Алексей Акимыч поставил меня наземь и говорит:
- А в том дело, что сегодня второго космонавта запустили! Товарища Германа Титова! Ну, что, не ура, что ли?
Тут я как закричу:
- Конечно, ура! Еще какое ура-то!
Я так крикнул, что голуби вверх шарахнулись. А Алексей Акимыч улыбнулся и пошел в свое домоуправление.
А мы всей толпой побежали к громкоговорителю и целый час слушали, что передавали про товарища Германа Титова, и про его полет, и как он ест, и все, все, все. А когда в радио наступил перерыв, я сказал:
- А где же Мишка?
И вдруг слышу:
- Я вот он!
И правда, оказывается, он рядом стоит. Я в такой горячке был, что его и не заметил. Я сказал:
- Ты где был?
- Я тут. Я все время тут.
Я спросил:
- А как наша ракета? Взорвалась небось на тысячи кусков?
А Мишка:
- Что ты! Целехонька! Это только труба так тарахтела. А ракета, что ей сделается? Стоит как ни в чем не бывало!
- Бежим посмотрим?
И когда мы прибежали, я увидел, что все в порядке, все цело и можно играть еще сколько угодно. Я сказал:
- Мишка, а теперь два, значит, космонавта?
Он сказал:
- Ну да. Гагарин и Титов.
А я сказал:
- Они, наверно, друзья?
- Конечно, - сказал Мишка, - еще какие друзья!
Тогда я положил Мишке руку на плечо. У него узкое было плечо и тонкое. И мы с ним постояли смирно и помолчали, а потом я сказал:
- И мы с тобой друзья, Мишка. И мы с тобой вместе полетим в следующий полет.
И тогда я подошел к ракете, и нашел краску, и дал ее Мишке, чтобы он подержал. И он стоял рядом, и держал краску, и смотрел, как я рисую, и сопел, как будто мы вместе рисовали. И я увидел еще одну ошибку и тоже исправил, и когда я закончил, мы отошли с ним на два шага назад и посмотрели, как красиво было написано на нашем чудесном корабле «ВОСТОК-3».
* * *
B своей жизни я видел нескольких космонавтов. Первым был Алексей Архипович Леонов. Моя школа в Москве - Шестьдесят девятая школа в Воеводином переулке (изначально и ныне Каменнослободском) - проводила, возглавляемая директором Владимиром Сидоровичем Ивановым, достойную большого уважения широкую внеклассную деятельность. В частности, на встречу со старшеклассниками был приглашён космонавт Леонов, тогда полковник.
Алексей Архипович Леонов (1934-2019)
Я ходил в первый класс, выглядел моложе своих лет, среди двух первых классов был самым маленьким плюс шёл в первоклашки-отличники, и наша учительница взяла меня в актовый зал на встречу, как единственного не старшеклассника, но чтобы я сидел не слишком заметным и не прыгал. Космонавт рассказывал прежде всего о своём первом в истории выходе в открытый космос за пределы корабля; помню, что периодически шутил. О том, что он тогда чуть не погиб, я узнал десятилетия спустя.
Прошёл год. И полтора года с момента катастрофы космического корабля нового, пришедшего на смену "Востокам" и "Восходам" типа "Союз" - "Союза-1", на котором погиб космонавт Комаров. И вот снова по радио характерные позывные и моментально узнаваемый, вошедший в историю голос Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаём сообщение ТАСС". В тот же вечер я сделал на листе из альбома для рисования первую свою домашнюю стенгазету цветными карандашами с ракетой в звёздном небе и текстом "В космосе на "Союзе-3" Георгий Тимофеевич Береговой!" Радость дома, в школе, в газетах. А спустя неполные две недели довелось мне быть достаточно близко от мавзолея в первом ряду для малышни на Красной площади на параде 7 ноября. По его окончании, прежде чем народ стал расходиться, появился космонавт Береговой значительно выше других взрослых и в свежих погонах генерал-майора на шинели.
Георгий Тимофеевич Береговой (1921-1995)
Единственный космонавт, имеющий звезды Героя Советского Союза и за Великую Отечественную войну,
и за полёт в космос
Близ-стоящие радостно загудели, а великий человек нагнулся и нескольким малышам пожал руку, мне в том числе - я сразу взмыл на седьмое небо. На нём же я вернулся домой, полон рассказов про рукопожатие.
Спустя несколько лет и уже, как старшеклассник, а не за красивые глазки, я побывал на встрече в актовом зале школы с космонавтом Владимиром Аксёновым, гражданским борт-инженером, вернувшимся тогда из своего первого полёта, корабль "Союз-22".
Владимир Викторович Аксёнов (род. 1935)
с двумя звёздами за оба уже своих полёта
После его рассказа разрешено было задавать вопросы из зала, и один из первых, мальчиковым голосом, звучал:
- Скажите, у вас в школе какие были отметки?
Космонавт заулыбался:
- Ну что ж, должен сказать, что учился я хорошо и в старших классах получал даже, как тогда называлось, похвальный лист.
На что вмешалась завуч:
- Спасибо, Владимир Викторович, - и далее в зал: - А вы чтó думали, чтó хотели? Надеялись, что плохо? То-то и оно. Чтобы стать космонавтом и вообще достойным человеком, учиться надо очень хорошо!
А потом я был студентом первого курса Варшавского университета, и летом при моём переходе на второй курс в космос на "Союзе-30" полетел кресовянин, потомок кресовой шляхты, уроженец села Липники на Волыни, майор Польских Военно-воздушных сил Мирослав Гермашевский.
Mirosław Hermaszewski (ur. 1941)
Экипаж состоял из двух человек, командир корабля - уроженец Бреста на Буге полковник Пётр Ильич Климук.
Девятидневный полёт включал стыковку с орбитальной станцией "Салют-6".
A Польша в то время была уже объектом подготовки к торжеству мировой демократии. Стечением обстоятельств полёт совпал с перебоем поставок в Варшаве туалетной бумаги, в связи с чем в эфире польскоговорящих радиостанций западных партнёров (в Польской Народной Республике их не боялись, и радио-глушения не было вообще), а также сразу же затем в так называемом "втором обороте", то есть в ходивших по рукам текстах самиздата, выражалась радость массовостью напечатанных в стране плакатов "Первый поляк в космосе" и давались технические советы, как с максимально полезным возвратом сдирать их с тумб и стен и как затем использовать. Это то, что во Франции называется издавна la couleur locale - местный колорит.
Вернувшись из полёта, космонавты принимались на высшем возможном уровне в обеих странах, в Польше с очень большими торжествами. В частности, в Варшаве их пригласили на специальное торжественное заседание Сейма (польского парламента). Открыл заседание, как полагается, маршал Сейма, за ним выступил с речью глава страны, первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии Эдвард Герэк, потом по очереди космонавты, далее несколько депутатов. Мирослав Гермашевский по ходу своего выступления несколько раз, обращаясь в зал, произносил: Wysoka Izbа, буквально это значит "Высокая палата", таково официальное обращение любого выступающего перед парламентом. Почему-то Петру Ильичу Климуку не обеспечили синхронный перевод, и он сидел и слушал малопонятные речи. В ходе выступления Гермашевского он наклонился к сидящему рядом с ним подполковнику Янковскому с вопросом: "Скажите, по-польски высокая изба значит космический корабль?"
Майор Гермашевский, уже генерал-майор Климук и подполковник Янковский слушают выступление в Сейме
До этого оба космонавта были в Кремле.
Руководитель СССР Леонид Ильич Брежнев вручил польскому герою (как, конечно, и советскому) звезду Героя Советского Союза.
А спустя десять лет было десять лет полёта в космос первого польского космонавта, он уже был бригадным генералом (соответствует генерал-майору) Польских Военно-воздушных сил, состоялась пресс-конференция, и я там был, как журналист Польского агенства печати, и видел и слушал его вживую.
Помню, он говорил о выходе на орбиту, когда заканчивается перегрузка, наступает тишина, полная невесомость. Голова ощущается невероятно большой - боишься, что не пройдёт через люки. А за иллюминатором - "удивительно, неправдоподобно, завораживающе красивая Земля - zadziwiająco, nieprawdopodobnie, obezwładniająco piękna Ziemia. Кажется, что понимаешь замысел Творца и чувствуешь, какая на всех нас ответственность за нашу планету Землю".
Спустя следующие двадцать три года, 12 апреля 2011, в пятидесятую годовщину первого полёта Гагарина, генерал в отставке Мирослав Гермашевский снова получил награду в Кремле: медаль "За заслуги в освоении космоса" от президента России Дмитрия Анатольевича Медведева.
15 сентября 2016 космонавт отметил своё семидесятипятилетие. На фотографии он с дочерью.
* * *
Итак, сегодня День космонавтики в православное Вербное воскресенье и католическую Пасху. Я отмечаю оба праздника.
В воскресенье за неделю до Пасхи Спаситель прибыл в Иерусалим. Его встречали украшениями, пальмовыми ветвями украсили улицы. На Руси пальм нет, и праздничную роль их ветвей исполняют весенние вербы. В Польше пальм тоже нет, но в память о том воскресенье делают пальмы рукотворные, а само воскресенье за неделю до Пасхи в католичестве называется не вербным, а пальмовым. Изготовляемые для него пальмы на природные пальмы совсем не похожи, это нечто среднее между ветвью и венком. Такими пальмами традиционно и издавна славится Вильно, где наилучшим возможным образом встречаются и взаимно обогащаются традиции латинства и православия.
Ныне, в апреле 2020, купить веточки вербы в городе невозможно. Поэтому православное Вербное воскресенье украшается виленской пальмой.
Всем - самые искренние поздравления и наилучшие пожелания.
А тем, кто сегодня празднует Воскресение Христово - варшавские открытки:
В польской католической традиции весенние пушистые вербы - элемент Пасхального воскресенья.
Ангела Хранителя
Szczęść Boże