А люди тянутся друг к другу
Два произведения Нины Артюховой и Михала Анемподистова
Близкая подруга с детстких лет моей московской бабушки (в семьях были крестники и крёстные друг у друга) Валентина Ивановна Жмурова жила в Тружениковых переулках между Плющихой и Ростовской набережной Москвы реки. На несколько лет старше бабушки, высокая, скорее сухощавая, доброжелательная, с густыми, но не длинными вьющимися и сильно седеющими волосами, она всю жизнь работала детским врачом, но на моей памяти была уже на пенсии. Жила одиноко, в коммунальной квартире с соседкой. Дом был дореволюционный, кирпичный, в несколько этажей, но не доходный, попроще.
Хотя это никак не относится к тому, о чём пойдёт речь далее, но в русском интернете нет ничего об этой одной из бесчисленных представительниц ушедшей в историю когорты московской интеллигенции двадцатого века дореволюционного воспитания, поэтому я упомяну один эпизод, глубоко поразивший всех друзей Валентины Ивановны. О нём знаю от бабушки. В грустный день, когда близкие пришли проститься с лежавшей в цветах Валентиной Ивановной, молитвы над ней читали два монаха из Патриархии, а сама Валентина Ивановна лежала в монашеском одеянии с крестом высокого чина и орденом, полученным, как оказалось, от патриарха Алексия (ныне называемого Алексием Первым, возглавлял Русскую Православную Церковь в 1945-1970 годах). Никто из друзей всю её жизнь не знал, что Валентина Ивановна была монахиней в миру.
С бабушкой мы ходили к Валентине Ивановне в гости, пили чай в её комнате. Я пребывал в дошкольном возрасте. Валентина Ивановна охотно рассказывала о многом, в частности о своей подруге Нине Михайловне, детской писательнице. Соседка Валентины Ивановны была её родственницей, та её навещала, и так две дамы подружились. "Тебе надо с ней познакомиться", - говорила, улыбаясь, Валентина Ивановна. Но увы. Не довелось. Зато я прекрасно помню и знаю её книги. Невероятные тепло и доброта.
Нина Михайловна Артюхова (1901-1990), урожденная Сабашникова, была дочерью известного московского книгоиздателя Михаила Васильевича Сабашникова (1871-1943), активного общественного деятеля дореволюционной Москвы. Молодая барышня уже в юные годы обожала писать рассказы, но сама считала это лишь хорошей забавой и в Московский университет пошла, решив стать химиком, чтобы потом применять свои знания во благо русскому сельскому хозяйству. Начав работать, Нина Михайловна продолжала писать о детях, и ею заинтересовались, наконец, издатели. Произведения сразу же завоевали большую популярность.
Рассказ "Бабушка и внук" я помню, как мне читала вслух в раннем детстве моя мама. Он мне уже тогда очень нравился. Сегодня, спустя долгие десятилетия, он восхищает меня своей удивительной огромной силой, которую в детское произведение может вложить большой и настоящий писательский талант.
Вот эта книга - ныне уже старого детского издания, большого формата, мягкая и тонкая. Это сборник нескольких рассказов, и картинка на обложке с вратарём относится к другому произведению. Сама книжка лежит у меня дома в Варшаве, поэтому иллюстрации к самому рассказу привести сейчас не могу.
А вот Нина Михайловна - в молодости...
...и в шестидесятые годы, когда мне о ней рассказывала за чаем Валентина Ивановна.
*
Нина Михайловна Артюхова
Б А Б У Ш К А И В Н У К
- Я ещё хочу погулять! - сказал Володя. Но бабушка уже снимала своё пальто.
- Нет, дорогой, погуляли, и хватит. Папа и мама скоро с работы придут, а у меня не готов обед.
- Ну ещё хоть немножко! Я не нагулялся! Бабушка!
- Некогда мне. Не могу. Раздевайся, поиграй дома.
Но Володя раздеваться не хотел, рвался к двери. Бабушка взяла у него лопатку и потянула шапку за белый помпон. Володя обеими руками схватился за голову, хотел удержать шапку. Не удержал. Хотел, чтобы пальто не расстёгивалось, а оно будто само расстегнулось - и вот уже качается на вешалке, рядом с бабушкиным.
- Не хочу играть дома! Гулять хочу!
- Вот что, дорогой, - сказала бабушка, - если ты меня не будешь слушаться, я к себе домой от вас уеду, вот и всё.
Тогда Володя крикнул злым голосом:
- Ну и уезжай! У меня мама есть!
Бабушка ничего не ответила и ушла на кухню.
За широким окном - широкая улица. Молодые деревья заботливо подвязаны к колышкам. Обрадовались солнцу и зазеленели как-то все вдруг. За ними - автобусы и троллейбусы, под ними - яркая весенняя трава.
И в бабушкин сад, под окна маленького загородного деревянного дома тоже, наверное, пришла весна. Проклюнулись нарциссы и тюльпаны на клумбах... Или, может быть, ещё нет? В город весна всегда немножко раньше приходит.
Бабушка приехала осенью, помочь Володиной маме, - мама стала работать в этом году. Володю покормить, с Володей погулять, Володю спать уложить... Да ещё завтрак, да обед, да ужин... Бабушке было грустно. И не потому грустно, что вспомнила о своём саде с тюльпанами и нарциссами, где могла бы греться на солнышке и ничего не делать - просто отдыхать... Для себя самой, для себя одной много ли найдётся дел? Грустно стало бабушке потому, что Володя сказал: «Уезжай!»
А Володя сидел на полу, посередине комнаты. Кругом - машины разных марок: заводная маленькая "Победа», большой деревянный самосвал, грузовик с кирпичиками, поверх кирпичиков - рыжий Мишка и белый заяц с длинными ушами. Покатать Мишку и зайца? Дом построить? Завести голубую «Победу»?
Завёл ключиком. Ну и что? Протрещала «Победа» через всю комнату, уткнулась в дверь. Ещё раз завёл. Теперь кругами пошла. Остановилась. Пусть стоит.
Начал Володя мост из кирпичиков строить. Не достроил. Приоткрыл дверь, вышел в коридор. Осторожно заглянул в кухню. Бабушка сидела у стола и быстро-быстро чистила картошку. Тонкие завитки кожуры падали на поднос. Володя сделал шаг... два шага... Бабушка не обернулась.
Володя подошёл к ней тихонько и стал рядом. Картошины неровные, большие и маленькие. Некоторые совсем гладкие, а на одной...
- Бабушка, это что? Будто птички в гнёздышке сидят?
- Какие птички?
А ведь правда, немножко похоже на птенчиков с длинными, белыми, чуть желтоватыми шейками. Сидят в картофельной ямке, как в гнезде.
- Это у картошки глазки, - сказала бабушка.
Володя просунул голову под бабушкин правый локоть:
- Зачем ей глазки?
Не очень удобно было бабушке чистить картошку с Володиной головой под правым локтем, но бабушка на неудобство не жаловалась.
- Сейчас весна, картошка начинает прорастать. Это росток. Если картошку посадить в землю, вырастет новая картошка.
- Бабушка, а как?
Володя вскарабкался к бабушке на колени, чтобы лучше разглядеть странные ростки с белыми шейками. Теперь чистить картошку стало ещё неудобнее. Бабушка отложила нож.
- А вот так. Смотри сюда. Видишь, совсем крошечный росточек, а этот уже побольше. Если картошку посадить в землю, ростки потянутся к свету, к солнцу, позеленеют, листики на них вырастут.
- Бабушка, а это у них что? Ножки?
- Нет, это не ножки, это начали расти корешки. Корешки тянутся вниз, в землю, из земли будут воду пить.
- А ростки к солнцу тянутся?
- К солнцу.
- А корешки тянутся в землю?
- Корешки - в землю.
- Бабушка, а куда люди тянутся?
- Люди?
Бабушка положила на стол недочищенную картофелину и прижалась щекой к Володиному затылку:
- А люди тянутся друг к другу.
*
* *
Было лето, конец июля, интенсивная зелень минских парков, когда я впервые узнал об этом поэте. Сегодня Михал Анемподистов - вне всякого сомнения один из самых любимых моих поэтов. В Белоруссии он очень известен, в первую очередь своим весьма необычным по жанру и содержанию поэтическо-музыкально-сценическим произведением "Народный альбом". Помимо поэзии - художник и публицист.
Минувшим августом я неожиданно сошёлся носом к носу с Михалом Анемподистовым. То, что я к своей вящей оторопи услышал, было: "А вас случайно не Юлианом зовут?" Встреча стала для меня большим переживанием, и о ней я обязательно когда-нибудь расскажу.
"Народный альбом" это песни, связанные в высшей степени колоритным и всё более захватывающим сюжетом. Одна из них да звучит сегодня. Поскольку моя страница "Живого журнала" прежде всего русскоязычная, то сначала в подстрочном переводе, потом в оригинале, а потом в оригинальном звучании.
Михал Анемподистов
МАТЕРЬ БОЖИЯ ОСТРОБРАМСКАЯ
Холодным августовским днём
Я трогаю струны холодный гитары.
Скажи, почему этот день
Выкрашен в цвет тучи?
Холодным августовским днём
Льётся дождь на сжатое поле.
Прости, но я хочу быть
Сегодня слабой и беспомощной.
Холодным августовским днём
Открываю сердца ворота.
Матерь Божия Остробрамская,
Смилуйся над нами.
Холодным августовским днём
Ты так далеко, что не увидеть.
Ну как мне тут не грустить,
Ну как мне тут не заплакать?
Холодным августовским днём
Дай немного тепла и солнца.
Скажи, почему этот день
Такой холодный, такой бесконечный?
Холодным августовским днём
Открываю сердца ворота.
Матерь Божия Остробрамская,
Смилуйся над нами.
*
Міхал Анемпадыстаў
МАТКА БОСКА ВАСТРАБРАМСКА
Халодным жнівеньскім днём
Я кранаю струны халоднай гітары.
Скажы, чаму гэты дзень
Пафарбаваны на колер хмары?
Халодным жнівеньскім днём
Ільецца дождж на мёртвую пожню.
Даруй, але я хачу быць
Сёння слабой і бездапаможнай.
Халодным жнівеньскім днём
Адчыняю сэрца браму.
Матка Боска Вастрабрамска,
Злітуйся над намі.
Халодным жнівеньскім днём
Ты так далёка, што не ўбачыць.
Ну як мне тут не сумаваць,
Ну як мне тут не заплакаць.
Халодным жнівеньскім днём
Дай крыху цяпла і сонца.
Скажы, чаму гэты дзень
Такі халодны, такі бясконцы?
Халодным жнівеньскім днём
Адчыняю сэрца браму.
Матка Боска Вастрабрамска,
Злітуйся над намі.
В имеющейся записи визуальный ряд достаточно необычный. Впрочем, хоть совсем в другом стиле, весь "Народный альбом" необычный.
Click to viewГэты студзеньскі дзень зусім не халодны, ён мяккі і амаль бясхмарны.
Этот январский день совсем не холодный, он мягкий и почти безоблачный.
Matko Boska Ostrobramska, zmiłuj się nad nami.
* * *
А люди тянутся друг к другу.