Волны на Немане и на Неве. Post scriptum к звукам Залесья (1)
Моим друзьям Але, Кате, Эду
Феерический образ: майский свет, гладь реки, по берегам зелень лиственно-хвойная. По реке, под голубым куполом неба - тихо, скольжением, солнечным мгновением проплывает светлая ладья. Река эта - Неман. От ладьи три волны к берегу идут.
Ой ты, кресовость экзальтированная, сентиментально-безудержная. Всё тут как тут, что и добавить нечего: среди звуков Залесья, среди эха Великого Княжества Литовского, среди теней Костюшко поднялся-затрепетал бело-красный флаг. И пошло оно, поехало, волнами покатилось - и мир уже воспринимается, как феерическое видение: ладья и эхо силы колоколов. Флажок был поднят ингерманландскою рукою, которая из невского устья и с гродненскими корнями. Его воочию можно увидеть в комментарии (19.05.2011) к последней, пятой, части записи про звуки Залесья. Проняло больше, чем можно бы было ожидать.
"Ой вы, годы удалые! Над Литвою ветры мчались, Неман нёс нас. Мы, младые, пели, ждали и влюблялись," - писал Юзеф Антони Банасевич.
Накатилось-вспомнилось, становясь рost scriptum'ом к теням Костюшко и звукам Залесья. Волны с Немана да докатятся к столь же необыкновенным берегам Невы.
*
Волна первая
...Сошлись для вечного возврата у медной статуи Петра...
Василий Иванович Суриков (1848-1916) Памятник Петру Первому на Сенатской площади
Нижеследующиее стихотворение уже мною минувшей осенью приводилось. Говорилось, что оно для меня программное. Но, благо вспомнилось и фантастически нравится, пусть звучит ещё раз.
Павел Григорьевич Антокольский (1896-1978)
П О Л Ь С К О М У И Н Т Е Л Л И Г Е Н Т У
Я польскому интеллигенту
Напомню быль, а не легенду,
Она не так уже стара,
Как под одним плащом два брата,
Два светоча, два демократа
Сошлись для вечного возврата
У медной статуи Петра !
Век начинался. "Марсельеза"
Смолкала в грохоте железа,
Был многим век обременён.
Ещё раскаты гроз не стихли,
А эти юноши постигли,
Что плавится в железном тигле
Свобода будущих времён !
Мицкевич с Пушкиным ! - Сегодня
Над европейской преисподней
Их речи гордые слышны.
Они сквозь мрак осатанелый
Глядят возвышенно и смело !
И значит - Polska nie zginęła !
Она не враг моей страны ! !
В переводе выдающегося польского поэта двадцатого века Владислава Броневского -
Paweł Anotokolski
D O P O L S K I E G O I N T E L I G E N T A
Z inteligentem polskim będę
Wspominał dzisiaj nie legendę,
Lecz rzeczywistość. Był to czas,
Gdy jeden okrył płaszcz dwóch braci,
Gdy wieszcze dwaj, dwaj demokraci
Spotkali się u stóp postaci
Miedzianej Piotra, wrytej w głaz.
Początek wieku. Szczęk żelaza
Już "Marsyliance" milknąć kazał -
Brzemiennych było tych lat sto.
Uсichły burze, wiatry wieją,
A ci młodzieńcy rozumieją,
Ze się w żelaznym tyglu dziejów
Przetapia nam wolności stop !
Mickiewicz - Puszkin ! Dziś jak przedtem
Ponad Europy wrzącym piekłem
Ich cienie przed oczyma mam.
Tak samo, choć sto lat minęło,
Szatańskie wspólnie depczą dzieło !
A zatem - Polska nie zginęła !
I nie jest ona wrogiem nam ! !
*
Волна вторая
Генерал Костюшко и князь Огинский в двух столицах
Четыре месяца назад, 20 января этого года, ингерманландскою рукою появилась запись, называющаяся " Молодость моя - Белоруссия". Читаем в ней, в частности:
"Трус, трус - белорус на войну собрался..." Была такая дразнилка в нашем детстве. Мы с сестрой спрашивали у мамы: почему трус? Мама предлагала не верить советским дразнилкам.
А по радио тогда часто звучали песни: "Молодость моя, Белоруссия", "Беловежская пуща"... Мы так и думали, что когда люди подрастают, то едут туда, где живут зубры, их дети и партизаны. Ещё мы знали от дедушки, что наш прадед-поляк похоронен под Гродно, и что Белоруссия была частью Речи Посполитой.
А вот Костюшко был для нас унылой неприятной улицей, где больница, в которой гланды вырезают.
Далее следовала вот такая петербургская фотография. Следует обратить внимание, что под таблицею зажжена свеча.
В порядке лингвострановедческого момента можно добавить, что трус по-белорусски значит "кролик". А Старый Кресовянин широким жестом написал тогда среди комментариев: Сердечные приветы из Варшавы! Спасибо за генерала Костюшко. Вернусь домой, будут фотографии.
На следующий день (был январь) ведь пошёл и фотографировал. Но далее дело пока не сдвинулось. По польской поговоре всё же co się odwlecze nie uciecze - что отложится, не утечёт / не убежит (старопольская глагольная форма одинакова),
Для меня Тадеуш Костюшко - историческая фигура, находящаяся на пике моих симпатий и преклонений. По-английски говорят "мой герой".
Так что далее - наконец - те мои январские фотографии.
Памятник Костюшко в Варшаве стоит на площади Железных Ворот перед дворцом князей Любомирских.
По примеру Петербурга огонёк маленькой красной лампады сразу же зажегся и у памятника в Варшаве.
У подножия пьедестала расправил крылья орёл:
Боковые композиции - сцены из двух битв. 4 апреля 1794 года у села Рацлавице в 30 километрах в северо-востоку от Кракова армия под командованием генерала Костюшко одержала важную победу, имевшую как военное, так и моральное значение. Переломным моментом в сражении стала атака с участием отряда косынеров (селян, вооруженных косами, перекованными вперёд, чтобы идти с ними наперевес). Раненый польский офицер указывает направление командиру косынеров Бартошу Гловацкому, прославившему себя и крестьянских косынеров последовавшей атакой.
Тадеуш Костюшко широко также признан, как герой войны за независимость Соединенных Штатов. Молодым человеком он окончил варшавскую Рыцарскую школу (сегодня мы бы сказали офицерское училище-академию), как специалист по фортификациям. Построенная им система укреплений сыграла очень существенную роль в серии битв под Саратогой. Полностью по его проекту и под его руководством возведена стратегическая крепость Вест Поинт на реке Гудзона. На второй композиции памятника генерал Костюшко аллегорически помогает встать на ноги и расправить плечи связанному по рукам иноземным владычеством молодому американскому фермеру.
Сзади на пьедестале читаем:
"ЗАЩИТА СВОБОДЫ И РОДИНЫ ДОЛЖНА БЫТЬ ТЕМ ЕДИНСТВЕННЫМ, О ЧЁМ НАМ ЗАБОТИТЬСЯ СЛЕДУЕТ, И ДА ОБЪЕДИНИТ ОНА НАС". По-русски получается длиннее, чем слова Тадеуша Костюшко в старой польской стилистике. Ниже: "Копия памятника в Вашингтоне, выполненного по проекту Антони Попеля в 1910 году".
Варшава в отличие от других польских городов очень долго не могла собраться установить памятник национальному герою. Памятник был открыт лишь в 2010 году, став совместным проектом спонсоров из Соединенных Штатов и городских властей польской столицы. Открытие произвёл новый президент Республики Польша (на тот момент на своём посту три месяца) Бронислав Коморовский.
А в Петербурге, славном, изумительном, столичном, безумно мне нравящемся - Люблю тебя, Петра творенье! (да простят мне уважаемые ингерманландцы), - в Петербурге на Большой Морской улице, гордо идущей вдоль Мойки от Невского проспекта через Исакиевскую площадь к Крюкову каналу, в доме с северной, ныне нечётной стороны жил, приезжая в Петербург, сенатор Российской Империи, возведенный в этот ранг молодым просвещенно-либеральным императором Александром Первым, князь Михаил Андреевич Огинский, который прибывал ко двору из Литвы, из Залесья, из своего становящегося знаменитым имения Северные Афины. До этого, за восемь лет, проведенных князем Михалом после восстания Костюшко в эмиграционных странствиях от Парижа до Стамбула, в Петербурге скончалась императрица Екатерина Великая, её следом из Михайловского замка уходит в мир иной император Павел Петрович, и на престол коронуется император Александр Павлович, полный смелых планов и стремлений к прогрессу, к вызовам наступившего нового девятнадцатого века, к новым задачам и свершениям. По его указу все без исключения участники восстания Костюшко получают амнистию и право вернуться на родные земли, все конфискации будут анулированы. Единственное условие - официально заявить, подписавшись, о своей лояльности российскому престолу. В эмиграции, видевшись с Первым консулом Франции генералом Наполеоном Бонапартом, князь Михал Клеофас разубедился в пользе связывать идеи возрождения Речи Посполитой с готовившимся короноваться французским императором (к аналогичным выводам пришёл и Костюшко), а потому счёл, что дело возрождения, просвещения и благосостояния следует делать на месте, на родной земле, исходя из того, что существует и реально возможно. Вернувшийся князь Огинский, известный в Европе композитор, в прошлом генерал-майор в армии Костюшко, а до этого блистательный дипломат последнего польского короля, приглашается императором Александром в сенат. Дом на Большой Морской становится петербургской резиденцией сенатора князя Михаила Андреевича.
Первая постройка на месте дома на создававшейся Большой Морской возникла в 1740-е годы. К концу 1780-х дом становится полностью каменным. В интересующее нас время, когда, находясь в Петербурге, там жил князь Михал Клеофас, владельцем дома был обер-камергер граф Пётр Кириллович Разумовский, второй сын весьма яркой фигуры, генерал-фельдмаршала графа Кирилла Григориевича Разумовского. Дом князь Михал у него арендовал.
Последний раз я был в Петербурге в конце ноября 2009 года. Тогда сделаны фотографии. Большая Морская улица, дом 45.
Видимый вдали над крышами крест - вершина Исакиевского собора:
Вторая таблица весьма вдохновляет. Когда я вошёл и кого-то внутри нашёл, со мною разговаривали очень доброжелательно и не знали совсем, что это дом князя Огинского. Здание было существенно перестроено в середине девятнадцатого века, планировка интерьеров ныне совсем другая, меньше изменился фасад. Внутри небольшой концертный зал, и моя голубая в небесно-морскую лазурь мечта - найти деньги и организовать там концерт. Прямой потомок князя Михала Клеофаса Огинского, британский пианист польского происхождения Иво Залуский выразил живой интерес, чтобы там выступить. То есть у меня ещё один стимул собираться, наконец, на берега Невы, устанавливать контакты, искать поддержку.
*
[ окончание в (2) ]