Первая свечка в торте. Тост во здравие друзей, за год приобретенных
Пра-пра-праначалом была весна 1847 года в Петербурге: наверное, вскрывалась Нева, и перешедшие на колесный ход экипажи цокали-стучали по разливным лужам, пуская брызги из-под копыт и ободов. Венчались состоящий в столице на государственной службе швед из русской Финляндии Одерт Эдвард Грипенберг и русская петербургская барышня Евдокия Ивановна Лунина, которым свыше столетия спустя я стал пра-пра-правнуком. Их внучка, моя прабабушка, практически уже не говорила по-шведски, но с удовольствием рассказывала малышам-правнукам шведские сказки и разные семейные истории, где были и гербы с грифонами и шлемами, и колышащиеся сосны над тихими северными озёрами. Так, по сей день дано мне восхищаться Финляндией, в том числе шведской Финляндией, когда там бываю.
Дано мне также было ставить в золотистой латуни канделябров на гостиный стол сине-жёлто-синие свечи, гости сидели за столом, за окошком в свете фонарей и в снегу была Арбатская площадь, шёл декабрь 2009 года. Сине-жёлто-синий - цвета шведского флага. Гостями были два каролина: каролинский рыцарь - carolinknekt - Катя, единственный бард, пишущий песни о Карле Двенадцатом, короле Швеции, и о его воинах каролинах, и другой знаток Великой Северной войны, историк из Линчёпингского университета Бенгт. Три столетия тому назад великая армия в голубых с жёлтым мундирах устремлялась к своей судьбе через широкие и бескрайние земли Польской Короны и Великого Княжества Литовского, и про названных каролинов довелось мне узнать в славном великокняжеском городе Минске. А потом была встреча на пятнадцатом этаже над Арбатской площадью при свечах, и речь шла о шведских предках, о битве при Головчине в Старой Литве под Могилёвом, о которой Бенгт пишет книгу, равно как про земли те польско-литовские, про замки, про луга и пущи, про кресовых рыцарей, поющих под старинную кобзу, про польскую девушку, ждущую с цветком белой розы в руках солдата с войны, про старшего современника короля Карла Двенадцатого, великого гетмана литовского князя Григория Антония Огинского, и служившего под его началом молодого тогда литвина Александра Иеронима Бельского, равно как про наиболее известного представителя славного княжеского рода, славного на всю Речь Посполитую Обоих Народов, князя Михаила Клеофаса Огинского: в вечер щедро лились его необыкновенной светящейся красоты полонезы. От свечей в стекле окон удивительные отражения. За ними огни Нового Арбата и в перспективе Воздвиженки красный рубин звезды на шпиле Троицкой башни. Красное вино в бокалах. Музыка, разговоры и видения.
. . . Покуда над Европой плеск развёрнутых знамён
И шпага, точно молния Господня в кулаке,
И бешено несётся сине-жёлтый эскадрон,
И есть ещё удача и дукаты в кошельке . . .
*
. . . Кобза звонкая, ты спой нам,
Зазвучат пусть струны стройно,
Что ещё есть в мире краше
Рыцарства и жизни нашей?. .
*
. . . Тоскою задохнувшийся мотив,
Ночной погони бешеная скачка
Плыл полонез, тревогу пробудив,
Прощальной песней плачущей полячки . . .
Четверостишия-фрагменты - первое Катин "Альтранштедский мир", второе польская рыцарская песня шестнадцатого века, третье стихотворение Игоря Николаевича Жданова "Полонез Огинского".
Фотографии Катины, с её аппарата. На предпоследней - над крышами отражение лампы в двойном стекле и букета.
Результатом декабрьского вечера стала новая песня среди каролинских баллад Кати "Полонез-прощание", мне посвященная.
"Профиль" отмечает, что настоящая страница в "Живом журнале" возникла по единственной причине: ответить моему реальному, а теперь и LJ-виртуальному другу и выразить благодарность. Было это ровно год назад, 19 декабря 2009 года, и первая запись "Эхо польско-шведского Полонеза-прощания" была как раз о том. Тогда я не умел пользоваться ни шрифтами, ни под-катом (слово-то какое: прямо как самокат), ни картинками. Теперь умею, а также помимо ста рублей имею ныне свыше ста живо-журнальных друзей. К годичному юбилею моя Кате очередная благодарность, а всем пишущим мне друзьям самый искренний, самый сердечный привет и благодарность тоже.
Потом были продолжения разные, в том числе "Полонез-прощание" звучал в зале Отдела культуры Варшавского городского совета, где я услышал его впервые. Были прогулки по варшавскому Старому городу, путешествия по польским следам каролинов под весьма жаркими лучами минувшего лета, взбирание на башню монастырского замка во Фромборке, где вторую половину своей жизни прожил великий Николай Коперник.
Концерт Кати в Варшаве 15 августа 2010.
Справа - двое из трёх моих самых близких варшавских друзей Збышек и Эльжбета, журналисты Польского радио.
Катя в каролинской шляпе, с ринграфом с вензелем короля Карла Двенадцатого на груди,
исполняет "Марш Нерке-Вермландского полка".
На Рыночной площади Старого города в Варшаве:
Бенгт, Катя, Яго Вялiкасьць Кароль i Вялiкi Князь Зьмiцер и старый кресовянин, от жары совсем изнемогший.
Можно считать, что у ног (хвоста) старогородской Сиренки представлены Швеция, Россия, Белоруссия и Польша.
Леса под Мышинцем в Курпии, исторической области в центральной Польше.
Памятный знак на месте битвы армии короля Карла Двенадцатого с курпским ополчением в 1708 году.
Бенгт излагает историю и ход Мышинецкой битвы, Змитер и Катя слушают, я тоже и, как и Катя, фотографирую.
Фромборк, город Николая Коперника. Мы на самой высокой башне монастырского замка,
за нею крыша Фромборкского Кафедрального собора, внизу город и Висленский залив.
Вне шведско-великолитовских троп замечательные встречи с превращением живожурнальной виртуальности в реальность прошли у меня в Донецке и Киеве.
В Донецке в присутствии Её Сиятельства Княжны Елизаветы.
В планах, к которым да доведут меня, наконец, ноги - посещение и узнавание поэтической северной страны Ингрии, что лежит в краях между Ладожским озером и Финским заливом.
Ингрия: фотографии с ингерманландской информационной страницы.
*
На гостином столе, где горели сине-жёлто-синие свечи, на высоте пятнадцатого этажа над Арбатской площадью, являются явления и свершаются свершения и иные. На балконе, впрочем, тоже. Какие - о том речь в иной раз. Пока что Кате ещё одна благодарность большая-пребольшая за то, что в приведении меня в Живой журнал Вас вела и длань Свыше.
Витебск тоже в планах постижения реальности. Здесь он на фотографии Сергея Михайловича Прокудина-Горского около ста лет тому назад: на берегу над впадением Витьбы в Западную Двину возвышается Успенский храм.
А Тебе, Волька, моя высшая неизменная благодарность за то, что Ты есть.
*