Лёд тронулся
В начале 1990х, ещё будучи в школьником Ашхабаде, я с трепетом слушал получаемые по почте пластинки с записями ленинградских рок-групп. Мне думалось тогда о том, что раз уж в Ленинграде есть такие классные рок-музыканты, значит и весь город соответственно так же прекрасен. Мне очень хотелось посетить его, прогуляться по Невскому проспекту и набережной Невы, вдохнуть полной грудью прохладный северный воздух, которым дышат художники, поэты и музыканты, вдохновляясь на творчество. Правда, тогда у меня не было никаких предпосылок и шансов побывать в далёкой культурной столице и тем более остаться в ней. Но реальность гораздо шире нашего приземлённого и ограниченного бытом кругозора, и нет ничего невозможного в этом мире. Сначала после школы случился мой переезд в Волгодонск, затем я оказался в Питере. Причём я поначалу не собирался задерживаться в нём надолго, мне хотелось повидать ещё много других городов. Но, как всякий зверь после тяжёлой охоты стремится в своё логово зализывать боевые раны, так и я после трудных путешествий всё чаще и чаще стал возвращаться не в Волгодонск или куда-либо ещё, а именно в Петербург ― к друзьям-музыкантам, в старинные пошарпанные коммуналки, почти не видевшие дневного света дворы-«колодцы» и айриш-пабы в полуподвалах с кирпичными сводчатыми потолками.
События весны 1999 года происходили для меня в довольно плотном темпе. Я уволился с работы и стал активно репетировать с новоиспечённой фолк-командой. Мы много играли фолк на улицах Волгодонска ― этим и пробавлялись. Параллельно музицированию оформлялся мой первый загранпаспорт. Один раз во время уличного выступления нам предложили купить задёшево старую никому не нужную мандолину-«луначарку». Мы поднакопили денег и обзавелись этим инструментом. С тех пор я оставил гитару и стал мандолинистом. Это было совсем непривычно. Маленький 8-струнный инструмент со скрипичным строем требовал от меня оставить все мои прежние аппликатурные наработки, то есть творчески «умереть» как гитарист и басист, похерив весь свой классический, джазовый и рок-репертуар, и начать учиться с чистого листа играть фолк-музыку. Но отступать уже было некуда. Я учился играть прямо во время уличных выступлений и довольно быстро освоил новый инструмент. Мандолина, как потом оказалось, стала далеко не последней в моём мультиинструментальном арсенале.
Но вот паспорт готов, на дворе уже по-летнему пригрело солнышко, а значит пора в путь, в Питер ― учиться играть фолк, тусоваться и путешествовать! Я насейшенил деньги на билет в один конец. На какие средства жить в пока ещё чужом для меня городе, я не представлял, но Стас, который ждал меня там, обещал помочь. Ехать в Питер пока что собрался я один, так как у остальных ребят ещё не были готовы загранпаспорта. Мои родители вполне благосклонно отнеслись к причудам «блудного сына»: уж если здесь не удаётся устроить свою жизнь, так может на стороне получится что путное. Я попрощался с ними и со всей тусовкой на неопределённое время и собрался в путь. Вещей в моём рюкзаке было немного. Помимо паспорта я взял с собой небольшую сумму денег, одну смену белья, блокнот для пометок, спальник с карематом и мандолину с блокфлейтой. Также у меня были ноты флейтового квартета из сборника Сусато 1551 года. Стас нам привёз ксерокопии этого издания, которые уже бессмысленно было дальше копировать в виду их плохого качества, поэтому я старательно переписал их от руки в нотную тетрадку и по возможности читал «с листа» на флейте. Так, снарядившись по минимуму всем необходимым, поздней весной или в начале лета 1999 года я отправился в Петербург.
Я чувствовал себя засланным казачком, первопроходцем, на которого была возложена ответственность провести тихую разведку в далёких палестинах. Часть ребят из волгодонской фолк-тусовки тоже вот-вот уже собралась податься в северные края, остальные осторожничали и с интересом ожидали, во что же это всё выльется.
Ранним утром Петербург встретил меня своей по-северному мягкой летней прохладой и щемящим сердце запахом поездов на перроне. Небо обволакивала однотонно серая низкая дымка, словно Ангел-хранитель, непрестанно благословляющий тех, кто в пути. Не спеша выйдя из вагона, я надел на спину рюкзак, осмотрелся и закурил. Надо было как-то собраться с мыслями в этот ранний час и начать действовать. В моём блокноте были записаны только адрес и телефон Стаса, которому я тогда всецело доверял, как своему гуру. Больше никаких зацепок в Питере не было. После сигареты мысли в голове немного упорядочились. В привокзальном киоске я купил таксофонную карточку, отыскал аппарат и позвонил Стасу.
События весны 1999 года происходили для меня в довольно плотном темпе. Я уволился с работы и стал активно репетировать с новоиспечённой фолк-командой. Мы много играли фолк на улицах Волгодонска ― этим и пробавлялись. Параллельно музицированию оформлялся мой первый загранпаспорт. Один раз во время уличного выступления нам предложили купить задёшево старую никому не нужную мандолину-«луначарку». Мы поднакопили денег и обзавелись этим инструментом. С тех пор я оставил гитару и стал мандолинистом. Это было совсем непривычно. Маленький 8-струнный инструмент со скрипичным строем требовал от меня оставить все мои прежние аппликатурные наработки, то есть творчески «умереть» как гитарист и басист, похерив весь свой классический, джазовый и рок-репертуар, и начать учиться с чистого листа играть фолк-музыку. Но отступать уже было некуда. Я учился играть прямо во время уличных выступлений и довольно быстро освоил новый инструмент. Мандолина, как потом оказалось, стала далеко не последней в моём мультиинструментальном арсенале.
Но вот паспорт готов, на дворе уже по-летнему пригрело солнышко, а значит пора в путь, в Питер ― учиться играть фолк, тусоваться и путешествовать! Я насейшенил деньги на билет в один конец. На какие средства жить в пока ещё чужом для меня городе, я не представлял, но Стас, который ждал меня там, обещал помочь. Ехать в Питер пока что собрался я один, так как у остальных ребят ещё не были готовы загранпаспорта. Мои родители вполне благосклонно отнеслись к причудам «блудного сына»: уж если здесь не удаётся устроить свою жизнь, так может на стороне получится что путное. Я попрощался с ними и со всей тусовкой на неопределённое время и собрался в путь. Вещей в моём рюкзаке было немного. Помимо паспорта я взял с собой небольшую сумму денег, одну смену белья, блокнот для пометок, спальник с карематом и мандолину с блокфлейтой. Также у меня были ноты флейтового квартета из сборника Сусато 1551 года. Стас нам привёз ксерокопии этого издания, которые уже бессмысленно было дальше копировать в виду их плохого качества, поэтому я старательно переписал их от руки в нотную тетрадку и по возможности читал «с листа» на флейте. Так, снарядившись по минимуму всем необходимым, поздней весной или в начале лета 1999 года я отправился в Петербург.
Я чувствовал себя засланным казачком, первопроходцем, на которого была возложена ответственность провести тихую разведку в далёких палестинах. Часть ребят из волгодонской фолк-тусовки тоже вот-вот уже собралась податься в северные края, остальные осторожничали и с интересом ожидали, во что же это всё выльется.
Ранним утром Петербург встретил меня своей по-северному мягкой летней прохладой и щемящим сердце запахом поездов на перроне. Небо обволакивала однотонно серая низкая дымка, словно Ангел-хранитель, непрестанно благословляющий тех, кто в пути. Не спеша выйдя из вагона, я надел на спину рюкзак, осмотрелся и закурил. Надо было как-то собраться с мыслями в этот ранний час и начать действовать. В моём блокноте были записаны только адрес и телефон Стаса, которому я тогда всецело доверял, как своему гуру. Больше никаких зацепок в Питере не было. После сигареты мысли в голове немного упорядочились. В привокзальном киоске я купил таксофонную карточку, отыскал аппарат и позвонил Стасу.