Как-то хмурым осенним днем 14 октября 1944 г. в одной из больниц г. Кёльна, который известен всем постсоветским интеллигентам своим собором и водой «о-дэ-колон», раздался крик новорожденного младенца, с бескомпромиссной твердостью и неистовством, которые присущи лишь маленьким детям, заявившем о своем неотъемлемом праве на жизнь. Мог ли тогда хоть кто-нибудь из акушерок догадываться, что они стали свидетелями появления на свет одного из самых необыкновенных актеров ХХ века? Впрочем, этого мы так никогда и не узнаем, ибо спустя несколько минут после разрешения родов, кёльнский госпиталь подвергся основательной, но в то же время очень демократичной, бомбардировке союзнических сил, которые четвертый месяц подряд беззаветно выполняли свои обязательства в рамках торжественно открытого Второго фронта. В родильной обрушился потолок, погребя под собою новорожденных и медперсонал, а мать с младенцем чудом остались живы. Младенца впоследствии назвали Удо, Удо Кирспе.
Удо рос субтильным мальчиком, не лишенном, однако, здоровой доли физической привлекательности. Природа наделила его правильными чертами лица, маленьким изящным ртом и пронзительным взглядом бездонных небесно-голубых глаз. Неудивительно, что вскоре Удо стал предметом ухаживаний и домогательств со стороны эстетствующих гомопедофилантропов. Впрочем, это повышенное внимание со стороны отнюдь не противоположного пола не так-то и претило Удо, и вскоре, наряду с милым кёльнским пареньком Удо Киром, появился еще один персонаж, - Додо, - вульгарная красавица с накладными грудями и порочно очерченным ртом.
И как-то в один прекрасный день по делам своего отца в Кёльн приехал совсем еще молодой и никому не известный парень по имени Райнер Вернер Фассбиндер. Вечером он решил зайти в бар, где и встретил красавца, или красавицу, Додо - свежего и прекрасного, как только что распустившийся бутон розы. Любовь между ними вспыхнула, что называется, с первого раза. И вот оба стали на какое-то время неразлучной парой: Додо (по-французски значит «баю-бай») как девушка для развлечений и он как ее активный «баятель». Додо туго набивал пустые чашки бюстгальтера и привязывал член между ног. Райнеру не казалось достаточным носить узкие обтягивающие брюки, он еще засовывал себе носки в ширинку и симулировал таким образом наличие могучего члена, что, по идее, должно было вызывать уважение к его мужским достоинствам и одновременно сигнализировать о готовности... Додо и Райнер стали "охотиться" в Кельне и его окрестностях. Они работали "по вызову наоборот": напрашивались на приглашения, демонстрировали себя, знакомились с обществом. Они искали желающих развлечься: активных ли, пассивных - это не имело значения. Значение имела лишь их платежеспособность…
Но такова была ночная жизнь. Днем же Удо работал скромным клерком в конторе, предаваясь скучной бумажной работе за 50 долларов в неделю. Душа его желает большего, и в 21 год он покидает родной Кёльн, с тем чтобы отправиться в Лондон изучать языки. Как впоследствии говорил он сам,
"Я не собирался сниматься в кино, даже не думал об этом, просто хотел выучить побольше языков и разъезжать по миру представителем какой-нибудь компании."
Однако все сложилось иначе, и Удо вскоре стал тем, кем мы знаем его сегодня.
Кир в веке ХХ-м...
...и он же в веке XXI-м. Как говорится,
почувствуйте разницу.
Первооткрывателем Кира стал режиссер Майкл Сэйм, а дебютным фильмом - "Дорога на Сан-Тропе". Затем он вернулся в ФРГ и сыграл обворожительного графского сынка в "Жестоком истязании ведьм". Продюсером этого фильма выступил бывший актер, снимавшийся в немецких "грязных" фильмах, Адриан Говен, который точно угадал настроения и вкусы немецкой публики того времени. После этого фильма отношение Удо Кира к кино изменилось. Если раньше он считал, что съемки в фильмах - это всего лишь дополнительная возможность попутешествовать и познакомиться с новыми людьми, то теперь он решил стать профессионалом. И он отправляется учиться в актерскую школу Ли Страсберга в Нью-Йорк.
Там же, в Новом Ёрке, Кир попадает на пресловутую «Фабрику» Уорхола (впрочем, кто туда только не попадал), результатом чего и становятся два прекрасных фильма про Дракулу и Франкенштейна, снятые уже, правда, Моррисси.
Популярность и слава Кира растет, он активно снимается у Фассбиндера («Больвизер», «Третье поколение», «Берлин Александерплац», «Лили Марлен», «Лола»), а с 1987 («Эпидемия») - почти во всех фильмах Ларса фон Триера. При этом отношения между двумя северянами настолько близки, что Кир становится крестным отцом дочери Триера Агнесс.
В начале 90-х Кира открывает для себя Голливуд (надо сказать, незаслуженный подарок для американской «Шоколадной фабрики», наряду с Лангом, фон Штернбергом, Мурнау и проч.), а еще он снимается в клипах Мадонны и KoЯn.
К концу века Удо проникает даже во вселенную компьютерных игр: именно он становится великим и ужасным Юрием из Red Alert 2 и ее add-on’а Yuri’s Revenge. Впрочем, надо сказать, что лично мне так и не удалось увидеть Кира в образе Юрия на мониторе, т.к. в то волшебное время вряд ли можно было найти счастливого обладателя Command&Conquer не в сборке а-ля «Все игры на одном диске», с вырезанными доблестными робингудами видеовставками, покоцанным звуком и перелопаченными скриптами, из-за чего игра вылетала каждые пятнадцать минут…
По концепции игры, Юрий должен был одновременно
походить на Ленина, Николая II и Распутина. Получилось же
в итоге нечто кейноподобное, но от этого не менее
злорадное и харизматичное.
Но время тогда было и вправду замечательное, ведь именно оттуда пришли шедевры отечественного высокопрофессионального перевода, вроде, например, такого (первый СтарКрафт):
История надмозгов начинается здесь...
Как бы там ни было, время неумолимо движется вперед, и сегодня великому Удо Киру уже 65… Тем не менее, он активно продолжает сниматься, копит денежки и потихоньку думает о смерти. На экране актер умирал несметное количество раз, причем самыми невероятными и гротескными способами. Чего стоит, например, смерть героя Кира в восьмой серии «Мастеров ужаса» (“Masters of Horror”) Джона Карпентера под названием «Сигаретные ожоги» (“Cigarette Burns”), где он сладострастно накручивает собственные кишки на кинопроектор. Впрочем, сам маэстро Кир отзывается об этой роли следующим образом:
«Метафора гениальная - накручиваешь свои кишки на проектор, отдаешь всего себя искусству - а потом по экрану течет твоя настоящая кровь. Зрители никогда не видят, что происходит за кадром, а там всегда - кровь и кишки. На фестивале в Палм-Спрингс ко мне подошел критик и сказал: «Мистер Кир, возможно, это лучшая киносмерть последних десятилетий».
И критик, безусловно, был прав, ведь что может быть лучше для актера, чем смерть на сцене? История подтверждает, что помнить и любить его потом будут вдвойне. А пока… Пока Киру еще много чего предстоит сделать на пути к захвату этого жалкого, самовлюбленного мира, так безудержно кичащегося своим фальшивым целомудрием и напускной благопристойностью. Ну а мы… Мы же тем временем с превеликим УДОвольствием еще поКИРяем…