Большое путешествие демократии... ко дну
Демократы XIX века никоим образом не сомневались, и удивились бы обратному - полагая демократию стремлением к равенству, уравнительством .
Это было совершенно естественно и органично, вытекало из самой теории демократии: зачем власть народу? Чтобы не жить хуже господ.
Потому как, ежели не так - нафига она вообще нужна, и в чём тогда её предмет? Типа, власть у тебя в руках, но живёшь ты хуже какого-то уважаемого господина - и это ты сам так решил?!
Такова суть традиционной демократии, возникавшей в недрах традиционного капитализма, который можно ещё назвать «рациональным капитализмом».
В традиционном капитализме капиталовложение - это инструмент увеличения материального блага, что и создавало (по крайней мере, в теории) прибыль капиталиста.
Если мы возьмём килограмм зерна, сварим кашу и съедим, то это зерно - не капитал. Но превращаясь в семена, килограмм зерна становится капиталом, потому что из килограмма можно получить 10 или даже 30 кг зерна.
В этом превращении метра в 10 метров, килограмма в 10 килограммов заключалось и самооправдание, да и фактическая суть традиционного капитализма.
В нём богатство отражало владение материальными благами, а потому рост богатства осуществлялся через рост количества и качества материальных благ.
Традиционный капитализм представлял собой морально-жестокую, но технически производительную силу. Он - пока был традиционным - ненавидел воров. Он их вешал, причём с необычайной жестокостью, отмечаемой современниками (например, лордом Байроном).
Притом, что сам он был институализированным грабежом, разумеется - но при этом «воров не в законе» терпеть не мог.
Всякий раз, когда критики капитализма говорили о его жестокости - его апологеты возражали, что «се ляви», ничего не поделаешь, зато производство растёт.
Через рост производства они пытались рационализировать собственную жестокость к людям. Соглашаясь (и охотно), что если эту жестокость отделить от роста - то она превратится в безобразный и бессмысленный садизм (этим молодая буржуазия попрекала феодалов).
+++
Шли годы, десятилетия - молодая стала немолода. Её стала тяготить привязка прибыли к производству. Ведь кроме денег, которые являются тенью, отражением, скажем, ткани или зерна - есть ещё «магические деньги», ни с какой материей не связанные.
«Деньги из воздуха»: обмен Ничто на Нечто. Ты ничего не отдал - но при этом взял себе ценный актив. А почему? Сильно напугал, или успешно обманул, или с сумасшедшим при обмене дело имел…
Оказалось, что для роста личных доходов вовсе не обязательно наращивать реальное производство. Может быть (и запросто!), что реальное производство падает, деградирует, а ловкий делец пухнет от сверхприбылей.
Эта ситуация - «большое личное счастье», но платой за неё выступила неизбежная при таком раскладе ИРРАЦИОНАЛИЗАЦИЯ капитализма, утрата капиталом функции и способности наращивать реальные, материальные блага.
Появились «купцы», которые никакого товара не предлагают, но при этом успешно торгуют, причём с неограниченными оборотами.
Если традиционный капитализм, в котором деньги были знаками принадлежащей тебе материи, ненавидел воров и ценил инженерию, то мутировавший «воздушный» капитализм («деньги из воздуха» - не забываем, что воздух в Православии царство бесов) пошёл на сближение с криминальным миром и всякого рода иррациональностью, сумасшествием.
Если продаёшь ткань - то нужно её побольше сделать, и присмотреть, чтобы её не украли.
Но если продаёшь Ничто - то не нужно ни технологов для его производства, ни ночных сторожей на складе с ничем. Подобно тигру-людоеду, вкусившему человечины, и отказавшемуся от иной добычи, верхушка мутакапитализма, расторговавшись насилием, ложью и безумием - оставила все иные товары неудачникам.
+++
Традиционный капитализм с его складами материальных благ к демократии относится - разумеется - плохо. И даже там, где ему её ограниченно навязывали - стремился от неё избавиться, сменить пиночетом.
Отражая это стремление традиционного собственника к «сильной руке», во время парламентского обсуждения поданной чартистами петиции в мае 1842 г. английский историк и политический деятель Т. Маколей сказал:
«Я возражаю против всеобщего избирательного права... Я полагаю, что цивилизация покоится на охране собственности.
Поэтому мы никогда не можем, не подвергая себя чрезвычайной опасности, доверить верховное управление страной какому-то классу, который, вне всякого сомнения, будет совершать неслыханные и систематические посягательства на безопасность собственности».
Традиционные собственники понимали, что традиционная демократия и социализм идут рука об руку, и «куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй». Сиречь, дай бедному голосовать - он проголосует против собственной бедности (а значит, против чужого богатства).
Такое отношение гораздо лучше современного мутакапитализма хотя бы потому, что оно - разумное. В нём нет ничего иррационального, никакого кафкианского сюрреализма.
Есть две ценности (собственность и демократия), они противоречивы, выбираешь ту, которая тебе дороже. Или, что то же самое - из двух зол выбираешь меньшее.
По мере того, как производительный капитализм перерождался в уголовную мафию, основные товары которой - не ткань и не зерно, а «наезды», враньё и манипулирование сумасшедшими - он «возлюбил» демократическую фразу.
В демократии мафия нашла совсем не то, что искали в демократии романтичные социал-демократы XIX века.
Мафия открыла для себя (звучит, как в телерекламе стирального порошка, правда?), что демократическая демагогия является великолепным средством сокращать возможности для легальной, официально существующей власти.
Чтобы было понятнее, превратим притчу в бытовую зарисовку: вот есть вор, и есть полицейский. Вору как удобнее: чтобы полицейский имел много власти, или чтобы на каждом шагу был мелочно ограничен?
Самый идеальный вариант - настолько затравить полицая адвокатами, чтобы он шаг ступить боялся! Чуть вор недоволен - сразу «нарушение гражданских прав», со взысканием…
Воровское сообщество открыло для себя, что все ограничения ФОРМАЛЬНОЙ власти, превращаемой в безвольную и постоянно сменяемую куклу для битья - на НЕФОРМАЛЬНУЮ власть не распространяются.
Очень просто: ведь НЕФОРМАЛЬНОЙ власти вроде бы как и нет вовсе!
А раз её нет (она изначально вне закона) - то как же можно законами ограничить её произвол? Если сети в воде - они могут поймать рыбу, но ведь не пустынную ящерицу, правда?
Если сети демократических ограничений растянуты на ФОРМАЛЬНУЮ власть, то неформальной они ничем не вредят. И даже наоборот!
По законам сохранения вещества и энергии, всё то, что отнято у ФОРМАЛЬНОЙ власти - присовокупляется к НЕФОРМАЛЬНОЙ. Если бы формальная власть была сильной - она могла бы приструнить мафию, но в рамках «демократизации» люди сами всё сделали для того, чтобы формальная власть стала слабее слабого.
И в итоге формальная (легальная, выборная) власть - оказывается лишь клиентом в прихожей «крестных отцов» финансовой мафии.
С одной стороны - банкир в пятом поколении, наследственно и безраздельно владеющий бюджетом, который больше государственного.
С другой - президентик, которого вчера выбрали, завтра снимут, и у которого каждая расходная копейка «на учёте». Как вы думаете, пойдёт их диалог?
+++
Если в XIX веке под «демократией» понимали «власть народа», то в XXI веке все, кроме самых наивных, понимают под «демократией» - власть криминала.
Если капиталист-производитель ненавидел демократию, то капиталист-рэкетир вполне с ней уживается, используя «демократов» (особенно «либералов») как цепных псов против тех, кого обирает.
Если производитель тканей или зерна начнёт «залупаться», ему быстро напомнят, что «общественное мнение выше частных прибылей». Если же начнёт ерепениться госслужащий - то запустят навязшее у моих современников в зубах слово «коррупция».
Благодаря этим инструментам торговцы пустотой и безумием контролируют как производительные силы, так и государственный аппарат. А сами, вот незадача, бесконтрольны…
+++
Мутакапитализм, отвязавшись от товарных потоков и связав себя с «деньгами из воздуха», породил и «мутадемократию» - политическую надстройку, в которой отражается экономическая иррациональность базиса системы-паразита.
Традиционный капитализм, эксплуатируя трудящихся, производил реальные блага.
Оставляя моральные вопросы в стороне, можно сказать, что в этой схеме всё было рационально: капиталист не был безумцем, и его рабочие были вполне вменяемые, психически здоровые люди, и конечный продукт был разумным, объективно-полезным потребителю.
Иррационализация привела к тому, что главной действующей фигурой стали психопаты, главным продуктом системы - фабрикуемое ею безумие, все общественные отношения приобрели кафкианский оттенок.
Люди, в массе своей, не понимают, что они делают, зачем, не видят ни основания, ни связности, ни перспектив своей деятельности.
Вместо полезных качеств продукта главным двигателем продаж стала реклама, внушающая (на уровне зомбирования) - что психу необходимо купить ненужную и бесполезную вещь (или даже не вещь, а вообще фантом).
Последней жертвой этого сюрреализма, но тоже жертвой - стали мутакапиталисты, к которым вернулся бумеранг безумия, направленный ими обществу.
Невозможно оставаться в здравом уме, если со всех сторон окружён сумасшедшими, в такой ситуации разумный поступок явится безумием, а безумие - вполне в сложившейся обстановке разумно.
Демократия XIX века отдавала себе отчёт - что она такое, как работает, а главное - для чего нужна.
Её задачей и смыслом было снижать поляризацию в обществе, усреднять, уравнивать, не допускать пропасти между нищетой и сверхбогатыми. Если это убрать - то у демократии не остаётся ни смысла, ни предмета, что в итоге и получилось.
Появились «регулярные сменяемости», как календарные, так и чрезвычайные (коррупция!) - которые ничего и никак (кроме как к худшему) не меняют в быту у «избирателей».
Привыкнув к этому, избиратели отказались от чтения программ политических партий (всё равно у всех одно и то же написано!) - и стали играть в конкурс зрительских симпатий. Политик из мыслителя превратился в фотомодель, торгует не идеями, а позами.
Но весь этот балаган, остро пахнущий безумием в своём предельном сюрреализме (когда судьбу своих детей люди вручают чужим клоунам) - отнюдь не бесполезен.
Если рассматривать западную демократию как власть криминала - то всё встаёт на свои места. Балаган, в котором ничего не решается - успешно прикрывает истинные центры принятия решений. Система, как опытный фокусник, отвлекает внимание зевак бурной деятельностью правой руки - пока левая делает сам фокус.
Чем больше демократического балагана и «клоунады формальных свобод» - тем безопаснее формальная, легальная, выборная власть для уголовной мафии.
Потому мафия очень не любит «Рузвельтов», которые пересиживают отведённые им сроки на посту. Ну их нафиг - они там засидятся, ещё, глядишь, наследственным банкирам вызов кинут!
Разумеется, балаганная мутодемократия никакого отношения к изначальной цели демократии (равенству) не имеет, что мы каждый день наблюдаем всё ярче, по мере поляризации общества, разрастания в нём пропасти нищеты и пиков сверхбогатства.
А тут нужно понимать, что если бюджет частного собственника вырастет до размеров королевской казны, то этот собственник станет королём. Потому что король - это же не корона, корону вон в «Бургеркинге» каждому дают!
Король (монарх) - это бюджет, позволяющий содержать свою (частную) армию, полицию, разведку, иные институты, и потому вся власть монархов измеряется их бюджетом. При этом ничуть не отличаясь (кроме как размерами) от власти любого частного собственника.
Потому подлинной «вершиной» (зияющей) мутодемократии стал тезис о «нелегитимности референдумов».
Это изумительная находка криминальной мысли, суть которой в том, что избиратели являются угрозой демократии, и для торжества демократии избиратели ничего решать не вправе.
На чём, собственно, можно поставить точку в статье, и крест - на идеях демократии Западного полушария…
А. Берберов
***
Источник.
НАВЕРХ.