Следствие по делу ЕАК шло долгих три года. Антикоммунисты, конечно, объясняют это сложностями с «выбиванием» показаний у подследственных.
Однако если «сталинские палачи» «выбивали» показания, к примеру, Тухачевского в течение всего нескольких дней, то уж предположить, что на «сопливых интеллигентов» им пришлось тратить годы, - из разряда ненаучной фантастики.
Точно такой же бред, как и разработка «спецоперации по устранению Михоэлса», который не имел и капли популярности того же Тухачевского.
Былая популярность и непосредственное участие в Октябрьской революции не спасли ни Рыкова, ни Бухарина, ни Каменева с Зиновьевым. Их арестовывали, доказывали причастность к террору и предавали суду.
А Михоэлса, вдруг, понадобилась тайно убивать, якобы опасаясь «массового возмущения». Хотя кто б там стал возмущаться аресту известного лишь в узких кругах еврейской интеллигенции режиссера, тем более, если б была доказана его причастность к шпионажу?
У буржуазных фальсификаторов истории одна беда - они идейные последователи Геббельса, пытающиеся воздействовать на массы чудовищностью выдуманной ими лжи.
Будучи увлечены сочинением подобных «страшных сказок», они забывают про общие закономерности, исторический контекст и логику. Поэтому все антикоммунистические мифы содержат в себе массу противоречий.
То Сталин устроил «голодомор» в период острой внутрипартийной борьбы. Не иначе, чтоб помочь своим противникам доказать, что коллективизация по-сталински не сработала.
То чистку в армии затеял в преддверии войны, не иначе для того, чтоб помочь Гитлеру до Москвы дойти.
Правда, потом «зачем-то» пришлось гнать его до Берлина.
Или, как в разбираемом деле о еврейских националистах, Сталин зачем-то, якобы, взял и отдал приказ устранить едва ли не главаря данной организации (Михоэлса), а остальных все же велел арестовать. Причём, по версии антикоммунистов, подсудимых осудили и расстреляли ни за что, но следствие почему-то шло 3 года... Три года выдумывали «ни за что»?
Конечно, хрущевцы и их последыши хорошо поработали, чтоб скрыть правду. Часть документов засекречена до сих пор, а то и вовсе уничтожена.
К сожалению, дело разгрома еврейской шпионской террористической сети в СССР не было доведено до конца, влияние сионистских организаций на массы советских евреев не было окончательно нейтрализовано. Отдаленные последствия всего этого мы можем наблюдать и по сей день.
Многие известные представители еврейского народа заняли видное место в рядах могильщиков СССР, олигархов и либеральной, откровенно проамерикански, профашистски настроенной сволочи. Все это позволяет утверждать, что дело буржуазно-националистического оболванивания многих советских евреев, превращение их в питательную почву для западной шпионской работы после смерти Сталина было продолжено.
На каком же другом идейном материале могли вырасти современные гозманы и зеленские?
Как известно, в сталинские годы не существовало разновидности национализма, в том числе, русско-власовского, украинско-бандеровского, кубанского, донского, чеченского, ингушского, армянского, грузинского, крымско-татарского и т.д., мимо которого прошли бы чекисты во времена Ленина и Сталина.
Так что, упоминание лиц еврейской национальности, в данном случае, обусловлено лишь тем, что данное следственное дело существовало наряду с делами других националистический подпольных организаций.
А что значит любой недобитый национализм, сегодня легко понять, посетив детский мемориал, хоть в Саласпилсе, хоть в Беслане, хоть в Донецке…
Пожалуй, в наши дни, только польские националисты способны простить бандеровцам резню на Волыни ради кредитов из США, что доказывает классовый, а не этнический или исторический характер любого национализма.
Для общего понимания того, почему следствие по делу ЕАК велось столь продолжительно, приведу один любопытный документ. Это
протокол осмотра дела «Союза борьбы за дело революции».
Несмотря на то, что данный документ опубликован на сайте «Фонда Яковлева», сомневаться в его подлинности нет оснований, тем более, что антикоммунисты представляют его как некое доказательство борьбы советских евреев с «тоталитаризмом». В протоколе, в частности, сообщается:
«УМГБ Московской области в январе-феврале 1951 года были арестованы СЛУЦКИЙ Борис Владимирович, ФУРМАН Владилен Леонидович, ГУРЕВИЧ Евгений Зиновьевич, ПЕЧУРО Сусанна Соломоновна, МЕЛЬНИКОВ Владимир Захарович, АРГИНСКАЯ Ирэн Ильинична, ВОИН Феликс Миронович, МАЗУР Григорий Гдальевич, УЛАНОВСКАЯ Майя Александровна, РЕЙФ Алла Евгеньевна.
Все эти лица на допросах признали себя виновными в том, что они являлись участниками антисоветской молодежной организации, именовавшей себя «Союзом борьбы за дело революции».
Руководитель этой антисоветской организации СЛУЦКИЙ Б.В. на допросе 23 января 1951 года показал:
«К концу августа 1950 года мне удалось сгруппировать несколько антисоветски настроенных лиц из числа учащейся молодежи.
К их числу относятся студенты 1-2-х курсов вузов Владилен ФУРМАН, Евгений ГУРЕВИЧ, Владимир МЕЛЬНИКОВ и учащаяся 10 класса ПЕЧУРО Сусанна. Позднее к этой группе антисоветски настроенной молодежи стали также относиться Григорий МАЗУР и Ирэн АРГИНСКАЯ».
Через некоторое время данная антисоветская организация докатилась и до обсуждения террористических методов борьбы:
«СЛУЦКИЙ далее показал, что, обсуждая методы борьбы с советской властью, на вражеских сборищах членов так называемого «организационного комитета» «СДР» неоднократно обсуждался вопрос о применении террора в качестве одного из методов борьбы с советской властью.
СЛУЦКИЙ на допросе 3 февраля 1950 года показал, что инициатором постановки вопроса о терроре против руководителей ВКП(б) и Советского правительства являлся руководящий участник организации «СДР» ГУРЕВИЧ. Как показал СЛУЦКИЙ, впервые вопрос о терроре ГУРЕВИЧ поднял в беседе с ним в августе 1950 года:
«При обсуждении так называемой программы антисоветской молодежной группы ГУРЕВИЧ сказал тогда мне, что не лучше ли будет, если вместо распространения листовок мы включим в свою программу террор.
Не разделяя мнения ГУРЕВИЧА, я заявил, что история, в частности, убийство С.М. Кирова учат нас тому, что метод индивидуального террора не может привести к каким-либо существенным внутриполитическим изменениям в стране, поэтому от такого средства борьбы с советской властью надо отказаться.
ГУРЕВИЧ, настаивая на своем, назвав одного из руководителей ВКП(б), стал высказывать по его адресу клеветнические заявления, что он не пользуется такой популярностью среди народа и в особенности среди интеллигенции, какой пользовался С.М. Киров.
Террористический акт в отношении его, продолжал ГУРЕВИЧ, произведет сильный эффект на общественное мнение не только советского народа, но и народов всего мира».
Как водится, от принятия террора как метода борьба до конкретного планирования терактов - один шаг:
«Далее СЛУЦКИЙ показал:
«Я заявил ГУРЕВИЧУ, что террористический акт над руководителями партии и правительства можно совершить во время праздничной демонстрации на Красной площади.
Здесь же я конкретизировал эту мысль, сказав, что необходимо, мол, организовать группу, один из которой, проходя мимо Мавзолея, начнет стрелять по стоящим на нем руководителям партии и правительства, а остальные должны создать благоприятную для него обстановку и задержать на время тех, кто попытается помешать выполнению этого злодейского акта».
На этом же допросе СЛУЦКИЙ показал, что обсуждение вопроса о терроре имело место неоднократно на заседаниях так называемого «организационного комитета».
На одном из заседаний «организационного комитета» ГУРЕВИЧ написал записку с предложением совершить террористический акт над одним из членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Аналогичные показания СЛУЦКИЙ дал 5 и 9 июля 1951 года. На допросах 14 и 19 июля 1951 года у старшего следователя след[ственной] части по особо важным делам МГБ СССР майора ГРИШАЕВА СЛУЦКИЙ показал, что в октябре 1950 года на сборище членов так называемого «организационного комитета» «СДР», происходившем у него на квартире, ГУРЕВИЧ, предложив террор как одно из средств борьбы против советской власти и конкретизируя предложение, настаивал на подготовке убийства секретаря ЦК ВКП(б) МАЛЕНКОВА, которого ГУРЕВИЧ, как и другие участники «СДР», будучи по своим убеждениям еврейскими националистами, считали виновным в проведении якобы неправильной национальной политики.
В порядке подготовки к покушению на МАЛЕНКОВА ГУРЕВИЧ тогда же предложил создать особую глубоко законспирированную группу из нескольких участников организации «СДР».
Возглавить эту группу ГУРЕВИЧ вызвался лично сам. На вопрос СЛУЦКОГО ГУРЕВИЧУ, как он мыслит осуществить террористический акт в отношении МАЛЕНКОВА, ГУРЕВИЧ ответил, что он однажды видел, как МАЛЕНКОВ выходил из автомашины из своего дома, и вот в такой момент можно было бы совершить на него покушение.
На очередном сборище руководящих участников организации «СДР» 6 ноября 1950 года, происходившем на квартире у СЛУЦКОГО, ГУРЕВИЧ продолжал настаивать на своем предложении о совершении террористического акта против МАЛЕНКОВА.
Поскольку на сборище оказались также два рядовых участника «СДР», то ГУРЕВИЧ, не желая посвящать их в обсуждение вопроса о терроре, передал записку, адресованную так называемому «организационному комитету» «СДР», в которой написал:
«Я все-таки предлагаю выстрелить в МАЛЕНКОВА»».
Как мы видим, несмотря на то, что руководство ЕАК уже сидело под арестом, еврейское террористическое подполье продолжало существовать, работа органов МГБ по его разгрому продолжалась.
Показания членов ЕАК могли быть очень ценны для разоблачения связей СДР и ЕАК, что косвенно подтверждается временными рамками данных судебных процессов. Участники СДР были арестованы в январе-феврале 1951 г, а судебный процесс по их делу завершился в феврале 1952.
Из 16 подсудимых к расстрелу были приговорены четверо руководителей, остальные к разным срокам заключения. А процесс по делу ЕАК начался в конце апреля 1952 года.
Документы по следствию и суду по делу СДР засекречены до сих пор. Что касается дела ЕАК, то стенограммы судебного процесса опубликованы в вышедшей в 1994 году книге «Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса по делу Еврейского Антифашистского комитета».
Правда, опубликованы очень хитро, не полностью. Ниже будет понятно, что автор делает пропуски, когда речь заходит о шпионской деятельности обвиняемых.
Как известно, все подсудимые, кроме Штерн, были приговорены к расстрелу. Схлопотать высшую меру просто за национализм было не реально, но реально за шпионаж и измену Родине, а так же, к примеру, за хищения государственных средств.
Поэтому нас будет интересовать именно то, что связано с этими обвинениями. Итак, первым был допрошен подсудимый Фефер. Остановимся на наиболее интересных фрагментах его показаний.
«Председатель: Вы знаете акт экспертизы от 30 января по поводу передачи в Америку шпионских сведений? Было взято на выдержку 78 документов, и пришли к выводу, что такие требования из Америки и Англии в Антифашистский комитет сами по себе содержат государственную тайну. Вы знакомы с этим актом, согласны с ним?
Фефер: В основном, согласен. Но должен сказать, что документы, представляющие требования американской печати являются не типичными.
Председатель: Вы противоречите своим показаниям. В 1946 году вы уже понимали, что это запрос на дачу шпионских сведений, а сейчас вы говорите, что не знали, что это такое.
Фефер: Я вообще не понимал природу шпионских сведений, я имел об этом слабое представление, и когда речь зашла об армии и флоте, я испугался. Это было в 1947 году».
К сожалению, сам акт экспертизы до сих пор не опубликован. У автора данной книги в начале 90-х был доступ к материалам дела, где эта экспертиза точно должна была быть. Он её видел, но в книгу свою не включил.
А вот из показаний Фефера он забыл убрать фразу про армию и флот. Получается, что американцы запрашивали эту информацию, и это испугало Фефера. Вполне вероятно, что про армию и флот он вспомнил, поскольку такую информацию требовал Всемирный еврейский конгресс, но, возможно, речь шла и про что-то другое.
Примечательно, что на предыдущей странице книги, как раз в той части допроса Фефера, где он рассказывал о характере и порядке передачи статей иностранным агентствам от ЕАК, имеется пропуск и авторский текст:
«Далее суд подробно выяснял порядок передачи статей иностранным агентствам от сотрудников Еврейского Антифашистского комитета и степень секретности публикуемых в них материалов».
Казалось бы, это наиболее важная часть допроса Фефера. Если эти материалы очевидно не содержали никакой секретной информации, если эта секретность была за уши притянута, то почему не показать это читателю? Однако автор преследовал цель не поиска правды, а её сокрытия.
А вот интересный фрагмент, характеризующий сущность взглядов членов ЕАК:
«Председатель: Всё-таки вы пропагандируете исключительно националистические, что больше всего пострадали евреи?
Фефер: Да, я считаю, что на долю евреев исключительные страдания достались.
Председатель: Разве один только еврейский народ пострадал в Отечественной войне?
Фефер: Да, вы не найдете такого народа, который столько выстрадал бы, как еврейский народ. Уничтожено 6 миллионов евреев из 18 миллионов - одна треть. Это большие жертвы, и мы имели право на слезу и боролись против фашизма.
Председатель: Это было использовано не для слезы, а для антисоветской деятельности. Комитет стал центром националистической борьбы».
Ну начнем с того, что еврейский народ как и другие народы СССР, действительно, сражался с фашизмом. Не хуже, но и не лучше остальных. Коммунисты, безусловно, не отрицают политику террора, проводившегося фашистами по отношению к евреям в годы второй мировой войны.
Но точно такой же террор фашисты осуществляли на оккупированных территориях и против других народов СССР. В газовых камерах гитлеровских лагерей советских граждан других национальностей уничтожали наравне с евреями.
К цифре «6 миллионов уничтоженных евреев» тоже есть масса вопросов. Откуда она взялась, до сих пор не понятно.
В лучшем случае, там та же история, что и с придуманной хрущевскими, а позднее и горбачевскими фальсификаторами истории цифрой в 27 миллионов убитых советских граждан (на самом деле, это так называемые «демографические потери», а прямые общие потери - 7 миллионов человек, см.
Классовая борьба в вопросе о потерях в Великой Отечественной войне).
Хорош подход! Все народы СССР за 4 года войны понесли серьезные потери в борьбе с фашизмом. В том числе, еврейский народ.
Но тут на сцену выходят представители еврейской интеллигенции и говорят, дескать, нет, самые большие потери понёс наш народ, мы больше других пострадали, мы лучше других воевали, отдайте нам Крым под национальную еврейскую республику. Что это если не самый оголтелый национализм?
А уж о том, какой народ понёс самые большие потери во время второй мировой войны пусть еврейские националисты расскажут китайцам...
Но вернёмся к показаниям Фефера.
На следующей странице они снова прерываются, и следует авторская вставка:
«Допрос Фефера, который полностью признавал все обвинения, длился долго. Начавшись в первый день процесса, 8 мая, он продолжался и всё утреннее заседание 9 мая.
Фефер, фактически, явился основной фигурой обвинения, и поэтому его допрос по замыслу организаторов судилища должен был быть ключевым в судебном процессе. Он должен был задать тон всему процессу, сломить волю всех остальных обвиняемых.
Но вот закончился допрос Фефера, и другие обвиняемые получили возможность задать ему вопросы».
Почему автор опустил часть допроса - непонятно. Более того, теперь непонятно, к чему относятся некоторые вопросы, которые подсудимые стали задавать Феферу. Вот пример:
«Лозовский: Кто разрешил вам тратить деньги на банкет Новаку в сумме 40 тыс. рублей?
Фефер: Дело в том, что я всеми этими делами не занимался, был управляющий делами всех комитетов Никитин, он составлял сметы и писал по этому поводу докладные записки и согласовывал это с Отделом внешней политики ЦК ВКП(б).
Лозовский: В материале следствия сказано, что разрешение дал Суслов, это верно?
Фефер: Я не знаю, давал ли он по этому поводу разрешение, но на поездку Новака на Украину дал разрешение Суслов».
По всей видимости, вопрос о не целевом использовании этих 40 тыс. рублей в каком-то контексте всплывал в допросе Фефера, но почему-то автор это публиковать не стал.
Что примечательно, в обвинительном заключении сказано:
«Вместе с РОЗЕНБЕРГОМ, ГОДЬДБЕРГОМ и БУДИШЕМ МИХОЭЛС и ФЕФЕР разработали конкретные мероприятия по усилению подрывной деятельности против Советского государства и получили от них вражеское задание - добиться заселения Крыма евреями, создав там самостоятельную еврейскую республику (т. 1, л. б3-66; т. 2, л. 63-73).
Об этом преступном сговоре с представителями еврейских реакционных кругов США обвиняемый ФЕФЕР на следствии показал:
«...РОЗЕНБЕРГ нам заявил, что американские еврейские круги могут оказать нам помощь только в том случае, если мы... отвоюем у Советского правительства Крым и создадим там самостоятельную еврейскую республику. Вы сами понимаете, - сказал РОЗЕНБЕРГ, - Крым нас интересует, с одной стороны, как евреев, а, с другой - как американцев... РОЗЕНБЕРГ нам прямо сказал, что Крым это - Черное море, это - Турция, это - Балканы» (т. 2, л. 66)»».
И далее:
«Наличие преступного сговора между МИХОЭЛСОМ и ФЕФЕРОМ, с одной стороны, и представителями еврейских реакционных кругов, с другой, подтверждается документами, обнаруженными в архиве Еврейского антифашистского комитета и другими доказательствами, собранными по делу.
Так, эксперты, на основании изучения этих документов, в своем заключении от 30 января 1952 года указали, «...что во время пребывания в Америке... МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА было условлено о пересылке регулярной информации... о населении, промышленности, культурных учреждениях и т.д.
Таким образом, МИХОЭЛС и ФЕФЕР, вопреки советским законам... обязались сообщать в Америку сведения, составляющие государственную тайну» (т. 32, л. 47)».
Уточнялось даже, кто и какие сведения собирал по заданию Фефера:
«Осужденный американский шпион ПЕРСОВ, непосредственно занимавшийся по заданию ФЕФЕРА сбором секретных сведений о промышленности Советского Союза, на следствии заявил:
«...В начале 1946 года я собрал материалы и составил очерк о московском автозаводе имени Сталина. ...Характеризуя производственную мощность отдельных цехов автозавода, я отметил, что инструментальный цех автозавода... по своим размерам не уступит любому заводу средней мощности» (т. 30, л. 23, 24)».
В любом случае, касательно этих показаний Фефер должен был быть допрошен в суде. Но почему-то именно эти показания так и остались не опубликованы.
После Фефера была допрошена подсудимая Теумин. В обвинительном заключении по поводу неё сказано следующее:
«По поручению обвиняемого ЛОЗОВСКОГО просматривала и корректировала посылавшиеся Еврейским антифашистским комитетом в Америку, Англию и Палестину статьи, которые содержали извращенную в националистическом духе информацию о положении евреев в Советском Союзе.
В 1945 году установила личную шпионскую связь с американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передала шпионские материалы о политическом и экономическом положении советских Прибалтийских республик».
Однако в книге та часть допроса, где должны были быть освещены данные вопросы, не опубликована. Правда, заслуживают внимания её показания по поводу положения дел в Совинформбюро, руководил которым Лозовский.
«Председатель: На предварительном следствии вы показали, что у Лозовского было много друзей, которые ни по политическим, ни по деловым качествам не подходили к этой работе. Правильно ли это?
Теумин: Да, были люди, которых Лозовский устраивал на работу, хотя они и были очень слабыми работниками и для работы в аппарате Совинформбюро совершенно не годились. Но насчет Рубинина я не могу сказать, что он был приятелем Лозовского.
Председатель: Вы показывали (зачитывает), что на должность переводчика английского языка были наняты американские евреи Тальми и Файнберг. Центральным редактором английского языка являлся Левин, ранее проживавший в Англии, а машинисткой английского языка работала американская еврейка Полак Бетти.
В качестве редактора американского отдела Лозовский принял бывшего белоэмигранта возвращенца из Америки Рекцина. Авторский состав Совинформбюро был собран Лозовским так же исключительно из евреев.
Теумин: Это так. Нужно сказать, что с авторским составом у нас было весьма неблагополучно. Работало очень большое количество третьестепенных авторов, которых у нас называли «жучками».
Они почти никогда не печатались и могли с таким же успехом писать как о Большом театре, так и о тракторах, о колхозах, о Киеве, о Днепрогэссе и т. п. Эти люди писали на любые темы. И неоднократно мы, редакторы, на редакционных совещаниях ставили вопрос, что нужно требовать, чтобы состав авторов был совсем иной, состоящий из более квалифицированных работников».
Если дела, действительно, обстояли именно так, то это называется не иначе как вредительство на важнейшем направлении в условиях войны.
Если, помимо этого, вскрылись еще и хищения государственных средств, то становится понятно, за что Лозовский получил расстрельный приговор.
Касательно шпионажа Теумин дала следующие показания:
«Председатель: «Из ваших показаний видно, что вы передали обширную справку Гольдбергу о Прибалтике. Что же там было?
Теумин: Там было количество населения, величина территории, главные города республики, ущерб, принесенный каждой республике немецкими оккупантами, и сведения о восстановлении. Так, было указано, что в Литве уже восстановлено 1118 предприятий.
По поводу ущерба я брала данные из актов Чрезвычайной комиссии. У меня лежали в столе 3 книжки о работе комиссии, и я пользовалась ими.
Председатель: А где вы взяли сведения о восстановлении промышленности?
Теумин: Я пользовалась статьями, которые мы отправляли за границу. Эти статьи присылались нам из Литвы, Латвии и Эстонии, большей частью руководящими работниками. Я за годы войны установила с ними связь, и они давали мне статьи и для иностранной печати».
И далее:
Председатель: Материалы, которые вы передавали Гольдбергу, регистрировались? Если регистрировались, то где второй экземпляр справки о Прибалтике?
Теумин: Это для меня загадочная история. Я не понимаю, куда мог деться второй экземпляр.
Председатель: Кто у вас регистрировал материалы?
Теумин: Статьи все регистрировались секретарём, а ведь это была справка.
Председатель: Пусть справка, но ведь документы, исходящие из Совинформбюро и переданные вами в руки шпиона, должны были регистрироваться?
Теумин: Я не знала, что Гольдберг шпион, и считала его другом Советского Союза, но я все равно не должна была передавать ему этой справки. В этом моя вина, в этом моя политическая близорукость.
Председатель: Чему верить? Вашему ли утверждению или следственным органам, утверждающим, что справка содержала секретные сведения?
Теумин: Я уже говорила, что в справке мною приводились данные о восстановлении промышленности и сельского хозяйства на основании официальных статей, печатавшихся как в нашей, так и в зарубежной прессе.
Председатель: Копия справки должна быть в архиве вашего отдела?
Теумин: Она должна быть там, но могла случайно попасть и в материалы секретариата».
Интересная получается история. Некая справка передана человеку, который, как выяснилось позднее, шпионил в пользу США.
По данным следствия, справка содержала секретные сведения. Голословно утверждать следователи это вряд ли могли. Но на основании чего они это утверждали, мы сказать точно не можем, ведь материалы дела засекречены. Казалось бы, дело должна прояснить копия справки.
Но почему-то этой копии нет, хотя должна быть. Понятно, что такой расклад не в пользу Теумин.
Следующим был допрошен подсудимый Маркиш. В обвинительном заключении про него сказано:
«В 1926 году, возвратившись в СССР, установил преступную связь с еврейскими националистами, вместе с которыми до последнего времени вел подрывную работу против Советского государства. В 1945 году имел несколько встреч с приезжавшим в СССР американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передал сведения о положении и настроениях еврейских писателей в СССР».
Касательно шпионской деятельности, он показал следующее:
«Председатель: Далее вы говорите относительно деятельности Комитета по посылке за границу шпионских материалов (т.15, л.д. 156-157). Правильны эти ваши показания?
Маркиш: Правильны объективно, но я о них узнал только на следствии. Я был вне допускаемости к этим вещам».
Казалось бы, суд должен был задать вопрос Маркишу, что означает это «вне допускаемости»... Но здесь в очередной раз показания прерываются на самом важном и следует авторская вставка:
«Далее часть заседания была посвящена доказательству, что почти вся литература, статьи и очерки, направленные ЕАК за границу, носили шпионский характер и имели националистическую окраску. Открывшееся после перерыва заседание было посвящено приезду в СССР Гольдберга».
Так вот эти доказательства шпионского характера материалов - и есть самое важное. Автор уже не в первый раз опускает ключевые моменты. При этом, дальнейшие показания Маркиша публикуются таким образом, чтоб у читателя сложились мысли о его невиновности и абсурдности судебного процесса в целом.
Так, про Гольдберга приводятся следующие показания:
«Председатель: Вы говорили, что Гольдберг оказался не только редактором, но и матерым американским разведчиком, а Фефер и Эпштейн, упоминая о нём, преклонялись перед ним.
Маркиш: О том, что он разведчик, я не знал, и, как это не странно, даже МГБ через полтора года после того, как этот мерзавец обесчестил нашу страну, не заметило этого. Через полтора года Симонов и Галактионов были в Америке, находились вместе с ним и дали ему интервью».
Роль Гольдберга из всего этого решительно не понятна. Не понятно, ни как Маркиш узнал, что он шпион, ни как Гольдберг «обесчестил страну».
В конце показаний Маркиша автор снова использует свой любимый приём. Заходит речь про то, что Фефер собирался послать делегацию в Варшаву на открытие памятника погибшим евреям с целью налаживания связи с Америкой. И тут снова показания резко прерываются и следует авторская вставка:
«12 мая в 14 часов 45 минут продолжилось судебное заседание. Вскоре закончился допрос Маркиша председательствующим судебной коллегии и право задавать вопросы получили подсудимые».
Опубликованные далее ответы и новые показания Маркиша снова не содержат ничего существенного, не раскрывают роли подсудимого в шпионаже. Однако, в конце есть снова любопытная авторская вставка:
«Этими словами Маркиша, сказанными им 13 мая в 20.45 минут, завершается его допрос в ходе судебного следствия. Допрос Маркиша длился почти полных 3 дня - 10, 12 и 13 мая».
Однако в книге допрос Маркиша уместился всего на 17 страницах (с 59 по 76). Читатель может провести эксперимент и проверить, сколько времени у него займет чтение вслух 17 страниц текста. Даже если читать по слогам, на это уйдет сильно меньше, чем 3 дня.
По моим прикидкам, если читать не сильно быстро, то вряд ли прочтение 17 страниц текста займёт более 2 часов.
И другой любопытный момент. Как мы видим 12 мая в 14.45 начался допрос Маркиша, закончился - 13 мая в 20.45, причем после этого начался допрос следующего подсудимого, из чего можно сделать вывод о том, что судебные заседания длились допоздна. Так вот, показания Маркиша за всё это время уместились у автора на 9 страницах текста.
То есть под видом стенограммы процесса нам предлагаются лишь обрывки, подобранные таким образом, чтоб представить подсудимых невиновными.
Вернёмся к показаниям подсудимых. После Маркиша допрошен был Бергельсон. Не буду подробно останавливаться на показания о пропаганде еврейского национализма. Тем более, что получить за это расстрельный приговор было не реально. Нас интересует, прежде всего, то, что связано со шпионажем.
«Председатель: Теперь расскажите по вопросу сбора информации о Советском Союзе (экономике, культуре и т. п.), которая направлялась корреспонденцией в Америку. В чем здесь состоит преступление?
Бергельсон: Я не знаю.
Председатель: Как не знаете?
Бергельсон: Я это связываю с другим моментом, мы придём к этому.
Мое участие в этом сборе информации выражается как зав. Литературно-художественной частью «Эйникайт». Я не снимаю с себя всю ответственность за всю работу Комитета и за то, что я написал письмо некоторым писателям, чтобы они посылали свои вещи - очерки и т. д. в «Эйникайт».
Как все эти материалы собирались, я думаю, что я отвечу на это позже, когда подойдет самый острый момент преступной деятельности руководителей ЕАК».
И далее, как водится, на самом интересном месте показания Бергельсона прерываются и следует авторская вставка:
«Последующая часть допроса была посвящена выяснению всех обстоятельств, связанных с подготовкой и направлением в правительство письма об образовании Еврейской автономной республики в Крыму.
Еще большая часть времени ушла на выяснение всех деталей посещения Советского Союза Гольдбергом и Новиком, всех встреч с ними Бергельсона, других членов ЕАК.
Далее суд касается показания Бергельсона в ходе предварительного следствия о «пропаганде националистических идей», которая проводилась Антифашистским комитетом.
Представления о тех показаниях, которые были выбиты следователем, о тех обвинениях, которые выдвигались против обвиняемых, могут дать несколько выдержек из этой части допроса Бергельсона в ходе судебного заседания 15 мая».
Что примечательно, в приводимых далее выдержках нет ни слова ни про шпионаж, ни про «выбитые следователем показания». Казалось бы, самое время заявить, что показания были получены незаконным путем, и отказаться от них.
Но Бергельсон делает прямо противоположное:
«Председатель: Перейдем к вопросу ваших показаний относительно пропаганды националистических идей, которая проводилась Антифашистским комитетом. В своих показаниях на предварительном следствии и, в частности, в протоколе допроса от 4 марта 1952 г по поводу акта экспертизы вам задаётся вопрос: «С этим выводом экспертов вы согласны?». Вы отвечаете: «Да, согласен», и дальше показываете:
«Орудовавшие в ЕАК националисты Михоэлс, Эпштейн, Фефер, Квитко, Маркиш и другие, а так же и я - Бергельсон, во главе с идейным руководителем и вдохновителем Лозовским проводили активную националистическую деятельность, вылившуюся в широкую пропаганду националистических идей».
Дайте показания суду по этому поводу.
Бергельсон: Пропаганда велась за границей и здесь через газету «Эйникайт». Я признаю, что в статьях, посылаемых за границу и помещаемых в газете «Эйникайт», выпячивалась роль евреев, отличившихся на фронте и в тылу. Я признаю, что по существу это была националистическая пропаганда.
Председатель: (зачитывает общие выводы экспертизы по вопросу националистической пропаганды).
Согласны ли вы с выводом экспертизы.
Бергельсон: Я согласен с выводами экспертизы».
В обвинительном заключении касательно Бергельсона сказано следующее:
«Являясь членом президиума Еврейского антифашистского комитета, принимал активное участие в сборе информации о Советском Союзе для американцев, а в 1947 году со шпионской целью выезжал в Киев. Во время пребывания в СССР американских разведчиков ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА передал им информацию о Биробиджане».
Вот по поводу этого он точно должен был быть допрошен в ходе судебного заседания, однако автор эти показания решил не публиковать, а представил всё дело так, что Бергельсон был расстрелян всего лишь за то, что восхвалял еврейский народ.
Два полных дня, в течение которых допрашивался Бергельсон, у автора уместились на 14 страницах. То есть и здесь автор опубликовал лишь мизерную и наименее существенную часть допроса.
Следующим давал показания в судебном заседании подсудимый Квитко. В обвинительном заключении читаем следующее:
«Будучи заместителем ответственного секретаря Еврейского антифашистского комитета, вошел в преступный сговор с активными врагами советского народа МИХОЭЛСОМ, ФЕФЕРОМ и ЭПШТЕЙНОМ, вместе с которыми использовал комитет в преступных целях, превратив его во враждебную советской власти организацию.
Давал задания своим сообщникам собирать шпионские материалы для отправки в США. В 1944 году выезжал в Крым для сбора сведений об экономическом положении области и наличии там еврейского населения, которые затем были переправлены комитетом в США.
В 1946 году установил личную шпионскую связь с американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, информировал его о положении дел в Союзе советских писателей и дал ему согласие на выпуск советско-американского ежегодника, через который американцы намеревались получать разведывательную информацию об СССР».
Что примечательно, Квитко безо всяких проблем отказался от своих показаний на предварительном следствии:
«Квитко: Я дал плохие показания.
Председатель: Как плохие, неполные?
Квитко: Мои показания были неправильные. Следствие велось предвзято, и все мои доводы игнорировали. Все то, что я говорил, я говорил своими словами, здесь переведено на язык протокола.
Своими словами я говорил иначе. Я не оправдываю ни себя, ни Лозовского, ни других, но все это построено иначе, чем сейчас записано в протоколе. В протоколе все построено по юридическим правилам, а в жизни эти факты выглядят иначе.
Когда я приехал, то я увидел, что хозяином, прежде всего, являлся Лозовский. Я знал, что между Эпштейном, Фефером и Михоэлсом было полное единение по всем вопросам».
Если из подсудимых «выбивали» показания, то почему об этом открыто не заявить? Но нет, Квитко говорит лишь о том, что все ошибки следствия сводятся к тому, что его неправильно поняли...
*
...Дальнейшие показания Квитко по данному вопросу автор почему-то публиковать не захотел...
Январь - апрель 2022
Николай Федотов
***
Окончание статьи
здесь.
НАВЕРХ.