Удивительная история второго предложного падежа (1/2)

[ss69100]

Мы публикуем стенограмму и видеозапись лекции, прочитанной российским лингвистом и переводчиком, кандидатом филологических наук, старшим научным сотрудником Отдела языков народов Азии и Африки Института востоковедения РАН, доцентом факультета гуманитарных наук НИУ-ВШЭ Ильей Борисовичем Иткиным . Выступление прошло в рамках проекта «Публичные лекции "Полит.ру"» 19 мая 2016 г. Фотографии Юлии Радиловской.

Текст лекции



И. Иткин: Добрый вечер. Прежде всего, хочу сказать спасибо руководству «Полит.ру» за сегодняшнее приглашение. Насколько я понимаю, этот цикл существует уже много лет, но всегда проходил мимо меня, поэтому я сегодня выступаю в первый раз. Это отчасти может извинить накладки и шероховатости сегодня.

И я хочу еще сказать, что превращать это в зал заседаний Совета народных депутатов все-таки, не очень хочется поэтому можно задавать вопросы с места, а вопросы, требующие длинного ответа, давайте оставим на вторую часть, я очень постараюсь оставить для этого время.

Предметом нашей лекции, заявленные в анонсе и в названии, будут падежные формы существительных мужского рода II склонения и существительных III склонения женского рода. Формы, которые можно проиллюстрировать примерами «гулять в лесу» или «держаться в тени» - это формы, которые, будучи по школьным меркам формами предложного падежа, от обычных форм предложного падежа отличаются.

В среднестатистической школе на это никакого особого акцента не делается, ну, предложный падеж и предложный падеж. Ну, есть у предложного падежа формы «те́ни» - «тени́», есть форма «лесе» и форма «лесу». Ну, подумаешь, две формы предложного падежа, но при этом особо ничего страшного для школьника не происходит, если он встречает выражение «гулять в лесу», он должен написать свой предложный падеж, и это всех устраивает.

На самом деле, - я бы с уважаемым ведущим не согласился, - как интерпретировать эти формы с лингвистической точки зрения - следует ли рассматривать эти формы как отдельный падеж или, действительно, как подмножество форм предложного падежа, - вопрос, безусловно, спорный.


Потому что эта форма объективно представляет собой нечто среднее между подмножеством другого падежа, предложного, и отдельным падежом, то есть можно говорить о седьмом падеже в русской грамматике, а можно так и не говорить, и разные лингвисты придерживаются разных же точек зрения.

Так вот, этот вопрос не только спорный, но и в каком-то смысле не самый важный, не он будет в центре нашего внимания в сегодняшней лекции. Потому что мы можем знать, где у нас есть эти формы. Называть их я буду условно вторым условным падежом.

Есть у них короткое, чуть более научное название «местный падеж» и есть супер-научное название - в той системе наименований, где все падежи называют латинскими названиями, этот падеж называют локативом. Я буду называть его вторым предложным падежом.

Эти формы настолько интересны сами по себе, как объект изучения, совершенно независимо от того, чем мы их считаем и как называем, что хотелось бы сосредоточиться именно на этом, именно об этом поговорить.

Я хочу во второй части, еще до ваших вопросов, позадавать вопросы залу: и потому, что будет яснее, и потому, что мне действительно интересно, как вы употребляете или как вы оцениваете некоторые формы, которые будут предметом нашего рассмотрения.

Имеет смысл начать с происхождения форм второго предложного падежа, потому что откуда-то они же появились? И как-то получилось так, что они есть далеко не у всех русских существительных, мягко говоря, и даже не у всех типов русских существительных, например, в первом склонении - у «коровы» или «тумбочки» никакого второго предложного падежа нет.

Возникновение форм второго предложного падежа, в первую очередь - у существительных мужского рода, - связано с тем, что в древнерусском языке у существительных было гораздо больше склонений, чем те три типа, которые мы знаем сейчас.

И, поскольку сейчас типов меньше, то понятно, что русский язык в течение нескольких веков пережил какую-то грамматическую перестройку, если прибегать к научным терминам - унификацию типов склонения, их сокращение и движение в сторону большего единообразия.

То склонение, к которому относятся слова типа «мальчик» или «стол», то, что мы сейчас знаем как второе склонение, на специальном языке исторической лингвистики называется «o-склонение».

Но, помимо «o-склонения», которое, очень сильно упрощая, было приблизительно таким, как сейчас, хотя на самом деле это не так, и многие окончания, особенно во множественном числе, выглядели иначе, но в общих чертах будем считать, что это оно и было, кроме этого некоторые существительные мужского рода могли относиться к так называемому «u-склонению».

Которое, с одной стороны, было похоже на «o-склонение» - например, в именительном падеже единственного числа у этих склонений было одинаковое окончание, которое когда-то было кратким гласным, который записывался как твердый знак - «ер», потом перестал произноситься на концах слов, окончание стало нулевое, но оно было одинаковым.

Например, к «u-склонению» относилось и дольше всего держалось в этом качестве слово «сын». Название «u-склонение» имеет некоторые исторические объяснения, но даже они нам сейчас не так важны, просто можно сказать, что везде, где только можно, у этого типа словоизменения существительных имелось окончание «-у», а если окончание было длиннее и содержало еще какой-нибудь гласный, то это «-у» превращалось в звукосочетание «-ов-».

И дело выглядело так: скажем, родительный падеж от слова «сын» был «сыну», дательный падеж был «сынови», предложный или местный падеж опять-таки был «сыну» ("думать о сыну"), именительный падеж множественного числа был «сынове». И след этого «-ов-» в слове «сын» прекрасно сохраняется до сих пор во множественном числе, где вся основа множественного числа почему-то имеет вид «сынов-»: сыновья, сыновей, сыновьям и так далее. Вот это след того, что слово «сын» относилось к «u-склонению».

Кстати говоря, в родительном падеже множественного числа у слов «u-склонения» было окончание -ов - сын-ОВ, а у привычных нам слов типа «мальчик» или «стол» окончание родительного падежа множественного числа было нулевое, такое, как сейчас у слова «глаз» или «ботинок». Сейчас таких слов мало, а раньше таких слов было огромное количество.

Конечно, местный падеж слова «сын» вряд ли мог сыграть какую-то роль в грамматической системе русского языка, просто потому, что он редко употреблялся.

Но к «u-склонению» относились и другие слова, какие - не очень понятно, потому что к моменту, когда русский язык появляется в письменной форме, скажем, в XII веке, некоторое смешение, взаимодействие «o-склонения» и «u-склонения» зашло довольно далеко, и не всегда можно определить, какое слово изначально относилось к «u-склонению», а какое - приобрело соответствующее окончание в результате некоторого взаимодействия и перестройки. Но ясно, что там были слова с хорошим пространственным значением.

По-видимому, к «u-склонению» относилось слово «дом», относилось слово «лед», слово «торг» - там было некоторое количество слов, от которых можно было ожидать частого употребления в местном или предложном падеже.

В конце концов, как мы знаем, «u-склонение» исчезло, потому что слов в нем было меньше, чем в «о-склонении», но оно оставило некоторые следы в современном склонении существительных второго склонения мужского рода.

Главный след - то самое окончание родительного падежа множественного числа «-ов»: все-таки слов с окончанием «-ов» сейчас очень много, и новые слова попадают в этот же класс - «компьютеров» или «микрофонов», а слов с нулевым окончанием типа «глаз» или «ботинок» все-таки гораздо меньше.

Кроме того, одним из следов «u-склонения» является второй родительный падеж, который может иметь окончание «-у/-ю»: выпить чаю, выпить квасу, насыпать сахару - вот это тоже пришло из «У-склонения». Ну, и окончание местного падежа, окончание «-у» по сравнению с обычным окончанием «-е».

При этом известным свойством окончания второго предложного падежа во втором и третьем склонении является то, что это окончание всегда ударное. Во втором склонении это всегда ударное «-у», а в третьем - всегда ударное «-и».

Почему так получилось? Условно говоря, именно эти окончания - окончания местного падежа «-у», но не окончания местного падежа «-е» - «на окне́» и так далее - исторически писался «ять», а произносился некий гласный, похожий на «е», но не «е», потом «ять» совпал с «е» и стало обычное «е».

Свойства ударности - безударности окончания «-и» в предложном падеже у слов третьего склонения и окончания «-у» в предложном падеже у слов «u-склонения» отличались от свойств по ударению окончания «-е» слов второго склонения будущего типа «на окне», «на столе» и так далее.

И в результате закрепилась система, в которой окончание обычного предложного падежа может быть и ударным, и безударным - «на столе́», на «микрофо́не», а ударение форм второго предложного падежа - оно всегда на самом этом окончании: «в лесу́», «на берегу́», «в ходу́» и так далее. И то же самое в третьем склонении: «на печи́», «на мели́», «в тени́», «на груди́».



Если теперь посмотреть, как употребляются в современном языке формы второго предложного падежа, то тут тоже начинаются некоторые интересности и странности.

В частности, потому и предложный падеж, что встречается только после предлогов - в русском языке есть четыре предлога, которые свободно принимают предложный падеж: предлоги «в», «на», «при» и «о», - и из этих четырех предлогов с формой второго предложного падежа сочетаются только два - «в» и «на», а предлоги «о» и «при» не сочетаются.

Причем, если для предлога «о» это понятно, этот предлог имеет значение какой-то мыслительной деятельности, что-то совсем далекое от всяких идей, связанных с пространством, то предлог «при» вроде как имеет пространственное значение, но, по-видимому, оно оказалось недостаточно пространственным, потому что в истории русского языка, в диалектах, в старых памятниках встречаются случаи употребления второго предложного падежа с предлогом «при», но сейчас в литературном языке таких примеров нет.

Их нет даже в качестве ошибок, шуток, в качестве языковой игры, а это - очень надежный индикатор того, что чего-то нет совсем радикально.

Более того, предлоги «в» и «на» тоже годятся не в любом качестве. А нужно, чтобы сочетание предлога и существительного было чем-то вроде обстоятельства, чаще всего - обстоятельства места, потому что эти предлоги в первую очередь имеют значение места.

Или обстоятельства времени, потому что в русском языке, как и в других языках, значение времени очень часто передается теми же средствами, что и значение места.

Понятно, что, если мы говорим «в июле» предложным падежом, то это приблизительно грамматически то же самое, что мы скажем «в городе» предложным падежом. Только «в июле» означает время, когда что-то происходит, а «в городе» означает фрагмент пространства, где что-то происходит или где мы находимся.

Кроме того, есть довольно большое количество метафорических употреблений предлогов «в» и «на», в том числе - с формами второго предложного падежа. Например, никуда не годное в качестве пространственного существительного слово «ход» прекрасно сочетается и с предлогом «в» и с предлогом «на», образуя некоторые метафоры.

Можно сказать, что «эта цитата сегодня в большом ходу» или что «кто-то на ходу разговаривает по мобильному телефону». И то, и другое - отличные примеры второго предложного падежа, хотя, строго говоря, это не обстоятельства места и не обстоятельства времени, а, наверное, это - обстоятельства способа действия.

Цитата как? - «в большом ходу» или кто-то разговаривает как? - «на ходу». Или даже можно считать, что «цитата в большом ходу» - это вообще определение: цитата какая? - «в большом ходу», то есть модная, популярная.

При этом некоторые существительные сочетаются и с предлогом «в» и с предлогом «на» в форме второго предложного падежа.

Можно найти «дырку в полу» и ребенок может играть «на полу». Может быть пробоина «в борту» корабля, а можно быть «на борту» корабля. Можно плавать «в пруду», а можно - увидеть что-то «на пруду», можно держать калачи «в печи», а можно - «на печи».

А есть существительные, которые сочетаются с одним из двух предлогов в форме второго предложного падежа, а со вторым не сочетаются. Можно гулять «в лесу», но «на лесу» - нельзя, так же, как и «в тени» быть можно, а можно ли быть «на тени»?

Существенно, что предлоги «в» и «на» должны образовывать некоторое единство с существительными, что передается идеей обстоятельства. Если же предлоги «в» и «на» зависят от глагола, если дело в управлении глагола, то никаких форм второго предложного падежа не будет.

Можно сказать «наживаться на лесе», можно сказать «нуждаться в те́ни», но явно плохо говорить «наживаться на лесу» и «нуждаться в тени́», потому что в данном случае мы не можем убрать предлог - глагол «наживаться» требует предлога «на» в значении источника, что послужило источником доходов, глагол «нуждаться» требует предлога «в», когда нам нужно выяснить предмет потребности.

Кроме того, оказалось в результате всех этих многочисленных перестроек и мутаций, что второй предложный падеж у существительных мужского рода несравненно более развит, более распространен в современном русском языке, чем у существительных третьего склонения.

Форму второго предложного падежа имеют примерно штук 140 существительных мужского рода типа «лес», «год» или «борт», и штук 25 существительных третьего склонения типа «пыль», «мель», «печь». Цифры достаточно условные.

Может оказаться, что какие-то примеры, которые можно привести в качестве иллюстраций для мужского рода, для слов женского рода просто не находятся, просто потому, что их количество столь невелико.

Дальше вопрос состоит в том, обладают ли существительные, которые могут принимать форму второго предложного падежа, какими-то общими свойствами? Оказывается, что такими общими свойствами, чтобы не было ни единого исключения, эти существительные, похоже, не обладают, как ни странно. Во всяком случае, трудно привести соответствующее свойство.

Но есть такие свойства, которые характерны для подавляющего большинства соответствующих существительных.

Если мы говорим о существительных мужского рода, то практически нет существительных в форме второго предложного падежа, которые заканчивались бы на парные мягкие согласные. Грубо говоря, на мягкий знак. Буквально по пальцам можно пересчитать исключения. И, как правило, все это не свободные сочетания, а фразеологические выражения.

Это слово «корень», для которого есть выражение «пресечь на корню», «скупить на корню» и что-нибудь в этом роде, которое вовсе не обязательно употребляется по отношению к объектам, имеющим корень. «Пресечь на корню» можно какие-то нехорошие поползновения, зачатки возмущения в аудитории, а «скупить на корню» можно вообще все, что угодно, например, строящийся жилой комплекс.

Еще есть выражение «делать что-то сколько-то раз на дню» - очень специфическое и очень фразеологизованное выражение.

И едва ли не последний случай - выражение «во хмелю», которое употребляется в очень узком значении - о состоянии плохо контролируемого опьянения - и по-другому не употребляется. Если речь идет просто о растении, которое служит источником опьянения, то можно запутаться, допустим, в зарослях хмеля, но никакого второго предложного падежа там не будет.

Еще чрезвычайно мало случаев, когда бы существительное имело форму второго предложного падежа, будучи неодносложным.

И почти всегда их можно чем-нибудь объяснить. Например, про слова «корень» или «ветер» можно сказать, что они не считаются, потому что у них есть беглый гласный, и в форме второго предложного падежа основа все равно оказывается односложной: «на ветру», «на корню», «в углу». Хотя сами слова - «корень», «ветер» и «угол» - двусложные, основа у них односложная, как и у слов «борт», «цех» или что-то такое.

Кроме того, есть такой пример как «в аэропорту», но «аэропорт» берется от слова «порт», а «порт» - односложное слово.

Наконец, есть несколько примеров существительных с полногласными сочетаниями, возможно, не все присутствующие после школы забыли, что это такое: это сочетания типа «ере» ~ «оро» ~ «оло», которые соответствуют старославянским и вообще книжно-заумным сочетаниям «ле» ~ «ла» ~ «ре» ~ «ра». То есть, есть «город», а есть «град», есть «берег», а есть «брег».

И существительные типа «берег», «холод», «терем» имеют форму второго предложного падежа, какие-то более свободные типа «на берегу», какие-то менее свободные, как «в терему», - такое встречается.

Но дело в том, что в русском языке по некоторым историческим причинам основы, содержащие такие полногласные сочетания, типа «берег», «город», «холод» или что-то такое, очень часто ведут себя так же, как односложные существительные не только в области второго предложного падежа, но и в других ситуациях. Это имеет историческое объяснение, в которое я сейчас не буду вдаваться.

Оказывается, что односложных основ, имеющих второй предложный падеж, крайне мало. Слово «повод» - в значении части упряжи, которое является исторически основным, но и тут есть прямое, «коневодческое» выражение «вести в поводу», но есть и фразеологизм «идти на поводу», которое означает подчинение кому-то, чьей-то чужой воле.

Ну и еще есть слово «отпуск» - встречается форма второго предложного падежа «в отпуску», хотя, думаю, все согласятся, что сейчас чаще употребляется форма «в отпуске», форма обычного предложного падежа.

И, наконец, есть еще одна особенность, которую трудно увидеть невооруженным глазом (она включена в анонс, чтобы привлечь внимание аудитории): почему идеально подходящее по смыслу, очень старое, очень частотное, очень односложное, очень на твердую согласную и так далее... слово «стол» не имеет формы второго предложного падежа?

Мы говорим «на столе» и «в столе», но не говорим «на столу» и «в столу», даже в качестве распространенной шутки эти формы не употребляются.

Оказывается, что здесь дело в ударении. Я сказал, что окончание второго предложного падежа «-у» всегда ударно, и, если мы посмотрим на подавляющее большинство существительных, имеющих форму второго предложного падежа, окажется, что это существительные, у которых в формах единственного числа ударение падает на основу.

Лес - ле́са, ле́су, о ле́се, но «в лесу́». «О це́хе», но «в цеху́». «О пруде», но «в пруду́». О пруде сейчас скажу отдельно. «О по́воде», но «на поводу́». Есть некоторое количество исключений. Например, «горб» - горба́, горбу́, о горбе́, на горбу́. «Мост»: мост, моста́, мосту́, о мосте́, на мосту́.

Есть некоторое количество исключений - на 140 слов приблизительно с десяток исключений. Можно было бы посчитать, что это - пустяки, маленький процент исключений, допустимый для лингвистического явления. Но оказывается, что важнее посмотреть на то, как «ударялись» эти слова в древнерусском языке.

Дело в том, что ударение - одна из самых нестабильных частей грамматической системы русского языка, поэтому такое чудовищное количество споров про ударения, как лучше, как можно, как нельзя.

Поэтому такое чудовищное количество пометок про ударения в нормативных словарях, такое чудовищное количество вопросов про ударения в диктантах и в ЕГЭ (не к ночи будь помянут), и вообще в школьных вопросах. И поэтому на эту тему время от времени вспыхивают бурные общественные дискуссии.

Знаменитый глагол «звонить» - хорошая иллюстрация, но далеко не единственная. «По сре́дам» или «по среда́м» - тоже животрепещущая проблема российской действительности. Ну, и так далее. Это происходит потому, что ударения в русском языке уже много столетий нестабильны, слова переходят из одного «акцентного класса», как говорят лингвисты, в другой.

Допустим, в единственном числе ударение на основе - это один акцентный класс, во множественном числе ударение на окончании - это тоже один акцентный класс, а если на основе - это другой акцентный класс, и так далее.

И оказывается, что из тех слов, которые сейчас имеют ударение на окончании и имеют форму второго предложного падежа, большинство лет 400-500 назад либо вообще склонялось по-другому, либо имело вариант ударения в единственном числе на основе.

Раньше могло склоняться «горб - горба́ - горбу́» и «горб - го́рба - го́рбу». Слово «пруд»: сейчас вообще непонятно, как оно склоняется, и форма «пруда́» и форма «пру́да» не выглядят особо ужасными, и это давняя ситуация. Раньше тоже были и форма «пруда́», и форма «пру́да».

Слово «крюк», которое склоняется «крюка́ - крюку́» и так далее, склонялось с ударением на основе: «крю́к - крю́ка - крю́ку». Те самые «ру́ки-крю́ки» помимо того, что это - симпатичная рифма, это отражение старого ударения этого слова.

А вот что касается слова «мост», то, может быть, даже среди присутствующих найдутся те, для кого ударение «мост - мо́ста - мо́сту» не является ужасным и неприемлемым. Есть ли в зале те, для кого ударение в фразе «идти по мо́сту» не кажется ошибкой, ужасным? Никого нет? Ах, есть?

На самом деле, если мы возьмем русскую поэзию, даже не времен Пушкина, а середины XX века, мы найдем таких примеров много. В знаменитой поэме Александра Галича «Кадиш» есть такие слова:

И дальше, и с песней, построясь по росту, К варшавским предместьям, по Гданьскому мо́сту!

И это не потому, что Галич, ради того, чтобы зарифмовать, попасть в размер, решил исковеркать русский язык, нет, он использовал форму, которая на тот момент была совершенно нормативной и допустимой. Более того, словари до сих пор не запрещают ударение «мост - мо́сту».

Для меня и сейчас такое ударение не является ужасным, если перед словом «мост» стоит его название, например, «по Троицкому мо́сту». Слово «мост» приобрело второй предложный падеж в те времена, когда его первый предложный падеж был «о мо́сте», а не о «мосте́».

Из этого правила есть несколько исключений. Например, слово «плот», по-видимому, очень давно имело ударение такое же, как сейчас, то есть, всегда ударение на окончании: «плот, плота́, плоту́, плота́ми». Слово «пост» в значении соответствующего религиозного периода воздержания от определенных видов еды, тоже, по-видимому, всегда имело ударение такое же, как и сейчас: «пост, поста́, посту́».

Но тут надо сказать, что, хотя словари приводят форму «в посту́», а вот поднимите руки те, кто знаком с этой формой? «Мне нельзя мясо, я в посту́» - кто с этой формой знаком? Одна рука есть - это довольно показательный процент.

Хотя, действительно, такая форма встречается, но на самом деле слово «пост», как можно проследить по текстам, никогда не имело устойчиво форму второго предложного падежа. Даже в самых что ни на есть церковных книгах выражение «в посте́ и в молитве» выглядит именно так, а «в посту́ и в молитве» похоже, что по-русски никогда не говорили.

Еще одно слово, для которого достаточно удивительно, что оно относится к этой категории, - слово «угол». Казалось бы, как можно иначе склонять это слово, как «угла́, углу́, угло́м, об угле́» - не об угле, которым топят, а об угле улицы, например?

Тем не менее, старое ударение этого слова - «у́гла, у́глу, об у́гле» и тому подобное. По-видимому, слова, которые очень давно имеют ударение во всех формах на окончании, типа «стол», с огромным скрипом получали форму второго предложного падежа.

Явных исключений очень мало, может быть, слово «плот» («на плоту́»), может быть, еще пара слов. С некоторыми оговорками слово «полк» - «в полку́». Но в принципе таких примеров достаточно мало.

И похоже, что отсутствие формы второго предложного падежа у таких слов, как «стол» или «хвост» - слово «хвост» замечательно подходит, оно спокойно употребляется в предложном падеже с предлогом «на». «На хвосте» - есть даже фразеологизм о сороке, которая что-то принесла на хвосте.

А «в хвосте» - в переносном значении, в хвосте очереди, например. Но никто не запрещал переносные значения.

Многие слова, которые никак не имеют значения пространства, например, «ход», «бег» или «час», прекрасно имеют форму второго предложного падежа, так что от слов «стол» и «хвост» это очень ожидалось бы, но, похоже, что всё заблокировала схема ударения.

Исходно схема очень простая: изначально форму второго предложного падежа принимали только те слова, у которых обычный предложный падеж имеет ударение на основе.

«О це́хе», но «в цеху́», «о бе́реге», но «на берегу́», «о по́воде», но «на поводу́» - это получалось легко, а «о мосте́», но «на мосту́» - почти все такие случаи связаны с тем, что у слова изменилось ударение, что раньше было «о мо́сте», но «на мосту́», а стало «о мосте́», но «на мосту́».

А поскольку «*о сто́ле» и «*о хво́сте» не было никогда, а всегда было «о столе́» и «о хвосте́», то, видимо, этим и объясняется отсутствие второго предложного падежа у некоторых слов, у которых он очень ожидался бы. Почему нет второго предложного падежа у прекрасного слова «город» - я не могу ответить. Почему нет формы «в городу́». Тем не менее, какие-то объяснения давать иногда получается.

Еще вопрос, который интересен лингвистам и тем, кто интересуется русским языком, - можно ли установить полный список существительных, которые имеют форму второго предложного падежа? Хотя бы для третьего склонения, где их мало, а желательно бы и для второго, где их сравнительно много.

На самом деле понятно, что, если мы располагаем списком примерно из 140 единиц, такой список не может быть жестко закрытым. Обязательно будут слова, которые стоят «на грани», находясь в процессе каких-то изменений.

В целом считается, что второй предложный падеж в русском языке потихоньку «смывается», некоторые слова, которые его раньше имели, перестают его иметь, и можно проследить по словарям и по текстам, что так оно и происходит.

Например, я с некоторым удивлением обнаружил, что в знаменитой книге Андрея Анатольевича Зализняка «Русское именное словоизменение» 1967 года слово «хор» считается имеющим второй предложный падеж - явно предполагалось, что в контексте «петь в хору́».

Я очень удивился, стал смотреть в более новых изданиях, и оказалось, что в четвертом издании «Грамматического словаря русского языка» самого же Андрея Анатольевича Зализняка 2003 года слово «хор» никакого второго предложного падежа не имеет.

Все-таки сейчас говорят «петь в хо́ре», а не «в хору́», думаю, что аудитория с этим согласится. Или нет? Судя по кивкам, такое употребление кажется более естественным. Так что какие-то слова теряют форму второго предложного падежа.

Говорить отважно, что какие-то слова раньше не имели такой формы, а сейчас приобретают, - это трудно, все-таки второй предложный падеж относится к категории явлений, которые лингвисты называют «непродуктивными».

Когда новые элементы или не добавляются, или добавляются очень редко. Но есть, по-видимому, слова, которые имеют форму второго предложного падежа, и имеют ее достаточно давно, но как-то они успешно ускользнули от внимания лексикографов.

От внимания даже таких проницательных лексикографов, как Андрей Анатольевич Зализняк и не менее выдающегося специалиста по русскому языку, немного менее известного широкой публике в силу случайных обстоятельств, Натальи Александровны Еськовой, замечательного автора совершенного выдающихся словарей, теоретических и практических работ по русскому языку. Даже такие проницательные исследователи могут что-то пропускать.

Конечно, при исследовании второго предложного падежа есть проблема, что часто эти слова являются предметом «языковой игры». А на уровне языковой игры вторым предложным падежом может быть все, что угодно. И «в хлебу́», и «в потолку́» - всё, что угодно.

Б. Долгин: Прошу прощения. То есть, «в хлеву́» было использовано только как предмет для языковой игры?

И. Иткин: Вот это именно то, чего я боялся, держа в руках микрофон. Я, конечно, сказал «в хлебу́», от слова «хлеб». Когда слова отличаются на один звук, то это некоторая проблема при микрофоне. Хлеб, который батон. Конечно, «в хлеву́», где свинки - говорят, а вот «жить на одном хлебу́ и воде» вроде бы не говорят.

Но в шутку такие формы наверняка встречаются. Поэтому нужен либо очень высокий процент примеров - если оказывается, что второй предложный падеж употребляется в 10 раз чаще, чем первый предложный, для какого-то слова, то ясно, что это уже не языковая игра, что это уже норма. Либо нужны тексты, которые принципиально исключают возможность языковой игры, высоко нормативные.

Я приведу пример, который, возможно, кого-то из вас удивит, хотя у биологов удивление будет чуть меньше.

Моя студентка Юля Козиорова обнаружила, что слово «ил» - осадок на дне - прекраснейшим образом имеет форму второго предложного падежа, и эта форма употребляется не в игровом контексте, а в энциклопедиях, в биологических справочниках, в научных статьях по биологии, в которых никак невозможно предполагать какого-то элемента языковой игры.

Вот типовая фраза для описания чего-то в биологии, каких-то водных организмов: «...их личинки живут в илу́». Или: «На дне в илу́ озера Зеленоуховского обнаружено 20 видов микроорганизмов». Таких примеров достаточно много, причем они растянуты во времени, они встречаются и в статьях XIX века и в современных энциклопедиях.

Еще раз говорю, что невозможно предполагать, чтобы автор медицинской энциклопедии ради развлечения начал писать «в илу́» вместо «в иле».

Конечно, это то, что называется «профессиональным употреблением», но, поскольку слово «ил» вообще слово не безумно ходовое, довольно терминологическое, то правильно было бы отразить это в словарях с пометкой «профессиональное». Что в профессиональном языке слово «ил» имеет второй предложный падеж, по крайней мере, с предлогом «в».

Иногда, наоборот, оказывается, что словари дают рекомендации, которые как-то очень плохо подтверждаются текстами. Например, словари, в том числе словарь Зализняка, упорно рекомендуют говорить «на брови́».

Поднимите руки, кто так говорит или хотя бы часто сталкивается с таким ударением? Я не знаю, что там должно быть, но это-то и странно - обычно это достаточно частотное выражение, что бывает «на полу́» и «на борту́», «в пыли́» - понятно, а вот что бывает «на брови́», не очень понятно. И не очень понятно, почему это слово должно было бы иметь второй предложный падеж...

***

Источник.

НАВЕРХ.