Диктатура монополий как объективное следствие свободной конкуренции
В современной литературе все еще можно встретить однобокую абсолютизацию тезиса, что капиталистическая монополия, т .е. концентрация и централизация капиталов есть объективная материально-техническая предпосылка перехода к плановому производству, т.е. к коммунистической организации производства и поэтому монополизм не так уж страшен.
Этим тезисом особо часто оперируют сторонники концепции несвоевременности Октябрьской революции в России: каутскианцы, плехановцы, троцкисты.
Но практика гигантских афер, нарастающих экономических кризисов и мировых войн ХХ века доказала безупречность ленинского вывода о том, что при господстве монополистической формы частной собственности филигранность внутрифирменного планирования монополий дополняется нарастанием агрессивности, авантюризма, аферизма и воровства со стороны руководящего персонала фирм, взяткодательства со стороны владельцев монополий и взяточничества со стороны политического руководства рыночных стран, что неизбежно приводит к нарастанию анархии в мировом рыночной хозяйстве и учащению кризисов.
Распространенным приемом усыпления гражданской бдительности по отношению к монополизму является пропаганда антимонопольного законодательства как средства борьбы с монополизмом.
До сих пор приходится разъяснять, что, логика свободной конкуренции, неизбежно приводит рынок в состояние, когда на нем должны остаться только два последних конкурента, практически решающие между собой задачу, кому из них владеть всем рынком единолично, т.е. кому из них быть… Гитлером?
Сами бизнесмены прекрасно понимают, если отменить антимонопольное законодательство, то процесс взаимопоглощения ускорится, разрушив всю пропагандистскую видимость демократизма рыночной «системы».
«Сильные» будут уже безоглядно пожирать «слабых». Ведь монополию критикует только тот хозяйчик, который ею не обладает, но хочет, чтобы антимонопольное законодательство позволило аутсайдеру выбиться в число… «новых» монополистов, пока закон ограничивает аппетит «старых» монополистов.
Как известно, даже у акул, в силу ограниченности размеров желудка, наступает момент пресыщенности. Но у фанатов стоимости, бизнесменов, нет предела жажде накопления денег, т.е. нулей на своих счетах в банках.
Существование СССР заставляло монополистов конкурировать не столько между собой, сколько с социалистической плановой системой, вынуждало их уживаться друг с другом, сдерживать естественные для монополистов людоедские инстинкты, подобно тому, как стандарты Аэрофлота СССР вынуждали все рыночные авиационные компании мира заботиться о безопасности пассажиров по высшим пределам теории вероятности.
Практикой доказано (свежий пример - история суда над империей Билла Гейтса), что антимонопольное законодательство является «фиговым листком», который легко отбрасывается решением рыночного суда или внесением поправок в «строгие» законы покупными лоббистами, готовыми за деньги обнажить любой срам рыночной экономики, подобно тем израильским солдатам и поселенцам, которые продают оружие арабским «комикадзе».
Таким образом, факт наличия антимонопольного законодательства бесспорно доказывает ФАКТ признания самими адептами свободного капитализма неустранимости монополий в современной рыночной экономике, их естественный объективный и, одновременно, смертоносный характер для рыночных отношений.
Внимание, оказываемое антимонопольному законодательству является лучшим доказательством того, что только юридические и силовые ограничения агрессивности крупных предпринимателей временно сдерживают их от немедленного перехода к полномасштабной бескомпромиссной борьбе за безусловное уничтожение друг друга, невзирая на степень родства, на конфессиональную принадлежность и национальность жертвы.
Только дети могут воспринимать как случайности рыночной конкуренции крупнейшие крахи 2002 года, в частности «Кирх Медиа», «Энрон», «Вордком», «АОЛ тайм Ворен» и т.д.
Ещё большим детством является восприятие этого факта в качестве закономерной рыночной кары, постигшей мошенников-гигантов за их сговор с крупнейшими аудиторскими компаниями и контролирующими их банками.
Крахи крупнейших фирм являются следствием целенаправленной экономической войны монополий друг с другом, в том числе и американских, и, следовательно, действием «пятой колонны» внутри «крахнувших» фирм, т.е. сознательной диверсией высших управленцев, подкупленных фирмой-конкуренткой, что является одним из продуктивных способов монополистической формы «конкуренции».
Управленцы высшего звена продаются охотнее, чем футболисты. Причем нельзя исключить, что в формировании «пятой колонны» внутри фирм «Энрон», «Вордком» и др. основательно потрудились конкурирующие магнаты Европы, а в «Кирх Медиа» потрудились агенты монополий США.
Медиаконцерн Лео Кирха, владельца крупнейшего в Германии телеканала и фильмотеки, будет в ближайшее время продан одному из семи претендентов.
Одним концерном на рынке коммуникаций Европы станет меньше. Рынок рухнувшей «Вордком» тоже будет поделен между победителями, что и является важнейшим источником динамичного роста других монополий. Лица, способствовавшие крушению «Вордком» изнутри, получат в знак благодарности или… пулю в голову, что вполне традиционно для рынка, или место у новых хозяев, что, правда, не гарантировано в связи с уже проявленной ими склонностью к продажности. Но таковы законы реальной, а не мифической конкуренции.
Другим продуктивным способом отвлечения внимания обывателей от геноцидогенной сущности монополизма является огульный подход к восприятию экономических признаков империализма, сформулированных Лениным.
Забывается, что работа Ленина определена им самим как «популярный очерк» и, что «брошюра писана для царской цензуры. Поэтому, - пишет Ленин, - я не только был вынужден строжайше ограничить себя исключительно теоретическим - экономическим в особенности - анализом, но и формулировать необходимые немногочисленные замечания относительно политики с громадной осторожностью, намеками, тем эзоповским - проклятым эзоповским - языком, к которому царизм заставлял прибегать всех революционеров, когда они брали в руки перо для «легальных» произведений.
Тяжело перечитывать теперь, в дни свободы, эти искаженные мыслью о царской цензуре, сдавленные, сжатые в железные тиски места брошюры».
За прошедшие после написания этой книги десятилетия, многие так и не поняли, что Ленин в своей популярной работе разжевывал для умственно ленивых индивидов вопрос «об экономической сущности империализма» не ради самого этого ворпроса, а потому, что без понимания экономической сущности империализма «нельзя ничего понять в оценке современной войны и современной политики».
Сосредоточив все внимание на первых трех экономических признаках империализма, многие относятся к последним двум признакам не как к сущности более высокого порядка, а как к признакам с более высокими порядковыми номерами.
На самом же деле в двух последних экономических признаках империализма Ленин доходит до политических обобщений:
«4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир», и
5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами».
Иными словами, если раньше имперскую политику захватов территорий проводили все-таки государства, чаще всего монархи и по своему разумению, то в конце XIX века имперскую политику начинает проводить узкий слой богатейших предпринимателей - сами монополисты.
Действительно, сущность монополизма заключена не столько в абсолютной величине капитала, и даже не в его доле в данной отрасли (это лишь объективная предпосылка к возникновению монополии), а в политической диктатуре конкретной группки субъектов (ничтожной по количеству), над всем, некогда свободным мировым рынком.
Тем не менее, в среде политических литераторов до сих пор можно слышать утверждение, что монополий в современной экономике не существует, поскольку монополиями следует называть только те предприятия, которые выпускают 100% продукции данного наименования.
Это только с чисто формальной стороны монополистами можно назвать предпринимателей, которые безраздельно владеют целыми отраслями экономики или у которых размер личных бюджетов, площадь земель, количество эксплуатируемых работников, купленных министров, журналистов, футболистов и охранников лишь незначительно уступают государству.
Например, экономика «Мицубиси» больше экономики всей Индонезии. Но отождествление размеров капиталов с сущностью монополий является следствием примитивной методологической подготовки.
Дело не в том, какой процент производства отрасли захвачен олигархом, а в непреодолимом, для мелкого и среднего капитала, абсолютном разрыве между величиной капитала олигарха и всеми остальными «капиталами» на рынке. Легче пролетарию высокой квалификации пробиться в число бизнесменов, чем бизнесмену пробиться в число современных магнатов-миллиардеров.
Монополизм, с точки зрения факта, реально начинается там и тогда, где и когда вместо соревнования цен на рынке устанавливается ценовая диктатура группы предпринимателей, и все попытки остальных предпринимателей противостоять этой диктатуре уже не имеют ни экономических, ни, тем более, политических предпосылок для успеха.
Причем, абсолютно неважно - высоки или низки монопольные цены. Важно понять, что пропорционально темпам становления крупного капитала институт стихийного ценообразования фактически уничтожается, и ценовая политика, чем дальше, тем больше превращается в составную часть имперской политики группы предпринимателей. Периодические понижения цены вовсе не указывают на то, что монополизм в этот период идет на убыль.
Напротив, понижение цен одновременно на заметном рыночном пространстве свидетельствует как раз о сговоре группы монополистов с целью переманить покупателей к себе и, тем самым, задушить другую группу монополистов или аутсайдеров, не имеющих в данный момент возможности торговать по демпинговым ценам. После краха фирм-конкурентов, монополии-победительницы начинают «взвинчивать» цены.
Таким образом, и понижение, и повышение цен является элементами ценовой политики монополий, но определяющую роль играет, разумеется, политика повышения цен, иначе не существовала бы перманентная инфляция.
Рост цен обеспечивает рост монопольной прибыли стабильнее любого другого ухищрения, даже при застое производства, что позволяет покупать интеллектуальную элиту и чиновников, т.е. способствует укреплению диктата монополий в научных средах, в образовании, технологии, культуре, в СМИ и, наконец, в силовых структурах.
Так монополисты превращаются в типичных императоров, узурпировавших власть, но позволяющих избирателям раз в 4 года потешиться, - испытать дурацкое удовлетворение от запихивания бумажки с именем очередного «козла отпущения» в коробочку со щелочкой.
Аппарат насилия, т.е. государство эпохи свободной конкуренции, являлся выразителем интересов всей национальной буржуазии в борьбе против остатков внутреннего и внешнего феодализма. Так было во времена Кромвеля, в период антифеодальной освободительной войны Северной Америки против Англии, Великой буржуазной революции во Франции.
Но с появлением капиталистов-монополистов демократическое государство вновь встает на службу, прежде всего, охраны… феодальных привилегий, но уже не «князей» по крови, а финансовых олигархов. Современные государства развитых рыночных стран есть наиболее гадостная разновидность преторианства.
Весьма симптоматично, что для характеристики роли, исполняемой на «свободном» рынке предпринимателями-монополистами, в научной литературе в самом начале ХХ века, задолго до Ленина, стали применяться выражения: «спичечный король», «керосиновый король», «автомобильный магнат», «финансовый олигарх», «империалист» и т.д. Т.е. даже холопствующая официозная наука тех времен почувствовала в монополизме тенденцию возвращения к «ценностям» времен рабовладельческого, феодального империализма и абсолютизма.
Начиная с 1871 года, когда картельные соглашения между монополистами о разделе сфер влияния на рынке превратились в систему, когда «волчьи стаи» монополистов стали осуществлять на рынке «загон» жертв по предварительному сговору, уже не парламент, а именно «толковища» монополистов стали принимать решения мирового масштаба, обязательные для исполнения государствами.
В условиях империализма, осуществляемого олигархами любой эпохи, низкая исполнительность со стороны императоров, президентов, министров, депутатов, журналистов карается смертной казнью.
Так это было с Цезарем, Павлом I, Луи Барту, югославским королем Александром I, Кеннеди, Улафом Пальме, Альдо Морро, Морисом Бишопом, Ицхаком Рабином, Демирчаном, Саркисяном, Холодовым, Листьевым, Старовойтовой и т.д.
Внесудебные смертные приговоры, вынесенные олигархами, приводятся в исполнение за умеренную цену и без отсрочки.
Прорывист
***
Источник.
НАВЕРХ.