Смерть генерала д`Эльбе
Пленного командующего армии Вандеи генерала Мориса д`Эльбе расстреливают республиканцы, а тот сидит в кресле. К месту экзекуции его не привели, а принесли и посадили. Генерал был настолько обессилен от ран, что не мог стоять
Mort du général D'Elbée, peinture de Julien Le Blant (1878)
На собрании в честь 200-летия Вандейского восстания и открытия памятника его героям и жертвам в Люк-сюр-Булонь 25 сентября 1993 года А. Солженицын сказал:
"...всякая революция выпускает из людей наружу инстинкты первобытного варварства, темную стихию зависти, жадности и ненависти... люди стали все более убеждаться на своих же бедах, что революции разваливают органичность общества; разоряют естественность жизни; уничтожают лучшие элементы населения и открывают простор худшим; что никакая революция не может обогатить страну, лишь немногих бессовестных ловкачей, своей же стране в целом несет она многие смерти, широкое обнищание - а в самых тяжелых случаях и долговременное вырождение народа.
...Французская революция текла во имя внутренне противоречивого и неисполнимого лозунга - "свобода, равенство, братство". Но в общественной жизни свобода и равенство исключают друг друга, враждебны друг другу: ибо свобода разрушает социальное равенство, в этом и свобода, а равенство - подавляет свободу, иначе его не достичь. Братство же - вообще не из их семьи, это лишь крылатый добавок к лозунгу, подлинное братство достигается не социальными средствами, а лишь духовными. А еще ж к этому тройному лозунгу угрожающе добавляется "или смерть!", уничтожая уже и весь смысл его"
Краткий очерк по истории восстания Вандеи:
Вандея - слово-символ. Это не просто одна из самых драматичных и кровавых страниц Французской революции. Уже давно отделившись от своего конкретного историко-географического содержания, понятие «Вандея» прочно вошло в современную политическую лексику как синоним контрреволюции низов. Именно контрреволюции, ибо якобинская, а затем и традиционная марксистская концепции революционного процесса долгое время слишком категорично наделяли приставкой «контр» любые движения, не совпадающие с восходящей линией революции. Сегодня мы уже готовы смотреть на это иначе, признавая, что контрреволюция - неизбежная часть революции, что именно последняя и порождает первую и разделить их бывает весьма трудно, а порой просто невозможно. Во Франции на протяжении всего десятилетия с 1789 по 1799 год революционным преобразованиям когда более, когда менее явно сопротивлялись не только старая феодальная знать, но и городские и сельские низы. Однако гражданская война, развернувшаяся в 1793 году на западе Франции, имела совершенно особое значение для всей последующей истории страны.
В начале 1793 года молодая французская республика, и без того раздираемая внутренними распрями, оказалась перед лицом возросшей внешней опасности: ее армии потеряли численное превосходство над силами антифранцузской коалиции, куда входили Австрия, Пруссия, Англия, Испания, Голландия и множество мелких государств Европы. Из-за воровства, процветавшего среди поставщиков, республиканские войска снабжались крайне скверно. Полуголодные, плохо одетые добровольцы все чаще пользовались предоставленным им законом правом и возвращались к родным очагам. К февралю от 400-тысячной армии осталось всего 228 тыс. человек. Ставка на революционную сознательность и патриотизм не оправдывалась, и 24 февраля 1793 года Конвент принял декрет о принудительном рекрутировании еще 300 тыс. человек.
В отличие от предыдущих армейских наборов 1791 и 1792 годов, проходивших, пожалуй, даже с энтузиазмом, декрет 1793 года почти повсеместно вызвал глухое сопротивление. Особый оборот дело приняло на западе Франции, в Вандее, а точнее в департаментах, расположенных вдоль нижнего течения Луары и к югу от него: собственно Вандее, Нижней Луаре, Мене и Луаре и, наконец, Де Севре.
Вряд ли причиной восстания в Вандее, объединившего крестьян, часть городских ремесленников, провинциальной знати и духовенства стал этот злополучный рекрутский набор. Скорее он послужил лишь толчком, предлогом к открытому недовольству французов из глубинки, гораздо менее политизированных, чем жители крупных городов, по-крестьянски склонных к сохранению традиций и настороженно встречавших любые нововведения. Они многого ждали от нового порядка в 1789 году, но революционные преобразования, как это обычно бывает, прежде всего повлекли за собой нарушение привычного уклада их жизни. Налоговые тяготы лишь сильнее обременили крестьян. Распродажа национальных имуществ обошла их стороной. Реформы местного управления перемешали привычные границы прежних церковных приходов, карта департаментов не была издана.Особенно болезненно отозвались в душах глубоко религиозных жителей западной Франции декреты о гражданском устройстве духовенства, а затем и преследовании неприсягнувших конституции священников - «своих» и их замена «пришлыми», «чужими». Все это породило не столько тоску по недавнему прошлому, сколько глубокий протест против настоящего, хотя восставших и объединил девиз «За короля и веру». Уже летом 1792 года Вандея забурлила, однако тогда попытки восстания были подавлены. Принудительный набор в армию 1793 года (именно это, а не казнь короля, как можно было бы ожидать) стал последней каплей, переполнившей чашу крестьянского терпения.
Волнения начались в первых числах марта: в городке Шоле молодежь расправилась с командиром местной национальной гвардии. Спустя неделю противники рекрутского набора столкнулись с «истинными патриотами» в Машекуле: счет жертв пошел на сотни. На берегах Луары собрался отряд повстанцев, который возглавили каретник Кателино и лесничий Стоффле. Вскоре, в середине марта, в стычке с этим отрядом была разбита небольшая республиканская армия. Конвент, обеспокоенный развитием событий, в тот же день издал декрет, по которому ношение оружия или белой кокарды - символа королевской Франции, выбранного себе вандейцами, каралось смертной казнью. В ответ началось массовое вооружение крестьян и части горожан. Восставшие находили себе вожаков не только среди простлюдинов, но и среди местных дворян, знавших военное дело: Шаретта, Ларошжаклена и других.
Отряды вандейцев называли себя пышно и горделиво: Католическая королевская армия. Но на деле это было довольно аморфное объединение разрозненных полупартизанских, полурегулярных формирований. Постоянное соперничество вожаков весьма затрудняло совместные действия и серьезно ослабляло вандейцев. Все же в иные моменты Католическая армия насчитывала до 40 тыс. человек и представляла грозную опасность для правительственных войск. Отряды восставших были спаяны кровными связями, прекрасно знали местность, имели отлично налаженную связь между собой и с пристрастием, а потому безошибочно выбирали себе «капитанов». Благодаря этому меньше сказывалось и отсутствие полноценной медицинской, интендантской службы в Католической армии, и слабости ее вооружения. Ружей, особенно поначалу, конечно, не хватало, зато вил, кос, дубин было предостаточно. Собранные по замкам старинные пищали заменили восставшим пушки. Настоящее же оружие приходилось добывать в боях. Со временем вандейцы неплохо вооружились и даже создали постоянные военные формирования из республиканцев-дезертиров или иностранных наемников (немцев, швейцарцев). Это было кстати, поскольку Католическая армия, состоявшая более чем на две трети из крестьян, значительно редела, когда наступала пора сельских работ.
Лишь за три недели марта повстанцы захватили весь край, почти не встречая сопротивления. В мае вандейский штаб, объединивший командиров и вожаков разных отрядов, создал Высший совет - орган, призванный управлять «завоеванной страной» во имя «законного монарха» Людовика XVII, юного сына казненного короля. Обосновавшийся в Шатийон-сюр-Севр Совет стал чем-то вроде антиправительства и занимался изданием декретов, прямо противоположных по содержанию декретам Конвента. В июне войска вандейцев заняли город Сомюр, открыв себе дорогу на Париж, однако не осмелились идти на столицу. Напротив, они повернули на запад, вошли в Анжер, покинутый властями и защитниками, и в конце июня предприняли осаду Нанта, рассчитывая с атлантического побережья дотянуться до помощи англичан. Город отчаянно сопротивлялся, а атакующим не доставало единства. Избранный генералиссимусом Кателино был смертельно ранен, и, проиграв уличные бои, упавшие духом вандейцы сняли осаду.
Летом 1793 года в Вандее наступило затишье. Перевес сил оставался на стороне повстанцев. Мятежные крестьяне вернулись на свои поля, но по первому же сигналу были готовы вновь взяться за оружие.
Республиканские власти никак не могли отважиться на крайние меры. Наконец, 1 августа, заслушав доклад Баррера, Конвент решил «уничтожить» Вандею, направив туда армию Клебера и Марсо. Однако 19 сентября республиканские силы были наголову разбиты. Баррер добился того, чтобы в непокорные департаменты послали новые части, требуя «к 20 октября покончить с гнусной Вандейской войной». В середине октября у Шоле, в самом сердце восстания, отряды мятежников потерпели сокрушительное поражение.
Разгромленные «белые» во главе с Ларошжакленом стремительно отступили к Луаре, увлекая за собой свои семьи, которым грозило «революционное возмездие». Переправившись на другой берег, они начали тяжкий поход в Нормандию в надежде встретить там обещанную англичанами помощь. Огромная, 80-тысячная толпа беженцев - женщин, детей и стариков; дворян и простолюдинов, которых охраняли 30-40 тыс. солдат, растянулась на многие километры, грабя по дороге города и деревни в поисках хоть какой-нибудь пищи. Но, дойдя до Гранвиля, вандейцы убедились, что город на берегах Ла-Манша неприступен, а английского флота нет и в помине. Изнуренные беженцы потребовали, чтобы командиры вернули их к домашним очагам. Толпа двинулась обратно по уже опустошенному ими пути, оставив на нем 10 тыс. мертвых: голод, болезни и осенние заморозки добивали ослабевших людей.
В декабре республиканцы захватили уже не способных сопротивляться мятежников в Ле Мане и устроили резню. Остатки Католической королевской армии бежали вдоль Луары, пытаясь прорваться на юг, и накануне Рождества 1793 года погибли окончательно под ударами правительственных войск. Уцелели лишь те отряды, которые не участвовали в трагическом походе в Нормандию, в частности отряды Шаретта и Стоффле. Они продолжали действовать еще довольно долго, но «большая война» в Вандее практически уже закончилась.
В начале 1794 года командующий Западной армией генерал Тюрро приступил к исполнению страшного декрета от 1 августа, решив покарать мирное население, поддерживавшее повстанцев. «Вандея должна стать национальным кладбищем», - угрожающе заявил он. Тюрро разделил свои войска на две армии, по двенадцать колонн в каждой, которые должны были двигаться навстречу друг другу с запада и с востока. «Адские колонны», как их тут же окрестили, с января до мая жгли дома и посевы, грабили, насиловали, убивали - и все это «во имя республики». Счет жертвам шел уже на многие тысячи. Но особенно чудовищными были экзекуции в Нанте, где свирепствовал член Конвента Каррье. Около десяти тысяч человек, многие из которых никогда не держали оружия в руках, а просто сочувствовали повстанцам, были казнены. Одни погибли под ножом гильотины, другие в Луаре: людей усаживали в большие лодки и пускали на дно посередине реки. С супругов срывали одежду и топили попарно. Беременных женщин обнаженными связывали лицом к лицу с дряхлыми стариками, священников - с юными девушками. Каррье называл такие казни «республиканскими свадьбами». Он любил наблюдать за ними с изящного суденышка, плавая по Луаре со своими подручными и куртизанками. Так за свою непокорность Вандея была потоплена в крови.
Расправа длилась долго. Лишь после термидорианского переворота (июль 1794) начались поиски компромисса. В начале 1795 года Стоффле, Сапино и ряд других лидеров уцелевших вандейских отрядов подписали с «представителями народа» мирный договор в Ла Жонэ: Вандея признала республику, республика же, в свою очередь, обещала освободить на десять лет непокорные департаменты от рекрутского набора и налогов, приостановить преследование неприсягнувших священников. классики в гуманитарном знании . Но высадка эмигрантов на Кибероне в середине лета вновь подтолкнула мятежников взяться за оружие и сорвала хрупкий мир. Республика направила против Вандеи генерала Гоша. К весне 1796 года после казней Стоффле и Шаретта она была окончательно обезглавлена.
Мятежный дух Вандеи еще не раз давал о себе знать в особенно трудные моменты истории: в 1814 и 1815 годах она поднималась против Наполеона, в 1832-м - в поддержку законного монарха. Впоследствии на всех выборах Вандея исправно отдавала свои голоса, как отдает их и сегодня, наиболее консервативным политическим партиям и течениям.
Н.Ю. Плавинская
Источник
А то самое кресло теперь показывают всем желающим в музее замка Нуармутье, рядом с которым 200 с лишним лет назад был расстрелян генерал д`Эльбе.
Mort du général D'Elbée, peinture de Julien Le Blant (1878)
На собрании в честь 200-летия Вандейского восстания и открытия памятника его героям и жертвам в Люк-сюр-Булонь 25 сентября 1993 года А. Солженицын сказал:
"...всякая революция выпускает из людей наружу инстинкты первобытного варварства, темную стихию зависти, жадности и ненависти... люди стали все более убеждаться на своих же бедах, что революции разваливают органичность общества; разоряют естественность жизни; уничтожают лучшие элементы населения и открывают простор худшим; что никакая революция не может обогатить страну, лишь немногих бессовестных ловкачей, своей же стране в целом несет она многие смерти, широкое обнищание - а в самых тяжелых случаях и долговременное вырождение народа.
...Французская революция текла во имя внутренне противоречивого и неисполнимого лозунга - "свобода, равенство, братство". Но в общественной жизни свобода и равенство исключают друг друга, враждебны друг другу: ибо свобода разрушает социальное равенство, в этом и свобода, а равенство - подавляет свободу, иначе его не достичь. Братство же - вообще не из их семьи, это лишь крылатый добавок к лозунгу, подлинное братство достигается не социальными средствами, а лишь духовными. А еще ж к этому тройному лозунгу угрожающе добавляется "или смерть!", уничтожая уже и весь смысл его"
Краткий очерк по истории восстания Вандеи:
Вандея - слово-символ. Это не просто одна из самых драматичных и кровавых страниц Французской революции. Уже давно отделившись от своего конкретного историко-географического содержания, понятие «Вандея» прочно вошло в современную политическую лексику как синоним контрреволюции низов. Именно контрреволюции, ибо якобинская, а затем и традиционная марксистская концепции революционного процесса долгое время слишком категорично наделяли приставкой «контр» любые движения, не совпадающие с восходящей линией революции. Сегодня мы уже готовы смотреть на это иначе, признавая, что контрреволюция - неизбежная часть революции, что именно последняя и порождает первую и разделить их бывает весьма трудно, а порой просто невозможно. Во Франции на протяжении всего десятилетия с 1789 по 1799 год революционным преобразованиям когда более, когда менее явно сопротивлялись не только старая феодальная знать, но и городские и сельские низы. Однако гражданская война, развернувшаяся в 1793 году на западе Франции, имела совершенно особое значение для всей последующей истории страны.
В начале 1793 года молодая французская республика, и без того раздираемая внутренними распрями, оказалась перед лицом возросшей внешней опасности: ее армии потеряли численное превосходство над силами антифранцузской коалиции, куда входили Австрия, Пруссия, Англия, Испания, Голландия и множество мелких государств Европы. Из-за воровства, процветавшего среди поставщиков, республиканские войска снабжались крайне скверно. Полуголодные, плохо одетые добровольцы все чаще пользовались предоставленным им законом правом и возвращались к родным очагам. К февралю от 400-тысячной армии осталось всего 228 тыс. человек. Ставка на революционную сознательность и патриотизм не оправдывалась, и 24 февраля 1793 года Конвент принял декрет о принудительном рекрутировании еще 300 тыс. человек.
В отличие от предыдущих армейских наборов 1791 и 1792 годов, проходивших, пожалуй, даже с энтузиазмом, декрет 1793 года почти повсеместно вызвал глухое сопротивление. Особый оборот дело приняло на западе Франции, в Вандее, а точнее в департаментах, расположенных вдоль нижнего течения Луары и к югу от него: собственно Вандее, Нижней Луаре, Мене и Луаре и, наконец, Де Севре.
Вряд ли причиной восстания в Вандее, объединившего крестьян, часть городских ремесленников, провинциальной знати и духовенства стал этот злополучный рекрутский набор. Скорее он послужил лишь толчком, предлогом к открытому недовольству французов из глубинки, гораздо менее политизированных, чем жители крупных городов, по-крестьянски склонных к сохранению традиций и настороженно встречавших любые нововведения. Они многого ждали от нового порядка в 1789 году, но революционные преобразования, как это обычно бывает, прежде всего повлекли за собой нарушение привычного уклада их жизни. Налоговые тяготы лишь сильнее обременили крестьян. Распродажа национальных имуществ обошла их стороной. Реформы местного управления перемешали привычные границы прежних церковных приходов, карта департаментов не была издана.Особенно болезненно отозвались в душах глубоко религиозных жителей западной Франции декреты о гражданском устройстве духовенства, а затем и преследовании неприсягнувших конституции священников - «своих» и их замена «пришлыми», «чужими». Все это породило не столько тоску по недавнему прошлому, сколько глубокий протест против настоящего, хотя восставших и объединил девиз «За короля и веру». Уже летом 1792 года Вандея забурлила, однако тогда попытки восстания были подавлены. Принудительный набор в армию 1793 года (именно это, а не казнь короля, как можно было бы ожидать) стал последней каплей, переполнившей чашу крестьянского терпения.
Волнения начались в первых числах марта: в городке Шоле молодежь расправилась с командиром местной национальной гвардии. Спустя неделю противники рекрутского набора столкнулись с «истинными патриотами» в Машекуле: счет жертв пошел на сотни. На берегах Луары собрался отряд повстанцев, который возглавили каретник Кателино и лесничий Стоффле. Вскоре, в середине марта, в стычке с этим отрядом была разбита небольшая республиканская армия. Конвент, обеспокоенный развитием событий, в тот же день издал декрет, по которому ношение оружия или белой кокарды - символа королевской Франции, выбранного себе вандейцами, каралось смертной казнью. В ответ началось массовое вооружение крестьян и части горожан. Восставшие находили себе вожаков не только среди простлюдинов, но и среди местных дворян, знавших военное дело: Шаретта, Ларошжаклена и других.
Отряды вандейцев называли себя пышно и горделиво: Католическая королевская армия. Но на деле это было довольно аморфное объединение разрозненных полупартизанских, полурегулярных формирований. Постоянное соперничество вожаков весьма затрудняло совместные действия и серьезно ослабляло вандейцев. Все же в иные моменты Католическая армия насчитывала до 40 тыс. человек и представляла грозную опасность для правительственных войск. Отряды восставших были спаяны кровными связями, прекрасно знали местность, имели отлично налаженную связь между собой и с пристрастием, а потому безошибочно выбирали себе «капитанов». Благодаря этому меньше сказывалось и отсутствие полноценной медицинской, интендантской службы в Католической армии, и слабости ее вооружения. Ружей, особенно поначалу, конечно, не хватало, зато вил, кос, дубин было предостаточно. Собранные по замкам старинные пищали заменили восставшим пушки. Настоящее же оружие приходилось добывать в боях. Со временем вандейцы неплохо вооружились и даже создали постоянные военные формирования из республиканцев-дезертиров или иностранных наемников (немцев, швейцарцев). Это было кстати, поскольку Католическая армия, состоявшая более чем на две трети из крестьян, значительно редела, когда наступала пора сельских работ.
Лишь за три недели марта повстанцы захватили весь край, почти не встречая сопротивления. В мае вандейский штаб, объединивший командиров и вожаков разных отрядов, создал Высший совет - орган, призванный управлять «завоеванной страной» во имя «законного монарха» Людовика XVII, юного сына казненного короля. Обосновавшийся в Шатийон-сюр-Севр Совет стал чем-то вроде антиправительства и занимался изданием декретов, прямо противоположных по содержанию декретам Конвента. В июне войска вандейцев заняли город Сомюр, открыв себе дорогу на Париж, однако не осмелились идти на столицу. Напротив, они повернули на запад, вошли в Анжер, покинутый властями и защитниками, и в конце июня предприняли осаду Нанта, рассчитывая с атлантического побережья дотянуться до помощи англичан. Город отчаянно сопротивлялся, а атакующим не доставало единства. Избранный генералиссимусом Кателино был смертельно ранен, и, проиграв уличные бои, упавшие духом вандейцы сняли осаду.
Летом 1793 года в Вандее наступило затишье. Перевес сил оставался на стороне повстанцев. Мятежные крестьяне вернулись на свои поля, но по первому же сигналу были готовы вновь взяться за оружие.
Республиканские власти никак не могли отважиться на крайние меры. Наконец, 1 августа, заслушав доклад Баррера, Конвент решил «уничтожить» Вандею, направив туда армию Клебера и Марсо. Однако 19 сентября республиканские силы были наголову разбиты. Баррер добился того, чтобы в непокорные департаменты послали новые части, требуя «к 20 октября покончить с гнусной Вандейской войной». В середине октября у Шоле, в самом сердце восстания, отряды мятежников потерпели сокрушительное поражение.
Разгромленные «белые» во главе с Ларошжакленом стремительно отступили к Луаре, увлекая за собой свои семьи, которым грозило «революционное возмездие». Переправившись на другой берег, они начали тяжкий поход в Нормандию в надежде встретить там обещанную англичанами помощь. Огромная, 80-тысячная толпа беженцев - женщин, детей и стариков; дворян и простолюдинов, которых охраняли 30-40 тыс. солдат, растянулась на многие километры, грабя по дороге города и деревни в поисках хоть какой-нибудь пищи. Но, дойдя до Гранвиля, вандейцы убедились, что город на берегах Ла-Манша неприступен, а английского флота нет и в помине. Изнуренные беженцы потребовали, чтобы командиры вернули их к домашним очагам. Толпа двинулась обратно по уже опустошенному ими пути, оставив на нем 10 тыс. мертвых: голод, болезни и осенние заморозки добивали ослабевших людей.
В декабре республиканцы захватили уже не способных сопротивляться мятежников в Ле Мане и устроили резню. Остатки Католической королевской армии бежали вдоль Луары, пытаясь прорваться на юг, и накануне Рождества 1793 года погибли окончательно под ударами правительственных войск. Уцелели лишь те отряды, которые не участвовали в трагическом походе в Нормандию, в частности отряды Шаретта и Стоффле. Они продолжали действовать еще довольно долго, но «большая война» в Вандее практически уже закончилась.
В начале 1794 года командующий Западной армией генерал Тюрро приступил к исполнению страшного декрета от 1 августа, решив покарать мирное население, поддерживавшее повстанцев. «Вандея должна стать национальным кладбищем», - угрожающе заявил он. Тюрро разделил свои войска на две армии, по двенадцать колонн в каждой, которые должны были двигаться навстречу друг другу с запада и с востока. «Адские колонны», как их тут же окрестили, с января до мая жгли дома и посевы, грабили, насиловали, убивали - и все это «во имя республики». Счет жертвам шел уже на многие тысячи. Но особенно чудовищными были экзекуции в Нанте, где свирепствовал член Конвента Каррье. Около десяти тысяч человек, многие из которых никогда не держали оружия в руках, а просто сочувствовали повстанцам, были казнены. Одни погибли под ножом гильотины, другие в Луаре: людей усаживали в большие лодки и пускали на дно посередине реки. С супругов срывали одежду и топили попарно. Беременных женщин обнаженными связывали лицом к лицу с дряхлыми стариками, священников - с юными девушками. Каррье называл такие казни «республиканскими свадьбами». Он любил наблюдать за ними с изящного суденышка, плавая по Луаре со своими подручными и куртизанками. Так за свою непокорность Вандея была потоплена в крови.
Расправа длилась долго. Лишь после термидорианского переворота (июль 1794) начались поиски компромисса. В начале 1795 года Стоффле, Сапино и ряд других лидеров уцелевших вандейских отрядов подписали с «представителями народа» мирный договор в Ла Жонэ: Вандея признала республику, республика же, в свою очередь, обещала освободить на десять лет непокорные департаменты от рекрутского набора и налогов, приостановить преследование неприсягнувших священников. классики в гуманитарном знании . Но высадка эмигрантов на Кибероне в середине лета вновь подтолкнула мятежников взяться за оружие и сорвала хрупкий мир. Республика направила против Вандеи генерала Гоша. К весне 1796 года после казней Стоффле и Шаретта она была окончательно обезглавлена.
Мятежный дух Вандеи еще не раз давал о себе знать в особенно трудные моменты истории: в 1814 и 1815 годах она поднималась против Наполеона, в 1832-м - в поддержку законного монарха. Впоследствии на всех выборах Вандея исправно отдавала свои голоса, как отдает их и сегодня, наиболее консервативным политическим партиям и течениям.
Н.Ю. Плавинская
Источник
А то самое кресло теперь показывают всем желающим в музее замка Нуармутье, рядом с которым 200 с лишним лет назад был расстрелян генерал д`Эльбе.