"О чем мне потом пришлось пожалеть" (5)
Удивительно получилось. Практически на любую тему у меня есть всякие разные рассказы -- у меня было наполненное событиями детство, потом такая же юность, да и сегодня, в общем и целом, жизнь постоянно удивляет меня своими вывертами. Но именно эта тема для меня невероятно сложная -- я, в общем и целом, почти никогда ни о чём не жалела. То, о чём действительно жалела, настолько личное, глубинное и нутряное, что его не вытащишь на публику ни за что, да и не надо, наверное.
Но я попробую подойти иначе.
Вот, к примеру. В четыре года я влюбилась навсегда в мальчика Антона. Ему было семь лет, он был прекрасен, любовь случилась сразу и навсегда. О чём я ему, конечно же, незамедлительно сообщила. Я сказала: Антон, я тебя люблю и ты на мне женишься. И это не было поводом для обсуждения, это, с моей точки зрения, было неким практически свершившимся фактом. Каково же было моё удивление когда он отказался. Не обосновывая, ничего не объясняя. Просто сказал -- нет, не женюсь. И я, конечно, ужасно пожалела о том, что вообще ему об этом сказала. Но я уже сказала, он отказал и надо было что-то с этим делать. Тогда я и мой ближайший друг Валерка, четырёх лет от роду, мой верный рыцарь, которого я никогда не воспринимала в качестве потенциального жениха (как же его воспринимать, если ему всего четыре и что он вообще понимает в жизни) решили его наказать. Потому что так нельзя. В то время я уже хорошо читала и моими любимыми книгами были приключения: Рид, Купер, Лондон, Сабатини. На нашем тайном заседании мы долго думали над тем какое конкретно наказание соответствует такому проступку. И придумали, конечно: привязать к дереву, снять скальп, разложить ветки, сжечь и пусть потом идёт домой и осознаёт свою вину. Для снятия скальпа я принесла ножницы. Сначала всё шло по плану: мы поймали, привязали, красиво разложили ветки под ногами (очень похоже на иллюстрации), я достала ножницы и начала суд: дорогой Антон, начала я, но не успела продолжить -- Антон начал кричать благим матом. Он так громко кричал, что на балкон вышла его бабушка. Охнув, она исчезла с балкона и, минуты через две, на балконе этажом выше, появилась моя бабушка. Спокойно оценив обстановку, она ласково попросила меня отвязать Антона и вернуться домой. Там мы долго разговаривали. Бабушка объясняла мне про адекватность наказания, про проступки, про вину, про древние обычаи. Больше я ничего такого в жизни не пыталась.
Или вот, к примеру. Когда мне было восемь, я украла в зооуголке морскую свинку. Она казалась невероятно несчастной. Она одиноко сидела в клетке, тёрлась розовым мокрым носом о мою ладонь и всем своим видом показывала, что была бы счастлива, если бы я её оттуда забрала. Я принесла свинку домой и она немедленно начала бегать по квартире и всё обнюхивать. Она посидела на кровати, перебежала на кресло, попыталась обустроиться на кухне, но, в конце концов, нашла для себя место: на низком шкафчике для обуви, в коридоре. На самой крышке -- там, куда мы обычно складывали шапки. Я была счастлива. Я сидела рядом со свинкой и мне ничего больше не надо было. На следующий день моё счастье закончилось. Собираясь на работу, папа, не замечающий ничего, думающий только о своих проектах, схватил несчастную свинку и нахлобучил её на голову вместо шапки. Я пыталась что-то сказать, но папа так быстро выбежал, что я не успела. Он очень скоро вернулся, держа свинку в руках: что это? Я объясняла как ей плохо в зооуголке, я убеждала, я говорила. Свинка не виновата, что он её надел -- не она же на него прыгнула, в конце концов! Но я проиграла: свинку пришлось отнести в зооуголок и долго объяснять учителям, что я не со зла, просто ей там, на мой взгляд, плохо. Я бы, наверное, жалела бы обо всём этом, но не могу: после этого случая в зооуголке поменяли все клетки на новые, там стало намного больше дежурных, звери стали веселее (их даже выпускали из клеток и с ними можно было играть), но, самое главное, родители принесли собаку. Настоящую собаку -- мою, мне! И она, конечно, была совсем не похожа на свинку, но она была прекрасная.
И как же не вспомнить как я впервые решила учить английский. Я жила в кибуце и вокруг были волонтёры -- отовсюду. И, конечно, они прекрасно владели английским, а у некоторых это вообще был родной язык. Я тогда знала немецкий (который сегодня совсем забыла). Один волонтёр из Голландии, с которым мы общались на немецком, согласился меня учить. Он был старше меня лет на пять и немного флиртовал со мной. Впрочем, тогда я этого совершенно не понимала. Он сказал: я буду учить тебя английскому, но с одним условием. Вот прямо сейчас, вон там -- вечеринка. И, в виде первого урока, ты туда зайдёшь, встанешь в центре и скажешь: I have beautiful eyes! И это будет первая твоя фраза. Он объяснил, что ничего в ней плохого нет, что он переведёт мне её сразу после того, как я это сделаю. Я зашла, встала в центр комнаты и громко и чётко сказала: I have beautiful ass! Тут следует добавить: кибуц, в котором происходило дело, был религиозным. Люди там были крайне скромные и ни о чём таком вслух не говорили. В комнате воцарилась тишина, которая через минуту превратилась в громкий смех. Мне, конечно, потом объяснили. Я невероятно смутилась: ну вас всех, вообще жалею, что согласилась. Английский, кстати, я тогда так и не выучила, а выучила несколько лет спустя -- понемногу смотря фильмы без перевода.
Иногда мне кажется, что я ни о чём не жалею. И вовсе не потому, что не ошибаюсь. Ошибаюсь постоянно, принимаю какие-то решения, оступаюсь, падаю. Потом встаю и иду дальше -- там, дальше, слишком много всего интересного.
Но я попробую подойти иначе.
Вот, к примеру. В четыре года я влюбилась навсегда в мальчика Антона. Ему было семь лет, он был прекрасен, любовь случилась сразу и навсегда. О чём я ему, конечно же, незамедлительно сообщила. Я сказала: Антон, я тебя люблю и ты на мне женишься. И это не было поводом для обсуждения, это, с моей точки зрения, было неким практически свершившимся фактом. Каково же было моё удивление когда он отказался. Не обосновывая, ничего не объясняя. Просто сказал -- нет, не женюсь. И я, конечно, ужасно пожалела о том, что вообще ему об этом сказала. Но я уже сказала, он отказал и надо было что-то с этим делать. Тогда я и мой ближайший друг Валерка, четырёх лет от роду, мой верный рыцарь, которого я никогда не воспринимала в качестве потенциального жениха (как же его воспринимать, если ему всего четыре и что он вообще понимает в жизни) решили его наказать. Потому что так нельзя. В то время я уже хорошо читала и моими любимыми книгами были приключения: Рид, Купер, Лондон, Сабатини. На нашем тайном заседании мы долго думали над тем какое конкретно наказание соответствует такому проступку. И придумали, конечно: привязать к дереву, снять скальп, разложить ветки, сжечь и пусть потом идёт домой и осознаёт свою вину. Для снятия скальпа я принесла ножницы. Сначала всё шло по плану: мы поймали, привязали, красиво разложили ветки под ногами (очень похоже на иллюстрации), я достала ножницы и начала суд: дорогой Антон, начала я, но не успела продолжить -- Антон начал кричать благим матом. Он так громко кричал, что на балкон вышла его бабушка. Охнув, она исчезла с балкона и, минуты через две, на балконе этажом выше, появилась моя бабушка. Спокойно оценив обстановку, она ласково попросила меня отвязать Антона и вернуться домой. Там мы долго разговаривали. Бабушка объясняла мне про адекватность наказания, про проступки, про вину, про древние обычаи. Больше я ничего такого в жизни не пыталась.
Или вот, к примеру. Когда мне было восемь, я украла в зооуголке морскую свинку. Она казалась невероятно несчастной. Она одиноко сидела в клетке, тёрлась розовым мокрым носом о мою ладонь и всем своим видом показывала, что была бы счастлива, если бы я её оттуда забрала. Я принесла свинку домой и она немедленно начала бегать по квартире и всё обнюхивать. Она посидела на кровати, перебежала на кресло, попыталась обустроиться на кухне, но, в конце концов, нашла для себя место: на низком шкафчике для обуви, в коридоре. На самой крышке -- там, куда мы обычно складывали шапки. Я была счастлива. Я сидела рядом со свинкой и мне ничего больше не надо было. На следующий день моё счастье закончилось. Собираясь на работу, папа, не замечающий ничего, думающий только о своих проектах, схватил несчастную свинку и нахлобучил её на голову вместо шапки. Я пыталась что-то сказать, но папа так быстро выбежал, что я не успела. Он очень скоро вернулся, держа свинку в руках: что это? Я объясняла как ей плохо в зооуголке, я убеждала, я говорила. Свинка не виновата, что он её надел -- не она же на него прыгнула, в конце концов! Но я проиграла: свинку пришлось отнести в зооуголок и долго объяснять учителям, что я не со зла, просто ей там, на мой взгляд, плохо. Я бы, наверное, жалела бы обо всём этом, но не могу: после этого случая в зооуголке поменяли все клетки на новые, там стало намного больше дежурных, звери стали веселее (их даже выпускали из клеток и с ними можно было играть), но, самое главное, родители принесли собаку. Настоящую собаку -- мою, мне! И она, конечно, была совсем не похожа на свинку, но она была прекрасная.
И как же не вспомнить как я впервые решила учить английский. Я жила в кибуце и вокруг были волонтёры -- отовсюду. И, конечно, они прекрасно владели английским, а у некоторых это вообще был родной язык. Я тогда знала немецкий (который сегодня совсем забыла). Один волонтёр из Голландии, с которым мы общались на немецком, согласился меня учить. Он был старше меня лет на пять и немного флиртовал со мной. Впрочем, тогда я этого совершенно не понимала. Он сказал: я буду учить тебя английскому, но с одним условием. Вот прямо сейчас, вон там -- вечеринка. И, в виде первого урока, ты туда зайдёшь, встанешь в центре и скажешь: I have beautiful eyes! И это будет первая твоя фраза. Он объяснил, что ничего в ней плохого нет, что он переведёт мне её сразу после того, как я это сделаю. Я зашла, встала в центр комнаты и громко и чётко сказала: I have beautiful ass! Тут следует добавить: кибуц, в котором происходило дело, был религиозным. Люди там были крайне скромные и ни о чём таком вслух не говорили. В комнате воцарилась тишина, которая через минуту превратилась в громкий смех. Мне, конечно, потом объяснили. Я невероятно смутилась: ну вас всех, вообще жалею, что согласилась. Английский, кстати, я тогда так и не выучила, а выучила несколько лет спустя -- понемногу смотря фильмы без перевода.
Иногда мне кажется, что я ни о чём не жалею. И вовсе не потому, что не ошибаюсь. Ошибаюсь постоянно, принимаю какие-то решения, оступаюсь, падаю. Потом встаю и иду дальше -- там, дальше, слишком много всего интересного.