Авральное редактирование "Параллельщиков", от которого я, наконец, полностью отошла (в смысле "пришла в себя после этого ада") заставило всерьез задуматься над некоторыми вопросами восприятия текста редакторами. А тут ещё взялась перечитывать "Маугли" в классическом переводе Дарузес. В общем, вот некоторые наблюдения.
Редактирование текста, как и его восприятие, не просто субъективно, оно подчиняется моде. И сейчас всё больше. Совсем недавно (и это в справочниках Розенталя закреплено, как образец) в диалогах повсюду использовалось слово "сказал". В "Маугли" практически все диалоги построены по принципу: "сказал Отец Волк; сказала Мать Волчица; сказал Маугли". На 290 слов диалога оно повторяется шесть раз! Теперь это слово редакторами вычеркивается безжалостно, оно стало почти запрещённым.
Практически то же самое со словом "был". У классиков XIX века оно составляло 0,7 - 1,3% от всех слов. Сейчас его использование - "дурной тон", требуют не больше 0,5%. Я не говорю о том, что филологи называют "расщеплением глагола" (вместо "сделали" писать "было сделано" и т.п.), речь именно о тупой, иначе не скажешь, замене. К примеру: вместо "дома были такими-то" редактор пишет "дома казались такими-то". Разница понятна любому нормальному человеку, но не редактору.
Варианты написания слов на "-ие/-ье" просто не обсуждаются, вот написано у Ожегова "видение", и точка! А что в той же статье как пример даётся знаменитое "я помню чудное мгновенье" - это уже не для редактора. Как и уточнение редкого слова или даже научного термина (лично воевала с редактором серьёзного научного журнала, доказывая на примерах существование термина "Днепровское Левобережье", так и не убедила, статья вышла с "левобережьем" - с маленькой буквы).
При этом почти все редакторы свысока смотрят на автора, считая себя единственными ценителями и хранителями языка, теми, без кого автор - ничто. Презрительно бросают автору "что, опять многа букафф?", и считают состоявшимися только тех, на кого они писали хвалебные рецензии. Жанр или автор, которые им неинтересны (это нормально - не может человек любить всё), они считают едва ли ни бездарными. В условиях, когда в стране с издательствами всё хуже и хуже, они (редакторы) презрительно отзываются о тех, кто издаётся в Самиздате. Не спорю, 90% СИ-шных авторов графоманы. Сама пла́чу, когда пытаюсь найти хоть что-то читабельное, а мне предлагают "Наложницу дракона" или "Зомби и крокодил" (последнее - реальное название рассказа на СИ, и содержание ещё отвратней названия). Но среди изданных, причём в хороших издательствах, авторов процент графоманов такой же. Разница лишь в том, что СИ-шный автор выкладывает текст бесплатно - на Самиздате, или с высоким роялти (25-35%) - на площадках вроде ЛитРеса. А в обычном издательстве его гонорар за книгу чаще всего - 10%, и сравним с месячной зарплатой редактора. Только книга-то пишется год. И автор в этот год кушать хочет. И пишет не одну, а пять книг, чтобы заработать столько же, сколько редактор на его книгах. О какой красоте языка тут говорить-то? О каком стиле? Только о доходах издательства и того же редактора.
Не спорю, книга должна быть книгой, красивый язык важен, как и идея книги, и сюжет, и многое другое. Только редактор учит автора? Нет. Я не о примитивной грамотности, я именно о красоте языка говорю. Спросишь совета - молчание, или же сцеженное сквозь зубы "учитесь!" Но где и как учиться? На классиках? Простите, но вы же сами вымарываете красивые, точные, но редкие слова, потому что их нет у того же Ожегова. Слово "прозор" у Куприна есть, а у редактора нет! И заменяете точнейшее "гощенье" "походом в гости". Так где же по мнению редакторов эта красота слова? Если для них некрасивы "Стажёры" Стругацких и "Журавлёнок и молнии" Крапивина? Если они никогда не читали Ле Гуин? У Пушкина? Чехова? Булгакова? Не спорю, они создали литературный русский язык, они гениальны. Но меняется мир, ритм жизни, вопросы перед нами уже другие! И вспомните, Пушкина современики ругали за "низкие" слова в "Евгении Онегине" - тех же "девчонок". Так нельзя, некрасиво было говорить о барышнях! А ещё раньше книжники не поняли бы привычного нам "глаз". Почти до XVII века слово "глаза" было тем же самым, что для нас сейчас слэнговое "шары" ("чего шары выпучил"). Тогда говорили "око", "очи". А совершенно матерное сейчас "блядить" означало "пустословить" (прочитайте "Житие протопопа Аввакума", там оно на каждой странице именно в значении "болтать, говорить"). И "блуд" означало "ходьба", и "хер" - буква алфавита. И мне значение "блудить" - "ходить" ближе современного, лично мне. Но нормы изменились, и это слово теперь исключительно с отрицательной коннотацией, как и совершенно обычные в моё детство "Голубой мальчик" (так называется всемирно известная картина Гейнсборо), и "трахнуть" в значении "ударить", и "негр", за которое теперь, если нарвёшься на обиженного на голову, можно и срок схлопотать за "экстремизм". А красивое слово "петушиться" в значении "хвастаться силой, нарываться на драку" теперь вообще неприличное! И все эти слова классические, красивые, не единожды встречаются у классиков.
Если ориентироваться только на классиков, тогда нужно и Тредиаковского вспомнить, и "Слово о полку Игореве". Это же ведь тоже классика! Только я почему-то очень сомневаюсь, что, если я напишу своё любимое "растекашеться мыслию по древу" или,к примеру, "чудище обло, озорно, стозевно", редактор оставит эти фразы без изменений. Был опыт - "старинную Псалтирь" редактор потребовал заменить на "старинный Псалтырь", а ведь речь шла о XIX веке, когда был в ходу именно первый вариант, и оба варианта правильны! Оба!
Вот и возникает вопрос: что влияет на восприятие редактором текста? Классическая традиция? Или мода? Мне кажется, сейчас всё же второе даже у маститых редакторов.