Недавно я просила поделиться историями о своих отцах.
В ответ будет честно написать вам о своем.
По рассказам самих родителей, у них была очень большая и сильная любовь. Когда мне было девять (кажется), они развелись.
Все детство я помню папу как "этот мужик". Вот он сидит в кресле, в зеленой майке и джинсовых шортах, у него длинные-предлинные ноги, вытянутые вперед. Я смотрю на него и думаю "мужик, кем ты работаешь?"
Папа работал и целиком обеспечивал семью, но при этом мне никогда не удавалось получить прямой ответ на вопрос: кто же он по профессии сегодня? Ты чинишь заборы или подписываешь бумаги? Всегда по разному.
Биться бестолку - что может быть неприятнее, задавать вопрос еще раз не хотелось. Все в классе были в курсе, кем работает их папа и только я как чмо опять отвечу учителю "я не знаю". "Мужик, ты меня подводишь" думала я, гляда на длинные и волосатые папины ноги.
В жизни случались неловкие ситуации и бестолковые взрослые. "Кого ты любишь больше, маму или папу?" спрашивал гость,
отодвинув от себя полупустую чашку с чаем и довольный тем, какую оригинальность он проявил в разговоре с хозяйским ребенком.
Отвечать правду на эти вопросы нельзя. Когда ты вырастаешь, мужчины начинают спрашивать "тебе понравилось, зайка?" и снова ты чувствуешь себя загнанной в угол перед неотвратимо надвигающейся необходимостью лжи.
Конечно, очень понравилось, ведь с тобой не бывает плохо. "Задавать такие вопросы нужно запретить на законодательном уровне" заметила однажды моя подруга, слизывая дорожку растявшего мороженого с вафельного рожка.
"Дяденька, а вот если я поставлю тебя в такую неудобную ситуацию? Ты тоже будешь так дебильно улыбаться?" - с тоской думала я, вглядываясь в лицо гостя и оттягивая момент озвучивания приговора родителям. "Я люблю маму и папу одинаково" уныло выдаешь ты единственно приемлемый вариант и еще шесть невыносимых минут слушаешь его чересчур громкие одобрения. "Выкрутилась таки, молодец!" - глупо хохочет дяденька.
Затем мои родители развелись.
Папа все время был зол. Почему-то я чувствовала вину за это и старалась вести себя как можно незаметнее. Раз в неделю мы встречались, чтобы он отвез меня в школу. В машине я старалась не дышать.
Автомобиль запомнился мне как инструмент лишения человека всякой свободы. Ты не имеешь права опаздывать, не имеешь права на звонок другу, помощь из зала и остановиться пописать. Автомобиль был немного похож на поезда дальнего следования: тоже ходит ровно в определенные дни в конкретный час и едет в пункт назначения по рельсам, никуда не сворачивая. Только хуже: в поездах все же есть туалет и ты свободно передвигаешься по вагону.
Как-то я осознала, что папа ведет себя со мной так, будто это я развелась с ним после четырнадцати лет брака, обманула и не оправдала его высокого доверия. Не ребенок, а злобная и расчетливая женщина. Мне тогда сразу стало легче жить, потому что я сделала то, что делают загнанные в неприятные отношения женщины - рассталась с ним.
Мы поругались и я стала ездить до города, где находилась моя школа, автобусом или чаще автостопом. Общественный транспорт показался мне венцом свободы личности: хочешь выходи, хочешь заходи, садись, уступай бабушкам, читай книги, слушай музыку, катайся по городу, добирайся до места назначения огромными крюками.
Потом, годика через через два, мы опять вошли в контакт.
Мое первое воспоминание о том, как я играю в кубики и тут замечаю, что обкакалась. На мне были ярко-красные колготки и два с половиной года. Сколько я себя помню, помню о том, что есть понятие долга перед родителям - это мой папа и я обязана фильтровать базар, а не вещать как радио, что маму я люблю больше а папу почему-то вообще нет.
Он думает, что я редко звоню, потому что в обиде на него за что-то, но это не так. Я просто забываю. Как-то, еще в десятом классе, я встретила его с моей сводной сестрой, его второй дочерью. Ей исполнилось пять и в одной руке она несла шарик, а в другой подарок на день рождения. Тогда у меня в душе что-то слабо шевельнулось и я подумала - неужели это сожаление, белая зависть или даже ревность? Но это что-то только слабо перевернулось во сне и продолжило спячку.
Я забываю, потому что у меня дочерняя фригидность.
Наверное, мой папа был хорошим отцом, когда они с мамой жили вместе - она рассказывала, что он обожал малышей, носился с нами и был готов бесконечно укачивать, кормить и пеленать. И даже когда мы с ним ссорились, наверное, он в душе любил меня и желал только лучшего. Настя недавно озвучила фразу "причинять добро и наносить любовь".
Теперь, когда папа хочет начать наносить мне любовь, я веду себя как оскорбленная женщина. Следи за своим языком, мужчина, иначе я выйду из машины. Я не для того цвету, чтобы своими нежными ушами такое выслушивать. И отворачиваюсь к окну. Принять предложенную им роль - единственный способ не огрести, а я ненавижу огребать.
Вот, рассказала. вы тоже расскажите, если хотите :)