Евгений Иванов
НАДЕЖДА ЛАМАНОВА.
КУТЮРЬЕ ВСЕЯ РУСИ И СССР
«Богиня мраморная - нарядить от Ламановой» - написала в одном из своих стихотворений Марина Цветаева. Да, было время, когда упомянутое имя не требовало примечаний и сносок. Его знали все, а платья, смоделированные Надеждой Петровной, носили избранные счастливицы. Ламанова, по сегодняшней терминологии, являлась абсолютным брендом. Одеваться у нее было не менее, а где-то и более, престижно, чем теперь иметь эксклюзив от Гуччи, Версаче, Валентино или Валентина Юдашкина. Она правила российской модой с лихвой полвека, побывав и в роли личной закройщицы последней императрицы, и сочиняя умопомрачительные наряды для жен большевистской элиты. Но Ламанова была не просто талантливым и удачливым модельером, но еще и великой женщиной, умевшей сохранять достоинство и не поддаваться невзгодам на самых крутых поворотах истории. Каждый раз доказывая, что она, прежде всего, сильная личность, а не вышедшая в тираж салонная избалованная барынька, и может быть полезной своей стране, в том числе и «стране Советов».
На незаконченном портрете кисти Валентина Серова Надежда Петровна Ламанова предстает волевой, уверенной в себе женщиной, так и вертится на языке сравнение - «гранд-дама». Густая копна темных волос, округлое лицо, полноватая фигура, но с безупречной осанкой, чуть ироничный прищур. Царственный взгляд, не лишенный меж тем легкого кокетства, излучает мудрость и спокойствие. Она смотрит куда-то туда вдаль, словно глядится в незримое зеркало, в патине которого различимо еще недавнее прекрасное прошлое и уже ощутимо отражается наступающее будущее, готовое преподнести этой женщине, справедливо считавшей себя полноправной хозяйкой собственной судьбы, горькую порцию тяжелых испытаний. Так получилось, что написание портрета странным образом совпало по времени с главным жизненным перепутьем в биографии Ламановой. Революция одним росчерком, казалось тогда, подвела финальную черту под ее блестящей карьерой лучшего русского модельера. Стать в одночасье никем, парией, изгоем - такое мало, кто смог пережить безболезненно. А в год Октябрьского переворота Ламановой исполнилось 56 лет. Кутюрье всея Руси и потом СССР до конца прошла по жизни с высоко поднятой головой, ничто не могло ее сломить или заставить изменить себе.
Она потеряла всё - ателье, состояние, положение, клиентуру, возможность заниматься профессией. Она из «бывших», да еще и дворянка, и поставщица Императорского двора, прости Господи, выброшенная «с корабля современности», ненужная никому. А кому, посудите сами, теперь требуется ее мастерство, если графья в отрепьях и опорках меняют на толкучках недоношенные остатки своего гардероба на продукты, и кусок солдатского сукна почитается дефицитной материей. И вроде бы у Надежды Петровны другого выхода нет, как только перебраться заграницу и там, благодаря прежним заслугам тихонько коротать старость в должности консультанта при каком-нибудь европейском модном доме. Но нет, на это она не согласна - не уехала Ламанова из России, видимо, из чистого духа противоречия. Слишком гордый нрав.
Именно он, как полагают историки, послужил немного погодя, в 1919-м, причиной ее совершенно необоснованного ареста, конкретное обвинение так и не было предъявлено. Два с половиной месяца создательница русской модной школы ХХ века провела в Бутырке. Можно себе вообразить, что творилось в тюрьмах в то грозное лихолетье, когда «буржуев» расстреливали тысячами без суда и следствия. О чем думала, что вспоминала Ламанова, сидя в переполненной камере? Какие картины навсегда ушедшей рафинированной жизни проходили перед мысленным ее взором, развертываясь, как штуки благородных тканей - парчи, атласа, панбархата - по закройшицкому столу? Только представим атмосферу, царившую в доме Адельгейма, в Москве, на Большой Дмитровке, где располагалась ее знаменитая мастерская. К парадному входу то и дело подкатывают роскошные экипажи. Генеральши, баронессы, актрисы лучших театров нескончаемой чередой тянутся в дом, за ними шествуют служанки и компаньонки, бережно пронося отрезы материй всех цветов и оттенков. Посетительницы произносят волшебный пароль: «Нам назначено, у мадам Ламановой», и покорно ждут своей очереди, ревностно поглядывая друг на дружку. «А Изольда-то Васильевна, статская советница, ловкачка, второе платье за месяц у Ламановой шьет, мало ей, фурора, который наделал вечерний туалет из белого крепдешина, расшитый жемчугом, в Дворянском собрании на прошлой неделе. Так хочется к лету пошить всего нового. И костюм-тальер для путешествий, и костюм-дипломат для гулянья. Хорошо бы еще обеденный туалет из синего или серого шелка, да бальное платье в стиле реформ. Как пойдет к этому эгрет из перьев цапли. Неплохо бы и блузку с воротником Робеспьер, и юбку-панье. И почему у меня до сих пор нет визитного платья с тюлевой туникой, не в чем показаться на скачках, а муженек такой скряга… Ах, Надежда Петровна, голубушка, здравствуйте, я к вам, я тут купила желтой тафты, говорят вы недавно для матушки нашей венценосной Александры Федоровны пошили что-то невероятное, нельзя ли что-нибудь в таком же роде, схожий фасончик сделать, а?.. спасительница».
Спас Ламанову из заточения все тот же бессменный заступник униженных и оскорбленных Максим Горький. Едва выйдя из тюрьмы Надежда Петровна решила начать новую жизнь. С нуля, с начала. И в почтенном возрасте женщина способна на многое. Она должна вернуть себе и былую славу, и уважение, она станет первым кутюрье новой России. Вот увидите. И Ламанова действительно очень скоро потрясла не только государство освобожденных рабочих и крестьян, но и всю Европу, «до основанья, а затем» своим не менее революционным творчеством.
Надежда Ламанова могла бы смело повторить за Коко Шанель ее любимую фразу: «Пока работаем - живем!» Она работала всегда, не переставая, она вообще была великой труженицей. Можно сказать, что вся ее жизнь, успешность, популярность - были ручной работы.
«В бизнес» она пришла очень рано, в шестнадцать лет дочь полковника из обедневшего дворянского рода поступила в школу кройки, а в восемнадцать уже самостоятельно зарабатывала на жизнь ремеслом не особо престижным для людей ее круга и социальной принадлежности. Но нужно было содержать четырех младших сестер, поскольку родители рано умерли.
Молодая моделистка из мастерской госпожи Войткевич быстро приобрела известность среди московских модниц. О ней говорили, что хотя она и «истиранит примеркой, зато платье получится, как из Парижа». Обилие заказов позволило ей к 24 годам открыть собственное дело. Ее ателье по адресу Тверской бульвар, 10 - стало настоящим центром «от кутюр», впоследствии занимало все четырехэтажное здание, и было преобразовано в школу портновского искусства.
«Я совсем не являюсь портнихой в общепринятом смысле этого слова», - заявляла Ламанова. В помощницах она нуждалась всегда, поскольку непосредственно шить никогда не умела, и сама за швейную машинку не садилась. «Я работаю в деле пошивки женского платья как художник, то есть я создаю новые формы, новые образцы женской одежды» - это было ее кредо. Ламанова разработала свой особый творческий метод, позволявший обходится без рисованных эскизов и выкроек. Было в этом что-то от труда ваятеля. Она долго примеривалась к «натуре», придирчиво рассматривала фигуру желающей пошить наряд барышни… и начинала творить. Делать наколки. Ламанова набрасывала ткань на живую модель, прикидывая так и эдак, намечала складки, драпировку, закалывала все это множеством булавок и требовала не ойкать и не двигаться. «Экзекуция» длилась не по часу. Наконец звучало: «Снимайте осторожно, эскиз готов» и сплошь исколотая конструкция отправлялась к швеям, чтобы к назначенному сроку предстать на всеобщее восхищенное обозрение еще одним портновским шедевром от Ламановой.
В 1890-е гг. Надежда Петровна начинает активно заниматься гардеробом молодой царицы русского престола. Из того немногого сохранившегося швейного наследия Ламановой, что дошло до нас, полнее всего представлены именно платья, сделанные по высочайшему заказу. Самым богатым собранием, насчитывающем 14 экземпляров, владеет Государственный Эрмитаж. За исключением единичных вещей, пошитых для драматической актрисы и жены дипломата, все остальные с императрицыного плеча. Наиболее ранние - визитное платье из бежевого сукна и бальное из бледно-розового атласа и шифона. Платья, относящиеся к началу двадцатого века позволяют проследить как изменялись пристрастия модельера. Она переживает увлечение стилем модерн, много экспериментирует с декором. Для ее трактовки стиля характерны пластичные мягкие ткани, силуэт, напоминающий латинскую букву S. Яркими образчиками воплощения смелых идей служат бархатные выходные платья, одно желтого тона, другое цвета морской волны, и бальный воздушный наряд из белого тюля.
Карьера ее на взлете, к тому прибавляется европейское признание, оценка таланта со стороны тогдашних законодателей парижской моды Поля Пуаре и Чарлза Ворта. Имя Ламановой - давно марка, на лучших вещах ее личный автограф, напечатанный золотой краской по белой шелковой ленте корсажа.
С легкой руки княгини Варвары Долгорукой за ней закрепился неофициальный титул «русский гений элегантности». Поводом к громкому эпитету стал знаменитый костюмированный бал в русском стиле при дворе. Шик, блеск, изящество линий, роскошные ткани, балы, приемы, кажется, что это никогда не кончится…
«Революция изменила мое имущественное положение, но она не изменила моих жизненных идей, а дала возможность в несравненно более широких размерах проводить их в жизнь», - позже запишет Ламанова. В 1919 году, едва оправившись от бутырского заключения, Надежда Петровна обращается к Луначарскому, и получает разрешение открыть и возглавить Мастерские современного костюма при художественно-производственном подотделе ИЗО Наркомпроса, в некотором роде прообраз будущего Дома Мод. При новой власти модельерша, не выказав и тени профессиональной гордыни, переключилась на выпуск платьев (по ее собственным словам): «…которые были бы приспособлены по своей простоте, удобству и дешевизне к нашему новому рабочему быту». Смена эпох дает новый толчок, сильнейший импульс к творчеству.
В самое неподходящее для занятий модой время Ламанова разворачивает свое любимое швейное дело воистину на полную катушку. Все усилия она обращает на создание рабоче-крестьянской моды, разработку доступного костюма массового назначения, но новаторского по сути, созвучного поступи глобальных перемен. И это не было каким-нибудь обыкновенным приспособленчеством. Наоборот она словно раскрепощается, дает волю фантазии. Нехватку тканей Ламанова рассматривает, как некое самоограничение, задачу, которую обязан решить подлинный художник без ущерба для результата, и даже превзойти ожидания. В легенду вошли сотворенные ею платья, костюмы и пальто - из лоскутов, полотенец, простыней, занавесей, одеял. И здесь вспоминается не только Скарлетт О¢ Хара, пошившая себе от безысходности платье из портьеры и не пословица «Голь на выдумку хитра», но и все позднейшие изыски контркультурной моды конца минувшего века: подручные материалы, хэнд-мэйд, винтаж и пр.
Ламанова как истинный реформатор совершает собственную маленькую революцию в искусстве одежды, взяв курс на возвращение к исконности и преображению народного костюма. Вообще к «русопятости» Надежда Петровна интерес проявляла давно, если иметь в виду стилизованные под старину наряды последнего костюмированного бала в истории империи, состоявшегося в Эрмитажном театре Зимнего дворца 22 января 1903 г. Спустя два десятка лет маскарад отставлен в сторону, русский стиль становится актуальным течением текущего момента. Недаром в 1925 году на Международной выставке в Париже ей за модельную коллекцию, созданную в содружестве с дизайнером и скульптором Верой Мухиной, присудили Гран-При с формулировкой «За национальную самобытность в сочетании с современным модным направлением». Нелишне будет отметить, что такие дополнительные аксессуары как бусы были сделаны из хлебного мякиша, преимущественно тюремного сырья, из которого еще Ильич, будучи в отсидке, лепил чернильницы.
Она начинает последовательно трансформировать русский национальный костюм в стилистике авангарда, при этом приноравливая его к потребностям повседневносного спроса. Тут уже имел место не аляповатый псевдо-«а ля рюс» - ярмарочно утрированный, но чистый фолк, освобожденный от всего наносного и получающий второе рождение в конструктивистки отточенных, лаконичных по форме из натурально домотканого материала моделях. Их простота, как свежий ветер всколыхнула прозападную моду периода НЭПа, насквозь «отравленную» фокстротом. К тому же дамочкам льстило, что теперь они могут себе позволить «прикид от Ламановой».
К сожалению, о ее работах того периода мы можем судить только по фотографиям, но зато - кто запечатлен на них, и собственно демонстрирует одежду! Лиля Брик с сестрой Эльзой Триоле в свободных платьях, украшенных вышивкой и народными орнаментами, отороченных рушниками, подпоясанные кушаком. Или звезда советского немого кино, муза режиссера Льва Кулешова, и по совместительству манекенщица Александра Хохлова в расшитой шляпе и щегольском пальто асимметричного кроя, в таком и сейчас нестыдно показаться на любом подиуме. Это было, видимо, продуманной тактикой со стороны Ламановой - прививать населению вкус к своим новациям посредством привлечения самых известных женщин времени, а таковыми всегда являлись актрисы. Они ретранслировали ее идеи в массы и личным примером вводили моду на те же кустарные ткани. Только-только возьмется за их пропаганду Надежда Петровна, как, глядишь, уже вся богема без ума от деревенского сукна, и прима Камерного театра Алиса Коонен не жалеет эпитетов: «Из материй я больше всего люблю наши кустарные ткани: они очень гигиеничны, так как пористы и легко пропускают воздух, красивы и прочны. В наших условиях - это лучший способ одеваться недорого и изящно».
Другим источником наглядной информации о ламановских костюмах служит кино. Как художник по костюмам она работала на многих известных кинокартинах. Ее фантазии нет границ. Экспериментальные наряды марсиан в «Аэлите», и образчики абсолютного стиля в фильме «Цирк» («Ду-ду-ду, я из пушки в небо уйду» поет Любовь Орлова в очень смелом по тем временам костюмчике цирковой дивы), и снова древнерусские мотивы в одеждах княжеского воинства в эйзенштейновском «Александре Невском».
Но было наладившиеся отношения с властью снова дают трещину. Надежде Ламановой припомнили дворянское происхождение и в 1928 году, как кустаря-одиночку, «имевшего двух наемных мастериц» - лишили избирательного права. Впору было записываться в суфражистки (это же они боролись за то, чтобы быть избирателями). Но волевая женщина стерпела и такое «спасибо» от родины. Ходатайствовал за нее тогда Станиславский.
И это на фоне того, что Ламанова вообще-то была неравнодушна к различным общественным институциям. Выступала разработчиком планов профильных учебных заведений, в честности «Положения о Центральном институте швейной промышленности». Стала одним из первых профессором ВХУТЕМАСа Академии художеств). Подготовила с Верой Мухиной красочный альбом «Искусство быта» (1925). Опубликовала ряд статей, где изложит свои взгляды на искусство моделирования, на технологию производства одежды, а также теорию о целесообразном костюме. Даже вывела базовую формулу рационального подхода к пошиву: «для чего создается костюм, для кого, из какого материала». Одним из продекларированных ею принципов реформирования модельного дела был и такой: «Мода нивелирует людей, не считаясь с особенностями и недостатками их телосложения (вспомним хотя бы кринолин или «спеленутые» юбки). Совершенно по другому направлению должна идти борьба с грузной фигурой: в этом случае силуэт может быть облегчен только посредством сокрытия непропорциональности путем пересечения его плоскостями другой формы».
В последние годы жизни модельер в основном работает для театра. Изредка готовит коллекции на экспорт, то для Лейпцигской, то для Нью-Йоркской выставки, главным образом меховые изделия по мотивам костюмов народов Севера. Время манифестов и программных заявлений прошло. Но образовалась новая элита, и жены партийных бонз потянулись опять же - к кому? - к Ламановой. Она прожила долгую и необычайно плодотворную жизнь: родившись в год отмены крепостного права, первая русская женщина кутюрье, скоропостижно скончалась в скверике перед Большим театром в октябре рокового сорок первого, когда до ее 80-летия оставалось ровно два месяца. Сказался нервный срыв, она опоздала на эвакопункт, машины с артистами и работниками Московского Художественного театра уже отправили, коллектив, которому она в качестве художника по театральным костюмам посвятила четыре десятка лет, не дождался ее.
Незадолго до смерти она сказала своей близкой подруге Вере Мухиной: «Я наверное скоро умру, потому что у меня осталось всего только две капли духов «Коти». Очевидцы вспоминали, что в 78 лет она выглядела так: изящный строгий костюм кремового цвета, отделанный бархатом, юбка длинная, но не слишком - видны были ноги в шелковых чулках и, что удивительно для ее возраста, на высоких каблуках, на руках с ухоженными ногтями дорогие кольца. И легкий запах французских духов, стойкий, как она сама. «Ну что, милочка, пожалуйте, на примерку!»
Кинозвезда 30-х годов Татьяна Окуневская свидетельствует: «Я тоже шила себе одно платье у Ламановой, но это было не просто! Надежда Петровна была у нас одна, и все хотели к ней попасть».
Ниточка оборвалась, заложенная нашей первой женщиной-кутюрье мощная традиция чрезвычайно своеобразного русского модельерского искусства оказалась до времени не востребована. Впрочем, специалисты имя Ламановой знали и помнили, и как могли претворяли ее опыт: в условиях массового пошива старались уйти от усредненного взгляда на одежду, создавали при минимуме средств и отсутствии высококачественных тканей неповторимый стиль, «делали» моду вопреки всему.
Сейчас вот уже более десяти лет в России проходит международный конкурс молодых художников-модельеров под председательством Вячеслава Зайцева, названный в честь Надежды Ламановой. За это время в нем приняли участие сотни молодых талантов, отметились среди призеров этого представительного смотра в области портновского искусства и екатеринбуржцы. Золотая ламановская строчка навечно вшита в историю российской моды. Вы полагаете, все это будет носиться? - мы полагаем, что все это следует шить.