О мышках, адъювантном лечении, лучших друзьях онколога и тесте OncotypeDX
Интервью с врачом-онкологом, зав. отделением химиотерапии клиники "Ассута" (Тель-Авив) Ириной Живелюк (июль, 2012)
«Говоря схематически, онкологические лекарства входят в обращение таким путем. Придумали какое-то вещество, дали его в определенном объеме мышкам с опухолью. И видим: в течение какого-то времени у этой мышки опухоль уменьшилась значительно, а у другой - не очень. Потом дали людям в рамках клинических испытаний. И вот сели и посчитали. Итак, дали 100 женщинам лекарство. Мы знаем, что у 60 из них опухоль уменьшилась или совсем исчезла. Предположили, что добавление другого лекарства улучшит результаты. Добавили, и вот уже в другой группе из 100 женщин опухоль уменьшилась у 80-ти. А это 20 живых женщин, у которых есть семьи, дети и они должны жить. Значит, давайте попробуем давать всем. И давайте давать прооперированным, тем у кого уже нет опухоли, видимой глазом. Раз это работает на целую опухоль, то будет работать и на отдельные клетки, которые возможно гуляют по организму.
Это и есть адъювантное лечение. Цель его - убить раковые клетки, которые могли остаться после операции. В практику адъювантного лечения лекарства входят намного медленнее. Чтобы понять, что схема работает, нужно 10-20 лет наблюдений. Например, если снова взять рак молочной железы, то после операции и при отсутствии отдаленных метастазов мы видим здоровых женщин. У большинства из них рак не возвращается после правильного лечения. Поди попробуй их найди после 10 лет и выясни, кто получил какое лекарство и в каком объеме. Статистически достоверно это или нет? Если у 80 женщин из 100 рак не возвращается, то чтобы увидеть как работает лекарственная схема, надо искать тех 20 с рецидивами. Но это очень важно. Нельзя строить медицину на том, что вот моя соседка пила лекарство, у нее ушла опухоль, давай-ка и я попью. Прогресс в современной медицине возможен только на доказательных принципах, а не на традициях или каких-то прозрениях или предположениях.
Любое адъювантное лечение - долгое. Нужны годы наблюдений. Это огромная, тяжелая работа. Вот сейчас дают больным адриамицин, таксол. А ведь начали их давать в конце 80-х - начале 90-х годов, а то и раньше. Шли годы, и вот врачи увидели, что в какой-то схеме разница (по сравнению с более старой) вроде как небольшая, процентов пять. Но это пять реальных людей, со своими именами, семьями, характерами, и эти люди живут. По Авастину в адъювантном режиме большие работы закончились вообще только в прошлом году. И мы его в адъювантном режиме в протоколах не используем, так как нет еще никаких данных. А для лечения имеющихся опухолей кишечника он используется как стандарт, как протокол уже шесть лет.
Лучшие друзья онколога - это фармакологи и математики. Вот мы делаем здесь в Израиле тест Oncotype DX женщинам с онкологией груди. Не всем, а кому надо. Этот тест позволяет оценить риск возврата болезни у женщин с «чистыми» лимфоузлами и гормональными опухолями, а потом решить, какое лечение ей давать. Этот Онкотайп - сплошная математика. Тест основан на математической модели. Американцы взяли женщин, которые в 70-80 годах болели раком груди. Залезли в архивы, нашли образцы опухоли (кажется, их было чуть больше 600) и проверили эти опухоли на разные параметры, которые наука умеет проверять сегодня. И стали искать этих женщин, чтобы выяснить - что с ними произошло. Кто-то из них получал химию, кто-то нет, у кого-то после химии вернулась болезнь, у кого-то - нет. У кого-то, кто не получал химию, болезнь вернулась, а у кого-то - нет. И по результата построили математическую модель на основании биологических параметров опухоли: у кого какие шансы на возврат болезни без химиотерапии. То есть тест не прогнозирует, вернется болезнь или нет. Он говорит врачу, будет ли полезна химия или нет. Онкологи сегодня знают, что если лимфоузлы не затронуты, то у 85% женщин болезнь не вернется. А что делали до того? Давали химию всем и говорили: если мы нескольких женщин спасем, то и хорошо. До 2005 года и у нас, и во всем мире (как в России - не знаю) давали химию всем. Теперь мы можем давать химиотерапию только тем, кому она может помочь».
Ранее:
Что такое «Современная онкология» и почему онколог подобен дирижеру
О химиотерапии, фармакологии и появлении новых лекарств от рака
Далее:
Как жить после лечения. Медицинские проверки и образ жизни
Заключение. О ценности жизни, горе, любви и необходимости радоваться каждый день
«Говоря схематически, онкологические лекарства входят в обращение таким путем. Придумали какое-то вещество, дали его в определенном объеме мышкам с опухолью. И видим: в течение какого-то времени у этой мышки опухоль уменьшилась значительно, а у другой - не очень. Потом дали людям в рамках клинических испытаний. И вот сели и посчитали. Итак, дали 100 женщинам лекарство. Мы знаем, что у 60 из них опухоль уменьшилась или совсем исчезла. Предположили, что добавление другого лекарства улучшит результаты. Добавили, и вот уже в другой группе из 100 женщин опухоль уменьшилась у 80-ти. А это 20 живых женщин, у которых есть семьи, дети и они должны жить. Значит, давайте попробуем давать всем. И давайте давать прооперированным, тем у кого уже нет опухоли, видимой глазом. Раз это работает на целую опухоль, то будет работать и на отдельные клетки, которые возможно гуляют по организму.
Это и есть адъювантное лечение. Цель его - убить раковые клетки, которые могли остаться после операции. В практику адъювантного лечения лекарства входят намного медленнее. Чтобы понять, что схема работает, нужно 10-20 лет наблюдений. Например, если снова взять рак молочной железы, то после операции и при отсутствии отдаленных метастазов мы видим здоровых женщин. У большинства из них рак не возвращается после правильного лечения. Поди попробуй их найди после 10 лет и выясни, кто получил какое лекарство и в каком объеме. Статистически достоверно это или нет? Если у 80 женщин из 100 рак не возвращается, то чтобы увидеть как работает лекарственная схема, надо искать тех 20 с рецидивами. Но это очень важно. Нельзя строить медицину на том, что вот моя соседка пила лекарство, у нее ушла опухоль, давай-ка и я попью. Прогресс в современной медицине возможен только на доказательных принципах, а не на традициях или каких-то прозрениях или предположениях.
Любое адъювантное лечение - долгое. Нужны годы наблюдений. Это огромная, тяжелая работа. Вот сейчас дают больным адриамицин, таксол. А ведь начали их давать в конце 80-х - начале 90-х годов, а то и раньше. Шли годы, и вот врачи увидели, что в какой-то схеме разница (по сравнению с более старой) вроде как небольшая, процентов пять. Но это пять реальных людей, со своими именами, семьями, характерами, и эти люди живут. По Авастину в адъювантном режиме большие работы закончились вообще только в прошлом году. И мы его в адъювантном режиме в протоколах не используем, так как нет еще никаких данных. А для лечения имеющихся опухолей кишечника он используется как стандарт, как протокол уже шесть лет.
Лучшие друзья онколога - это фармакологи и математики. Вот мы делаем здесь в Израиле тест Oncotype DX женщинам с онкологией груди. Не всем, а кому надо. Этот тест позволяет оценить риск возврата болезни у женщин с «чистыми» лимфоузлами и гормональными опухолями, а потом решить, какое лечение ей давать. Этот Онкотайп - сплошная математика. Тест основан на математической модели. Американцы взяли женщин, которые в 70-80 годах болели раком груди. Залезли в архивы, нашли образцы опухоли (кажется, их было чуть больше 600) и проверили эти опухоли на разные параметры, которые наука умеет проверять сегодня. И стали искать этих женщин, чтобы выяснить - что с ними произошло. Кто-то из них получал химию, кто-то нет, у кого-то после химии вернулась болезнь, у кого-то - нет. У кого-то, кто не получал химию, болезнь вернулась, а у кого-то - нет. И по результата построили математическую модель на основании биологических параметров опухоли: у кого какие шансы на возврат болезни без химиотерапии. То есть тест не прогнозирует, вернется болезнь или нет. Он говорит врачу, будет ли полезна химия или нет. Онкологи сегодня знают, что если лимфоузлы не затронуты, то у 85% женщин болезнь не вернется. А что делали до того? Давали химию всем и говорили: если мы нескольких женщин спасем, то и хорошо. До 2005 года и у нас, и во всем мире (как в России - не знаю) давали химию всем. Теперь мы можем давать химиотерапию только тем, кому она может помочь».
Ранее:
Что такое «Современная онкология» и почему онколог подобен дирижеру
О химиотерапии, фармакологии и появлении новых лекарств от рака
Далее:
Как жить после лечения. Медицинские проверки и образ жизни
Заключение. О ценности жизни, горе, любви и необходимости радоваться каждый день