Градусник (ч. 295 - начало).
В Нижнем лесу есть заброшенная деревня, а к той деревне две тропинки: входящая и исходящая. Если идти по исходящей тропинке, пока она полностью не изойдёт, а потом повернуть налево, то километра через три начнутся чудеса.
В Матохином Салоне любое дерево нужно медленно обходить вокруг и тогда, с определённой точки зрения, оно окажется голой бабою. С порой причудливыми, но всегда пышными формами. Причём, баба может оказаться без ног, рук и даже головы, но всё остальное будет обязательно. Салон постоянно обновляется, но особой популярностью не пользуется.
Другое дело - Лёшина гармонь. Тут звучит музыка: басят дубы, трубно звенят сосны и ели, берёзы и осины - струнные. И вообще, каждая травинка пытается подпискивать. Жаль только, что исполняется всего лишь одна мелодия - "Камаринская", немного фальшиво на верхах. "Мне нравится", - говорит Леший, - "а кому надо - настраивайте".
В Театре всё серьёзно. Задействованы все, до последнего кустика, каждый пострижен по последней моде, но всего лишь профили у них, всё профили и профили... Актёры принимают вычурные позы, ломаются, выкрикивают и стонут вместе и поочерёдно. Иногда, словно опомнившись, начинают скушно и путано объяснять, что они при этом чувствуют, но оттого, что чувства всегда одни и те же - страх, желание пожрать и совокупиться - объяснения выглядят излишними. Бабка, растроганная Лёшиной гармонью, всегда плевалась, проходя мимо Театра и даже несколько раз его заколдовывала, но Блазник вновь набирал труппу. "Вы - отсталые мещане, мракобесы, ретрограды и обскуранты - ничего не можете понимать в современном искусстве!", - декламировал он, заламывая руки и тараща глаза до пределов выразительности.
Где-то там, дальше, находилась поляна с Перламутровыми подосиновиками, но к ней никак невозможно было пробраться из-за Дырки. Дырка походила на округлую тень, метра три в поперечнике; там, в тени, так же шёл дождь, стояли деревья, кивала метёлками и страстно пахла таволга и даже, может быть, звенели комары, а может быть, и нет. "Ты, Серёша, к ней не подходи близко-то, потому что и шивые, и нешить, и привидения даже туда проваливаются и обратно не возвращаются. Ты вот в мой Салончик лучше загляни, прополощи нутро в радости".
Дырку никак невозможно обойти, сворачиваешь, идёшь в сторону - она движется вместе с тобой. Кое-как удалось уговорить Пришельца туда слазить. "Это след", - сказал он. - "Что значит - след?" - "След - это вот что", - Пришелец наступил ногой на кабаньи катышки. Отпечаталась подошва его ботинка в ёлочку, запахло теплом и домом. "Ты по-человечески можешь объяснить?", - разозлился я. "Нет. Даже если бы я занялся изучением следов, по-человечески не смог бы, а строить предположения, бессистемно мотаясь туда-сюда по лесу, есть и кроме меня кому".
"Этой Дырке не так уж много лет", - объяснила Кикимора. - "Её оставил Градусник".
В Матохином Салоне любое дерево нужно медленно обходить вокруг и тогда, с определённой точки зрения, оно окажется голой бабою. С порой причудливыми, но всегда пышными формами. Причём, баба может оказаться без ног, рук и даже головы, но всё остальное будет обязательно. Салон постоянно обновляется, но особой популярностью не пользуется.
Другое дело - Лёшина гармонь. Тут звучит музыка: басят дубы, трубно звенят сосны и ели, берёзы и осины - струнные. И вообще, каждая травинка пытается подпискивать. Жаль только, что исполняется всего лишь одна мелодия - "Камаринская", немного фальшиво на верхах. "Мне нравится", - говорит Леший, - "а кому надо - настраивайте".
В Театре всё серьёзно. Задействованы все, до последнего кустика, каждый пострижен по последней моде, но всего лишь профили у них, всё профили и профили... Актёры принимают вычурные позы, ломаются, выкрикивают и стонут вместе и поочерёдно. Иногда, словно опомнившись, начинают скушно и путано объяснять, что они при этом чувствуют, но оттого, что чувства всегда одни и те же - страх, желание пожрать и совокупиться - объяснения выглядят излишними. Бабка, растроганная Лёшиной гармонью, всегда плевалась, проходя мимо Театра и даже несколько раз его заколдовывала, но Блазник вновь набирал труппу. "Вы - отсталые мещане, мракобесы, ретрограды и обскуранты - ничего не можете понимать в современном искусстве!", - декламировал он, заламывая руки и тараща глаза до пределов выразительности.
Где-то там, дальше, находилась поляна с Перламутровыми подосиновиками, но к ней никак невозможно было пробраться из-за Дырки. Дырка походила на округлую тень, метра три в поперечнике; там, в тени, так же шёл дождь, стояли деревья, кивала метёлками и страстно пахла таволга и даже, может быть, звенели комары, а может быть, и нет. "Ты, Серёша, к ней не подходи близко-то, потому что и шивые, и нешить, и привидения даже туда проваливаются и обратно не возвращаются. Ты вот в мой Салончик лучше загляни, прополощи нутро в радости".
Дырку никак невозможно обойти, сворачиваешь, идёшь в сторону - она движется вместе с тобой. Кое-как удалось уговорить Пришельца туда слазить. "Это след", - сказал он. - "Что значит - след?" - "След - это вот что", - Пришелец наступил ногой на кабаньи катышки. Отпечаталась подошва его ботинка в ёлочку, запахло теплом и домом. "Ты по-человечески можешь объяснить?", - разозлился я. "Нет. Даже если бы я занялся изучением следов, по-человечески не смог бы, а строить предположения, бессистемно мотаясь туда-сюда по лесу, есть и кроме меня кому".
"Этой Дырке не так уж много лет", - объяснила Кикимора. - "Её оставил Градусник".