Речка (ч. 176)
Макушка лета. Жара и ливни с грозами. В Верхнем лесу белые грибы - кучные, горластые и почти все червивые. В 7 часов уже надо уходить: жарко, комары, слепни. И люди, тоже кучами. Всё время кричат, нет, они не боятся потеряться, они боятся тишины.
Речка дышит ливнями. Резко вдыхает, вспухает грудью, а потом медленно, смакуя каждую каплю, выдыхает. По утрам выдох собирается в туман, сладкий и прохладный. Лезу в воду. Плаваю я порядочно, но не люблю этого дела, купаюсь по типу "баба сеяла горох" - окунаюсь три раза и замираю по шею в воде, как будто речка острой, как бритва, поверхностью отрубила мне голову в тумане. Вода мутная и остального себя я не вижу, вижу у поверхности рыб с удивлёнными и внимательными, как у ученицы с первой парты, глазами. Они не находят во мне смысла: есть я их, вроде бы, не собираюсь, а сам на вкус - никакой, вот если бы постоял так в воде лет 10, покрылся тиной и ракушками, тогда - другое дело.
Ну и пускай, смысл - ещё не самое важное. Выбираюсь на берег и иду на луг, где туман уже выпит травой и сверху чистая синь, по которой плывут облака - метёлки таволги. Цветки цикория тягаются с небом чистотою тонов, а зонтики пижмы дразнят солнце, остальная травяная мелочь почти высохла и пробуют голос кузнечики. Их хор будет звучать до вечерней росы, потом они промочат горло и завалятся спать. Но не все - некоторые, на зов которых не пришла пара, продолжат и ночью, до утреннего тумана. Я думаю, успешность зависит от громкости голоса, а вовсе не от мелодии и исполнительского мастерства. Травяные джунгли, густой запах цветов, прекрасные фасеточные глаза напротив и никогда не надо проветривать. С другой стороны, кузнечик не может войти в воду по самую голову - сожрут.
А вот трава - она молчаливая, наверное, обходится без пары, хотя, наблюдая прелестный плавный изгиб...
Речка дышит ливнями. Резко вдыхает, вспухает грудью, а потом медленно, смакуя каждую каплю, выдыхает. По утрам выдох собирается в туман, сладкий и прохладный. Лезу в воду. Плаваю я порядочно, но не люблю этого дела, купаюсь по типу "баба сеяла горох" - окунаюсь три раза и замираю по шею в воде, как будто речка острой, как бритва, поверхностью отрубила мне голову в тумане. Вода мутная и остального себя я не вижу, вижу у поверхности рыб с удивлёнными и внимательными, как у ученицы с первой парты, глазами. Они не находят во мне смысла: есть я их, вроде бы, не собираюсь, а сам на вкус - никакой, вот если бы постоял так в воде лет 10, покрылся тиной и ракушками, тогда - другое дело.
Ну и пускай, смысл - ещё не самое важное. Выбираюсь на берег и иду на луг, где туман уже выпит травой и сверху чистая синь, по которой плывут облака - метёлки таволги. Цветки цикория тягаются с небом чистотою тонов, а зонтики пижмы дразнят солнце, остальная травяная мелочь почти высохла и пробуют голос кузнечики. Их хор будет звучать до вечерней росы, потом они промочат горло и завалятся спать. Но не все - некоторые, на зов которых не пришла пара, продолжат и ночью, до утреннего тумана. Я думаю, успешность зависит от громкости голоса, а вовсе не от мелодии и исполнительского мастерства. Травяные джунгли, густой запах цветов, прекрасные фасеточные глаза напротив и никогда не надо проветривать. С другой стороны, кузнечик не может войти в воду по самую голову - сожрут.
А вот трава - она молчаливая, наверное, обходится без пары, хотя, наблюдая прелестный плавный изгиб...