Захват и оборона зданий. Когда Мильграм, будучи вице-премьером пермского правительства, вместе со своими людьми пришёл в Пермский музколледж, как бы посмотреть, что и как там, преподавательский состав мгновенно понял, что их будут выгонять. Вице-премьер лоббировал идею об открытии в Перми консерватории, озвученную Курентзисом. Здание в центре города прекрасно подходило.
Однако, преподаватели музколледжа быстро актуализировали широкий общественный ресурс через интернет и личные связи по тусовке, написали все нужные письма и воззвания кому нужно - здание отстояли. Это могло показаться фетишизмом. Музыкой вроде бы можно заниматься и получать за это деньги где угодно, если к тебе хотят прийти люди. Но люди хотят прийти в статусное здание. Играющий в нью-йоркской подземке скрипач Джошуа Белл заработал 32 доллара. Он же, играющий в престижных залах, получает в сотни раз больше. Не человек красит место, если мимо идет толпа. Толпе нужен дворец. И потому дворец нужно занять. Здание это статус. Но зачем консервативный статус революционному романтику классической музыки, кем СМИ тогда ярко рисовала Курентзиса?
Курентзис как фюрер-харизматик. СМИ описывали его лидером экзальтированной секты фанатиков музыки. Он и его коллектив были как бы вне времени и пространства. Однако, отказываясь от жизненных благ на словах, на деле они получили их в полной мере. Возмущало лицемерие - в прессе заявляли, что не для денег работают, а реально начали получать в разы больше, чем пермский оркестр. Это называется порноангелизмом в кругах современной постмодернистской философии. Сработал механизм получения денег, о котором один федеральный политик говорит: «Аллах даёт!» И как за спиной этого политика маячит мощь прошедшей войны, так за маэстро маячила мощь, которую Городничий с чиновниками почуяли в Хлестакове - континуально-призрачная и дискретно-реальная мощь имперского пространства. Только ленивый не говорил, что Курентзис не только Чиркунова креатура, но у самого Суркова высочайше одобрен. Пермский оркестр объявили «второсортными» устами директора Пичкалева, чем пытались легитимизировать разрыв в экономическом статусе. Спасибо, хоть «ватниками» не назвали. Революционная романтика и эффект новизны МузыкиЭтерны выступали против повседневной рутины основного оркестра. Внедрение чужеродного элемента в музыкальную жизнь Перми как основного раздражителя и ядерного реактора ситуации. Как Майдан(а через него некое «закулисье») держит за яйца киевских политиков, так МузЭтерна держит за яйца муз тусовку Перми. Сам факт введения революционно настроенной группы музыкантов с сохранением их анархистского статуса внутрь государственного культурного института говорит о том, что возобладала тенденция не только против традиционных форм ведения культурного процесса в Перми, но против самого этого процесса.
Что соответствует эпохе постмодерна, в которой мы видим приоритет ценностей над интересами. Но ценности симулякровые, фиктивные. «Нам денег не надо, мы одной музыкой живем» звучит привлекательней, чем «повысьте нам зарплату». «Воины света» с Майдана выглядят продвинутей «ватников с Донбасса». Но первые игнорируют логику и реальность, а вторые подчеркивают свою зависимость, связанность с реальностью, что постмодерну противоположно. Неигровое отношение к реальности в эпоху общества спектакля - это всегда проигрыш.
Одного олигарха сменили на другого, не поменяв систему и ухудшив структуру. Так и наш «революционер» Курентзис стал провинциал-культураппаратчиком, молчащим о революции ныне (не слышно его зажигательных речей с обаятельным греческим акцентом)и готовым получать премии от Путина и украшать фотками с вручения свой кабинет худрука. Если бы вместо личной неприязни - к Исаакяну, или к Курентзису пермская общественность требовала структурных перемен. Например, обязательную сменяемость худрука каждые 5 лет, без пролонгации. Если бы было так, то сравнение с Майданом было бы совсем неуместным.
Слив международным сообществом майдана равен сливу Курентзиса и компании московской тусовкой - нет Золотых масок в этом году. А ведь Запад поддержал, но контракт с СОНИ Классикал не гарант.
О зданиях говорится не просто так. Сама направленность МузЭтерны противоречит смыслу грандиозного оперного театра, порождения имперского стиля империй классической эпохи. Рок-концерты форматны на стадионах. Камерная музыка - в малых залах, симфоническая - в филармонических больших залах. Аутентичное барокко уместно в маленьком зале стиля рококо, например. Еще в Новосибе пеняли на сонорное, акустическое несоответствие Музэтерны огромным пространствам НГАТОБа, предназначенного для Большой оперы второй пол 19, нач 20 вв. Эстетические интересы Курентзиса (форсируя их в СМИ, он добился успеха) лежат в другой области, и они не сообразны большому пространству имперской оперы, здание коей он сотоварищи имеет смелость занимать. Подобно массам с Майдана, обладающим арациональным сознанием и неспособным к диалогу, захватывающих фетиш в виде правительственного здания и полагающим, что являются субъектом политики отныне, музыкант, построивший свой путь к вершинам истеблишмента на отрицании «большого стиля» 19 века (вспомним его слова о «сраной академичности русской музыки» и «утоплении в лебединых озерах») и противопоставлению ему музыки барокко, есть самозванец, коль он возглавил именно то, что он отрицал. Революционеру не место в Политбюро. Курентзис претендовал на место Че Гевары в нашей классике, но красивого и страшного финала, как в боливийских джунглях, у нас в уральской тайге, слава Богу, не будет.