О чем я сегодня все утро думал:
-
некоторым писателям и читателям-мужчинам нравится фапать на голеньких связанных героинь, поэтому иногда и героинь можно пытать, обычно их порют кнутом, это же так эротишно (Чекмаеву привет!)
Откровенно говоря, связано это с тем, что быть похожим на Чекмаева я как-то не хочу. А вот роман не роман, но рассказик про молодую (двадцать лет) няшку, спасенную из застенков земного Министерства Любви, уверенно напрашивается и вообще всячески ждет своего часа. И что, получается, делать?
Конечно, я стеснительный и стыдливый. Я вон одну завалящую постельную сцену неделю написать не могу, о чем вы говорите. У меня в тексте герои даже матом не ругаются, куда там постельные сцены (но слово из пяти букв я пару раз еще упомяну). А тут няшку из пыточной тюрьмы вытащили. Мило, не то слово.
А сверху еще накладываются
милые предубеждения тивитропсов насчёт электричества, но тут я готов только развести руками - ну что мне, сразу конечности ломать? Нет, можно, конечно. Все равно потом няшку легче новую сделать, чем лечить последствия всего этого, гхм, плохого обращения.
На самом деле, мучаться тут решительно не с чего - я, как уже говорилось, стеснительный, стыдливый и могу Чекмаеву не уподобляться и показывать только последствия, если вообще. И вообще рассказ немного не об этом. Его вообще хоть за меху можно будет выдать, четырехметровых друзей человека там должно быть в количестве. И тем не менее.
А вообще, конечно, не люблю я все это, удовольствия мне никакого не доставляет. Я даже эти самые русские снаффовые рассказики и гуромангу читать не могу после определенного момента, эмпатия (та самая, ради которой вроде как и читается) не даёт. И хоть тресни. Куда там литературе, о чём вы, я вон сравнительно безобидные Осколки чести прочитать не могу уже три года, о чём вы. По сравнению с теми вещами, которые я читал два года назад, безобидным еще много что покажется.
А сам туда же.
...А рассказик этот все равно придется когда-нибудь написать, да. Ну вот нужно, и всё тут.
Для понимания общей картины мира.