ЖУРНАЛ РЫСИ И НЭТА. ПОСТ 5. БОЛОТНЫЕ ЗМЕИ. (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Фото сделано С.Агачер в Полесском радиационном заповеднике 31 июля 2021г.
И что вы думаете?
Пущенный мною камень пролетел через змей, плюхнулся, задев корягу, с шумом на траву и отчётливо видимый сквозь неподвижный покров гадов, издевательски уставился на меня.
И при этом ни одна тварь даже не шевельнулась. Потом я бросил с тем же эффектом второй камень, третий, четвёртый… Передо мною разворачивалась сюрреалистическая картина: “Камни под гадючьей шубой”. Чего быть не может никогда.
[Spoiler (click to open)]
Змеи, так сказать, слепы и глухи от рождения, но обладают очень тонким обонянием, потрясающим осязанием и высочайшей термочувствительностью. И если лишить, к примеру гадюку, органов чувств, то всё равно последует точнейший бросок, который убьёт обидчика или жертву!
Змеи улавливают колебания, идущие через почву, за несколько километров. И как утверждает мой друг, Фёдор Юркевич, эти колебания они воспринимают своим брюхом. Хотя я предполагаю, что механизм несколько иной, и современной науке до сих пор не известен. Так что брошенный камень должен был заставить змей хотя бы сдвинуться с места.
Старуха села на пень и привычно расстелила на другом платок, обстоятельно разложив на нём лусту ( прим. на полесском наречии ломоть) хлеба с розовом салом и сочный зелёный лук порей. Явно намекая на то, что мы здесь обосновывались надолго.
Я вдруг представил, что попал в сказку с бабой Ягой. Чудесную стариную сказку.
Далее наши диалоги с бабкой Медянихой я изложу по-русски не только ввиду непривычного для вас восприятия местного говора, но и по причине моей персональной интерпретации происходившего.
- Отдохни, родимый, видишь, нет там никого. Через полчаса, опять бросать камни начнём. Если картинка изменится, и змеи начнут двигаться, то и мы пойдём на остров, значит, пришли они, - учила низким шипящим голосом знахарка меня, бывалого и понятливого мужика, сидящего, в прямом смысле слова, с открытым ртом и тупо хлопающего глазами, словно Иван-дурак.
Как попросила Медяниха я бросал камни каждые полчаса. Картина, с лежащими и греющимися на солнце гадами, не менялась. Старуха, сама застывшая, как змея, закрыла глаза и, подставив солнцу лицо, казалось, задремала.
Солнышко уже ушло с лица старухи и покатилось к закату, когда я бросил очередной кругляш и услышал шипение пожилой женщины и некое незнакомое мне раньше ощущение пробежавшего по спине холода.
- Пошли, я знаю ты так же, как и я, почувствовал спиной вибрацию, запомни её. Сейчас змеи выползут на поверхность,- необычно звонко проговорила она, поднялась, и выставив вперед сучковатую палку, бодро вошла в тёмную воду болотной гати, покрытую изумрудной ряской.
Медяниха легко шла по зыбкой тропе, как будто лет ей было не далеко за 80, а максимум 40, и я с трудом поспевая за ней.
- Молодец, сосед, часть змеиного духа в тебе есть, не зря руки твои гадюки спасли.
Видишь, поползла крайняя, бери её правой рукой нежно за шейку, как котёнка слепого. Так… теперь держи левой рукой баночку, марлей завязанную. А сейчас зубки красавицы нашей о марлю, что поверх склянки, поточи, гадюка яд и выпустит. Правильно, соколик…Хорошо, теперь повесь мне змею на шею, силы мне нужны, старая стала, не дойду домой. После того, как в хату мою вернёмся, ты пойдёшь обратно на остров и положишь спасительницу людскую на место, где её взял сейчас… И не забудь поцеловать, а то обидится, и в следующий раз ни яду, ни силы не даст, - руководила моими действиями знахарка.
А на дне склянки, подобно “голубому карбункулу” графини Моркар из рассказа Конан Дойла, сверкала капля голубого цвета.
Голубой цветок романтиков? Голубая жилка судьбы, голубая линия реки, руки, что там за поворотом, какая загадка таится в глубине этого цвета?
Медяниха тогда радостно хлопнула в ладоши, назвала меня удачливым, и поведала, что яд голубого цвета дают змеи, приползшие на остров по “реке времени” из будущего. Если этим ядом шею намазать, то человек неуязвимым становился до следующего захода солнца. Так раньше воины делали перед битвами. Зелье это дороже голубых алмазов ценилось, а теперь и вовсе его почти нет. И посетовала, что уже старая, скоро умрёт, и это знание сохранить некому.
Вот так я и подружился со змеями “временной реки”.
Медяниха ушла в тот край, откуда нет возврата, на следующий год весною, а через год “река времени” выдохнула. Вспыхнул пожар на четвёртом энергоблоке Чернобыльской станции, и люди ушли из этих мест, а болота и змеиные острова вернулись. Я знаю уже таких мест семь, яд дою из гадюк, им людей и зверье лечу.
Бабка Медяниха - змейка из “Каменного цветка”, некоронованная королева подземелья!
В конце апреля 1986 года, сразу после аварии, на которую местные жители и внимания-то никого не обратили, погода стояла летняя: небо синее, солнце жаркое, сухо, любо-дорого селянину картошку садить. Все работали в поле, да на своих огородах. Но в небе происходило что-то странное - низко летели вертолеты к старику реки Припять, и конечно, мальчишки из соседних сёл Красноселье и Оревичи рванули за ними.
И вдоль старого русла Припяти приземлялись вертолёты. Да, не какие-нибудь гражданские, а настоящие боевые, со следами пуль, раскрашенные в жёлтый и зелёный маскировочные цвета со звёздами на фюзеляжах. В этом пацаны знали толк…
Из каждой белорусской школы, из каждого села кто-то из парней воевал в Афганистане в составе Витебской воздушно-десантной дивизии, базировавшейся в Кабуле с 1979 года. Их матери выплакали все глаза, истёрли колени в храмах, поседели и почернели от горя, ожидая своих детей “из-за речки”.
К берегу Припяти пришвартовывались баржи, груженые речным песком, доломитом и какими-то ящиками.
И пацаны начали помогать лётчикам-афганцам и грузчикам с барж насыпать песок и доломит в мешки и грузить эти мешки в вертолёты.
Помните, как в Откровениях ап.Иоанна Богослова:
…Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.
Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки...
Пожарные сразу после аварии ценою собственных жизней потушили огонь вокруг реактора, но внутри горело ещё 2,5 тысячи тонн графита. Вот эту адскую пасть и бомбили с вертолётов, незащищенных ничем от радиации. Борттехники сбрасывали вручную вниз мешки с песком, доломитом и свинцом… Это уже дня через 2-3 придумали загружать всё это хозяйство в парашюты, как в авоську. Экипаж, пролетая над разрушенной крышей, просто отстёгивал парашют со свинцом и песком и тот попадал прямо в разлом. За сутки вертолёты совершали до 14 вылетов.
Все мы видели фото разрушенного реактора, сделанное с такого вертолёта, фотокором Игорем Костиным.
Специалисты по радиационной безопасности напишут в комментариях в этому посту, что дескать, у всех лётчиков были дозиметры, и после накопленной дозы в 25 рентген, экипажи вертолётов менялись. Экипажи менялись, а вот вертолёты, излучавшие до 100 рентген в час, рабочие и мальчишки нет. Вертолёты и баржи навечно осталось в зоне отчуждения, хотя много их было потом растащено мародёрами.
Эвакуация населения началась лишь 5 мая. Так что картошку на огородах успели посеять все!
В Красноселье, что в 10-километрах от Чернобыльской станции и откуда хорошо виден серебристый купол саркофага, и сегодня здорово фонит.
Так вот расскажу я вам байку про дозиметры, контроль и сменяемость. Как сейчас помню, выдали нашим вертолётчикам дозиметры, похожие на такие серебристые трубочки, в последствии прозванные в народе “карандаши”. Первый день эти “карандаши” ничего не показывают, второй, третий, на четвёртый разобрались, что оказывается их каждый день заряжать надо.
Страшными, тяжёлыми и забравшими много человеческих жизней были эти первые дни после Чернобыльской аварии.
Прошедший не одну войну, и являясь потомственным военным, я уверен, что человек совершает подвиг в ситуации или в обстоятельствах, возникших вследствие чей-то глупости или чей-то подлости.
Так было, так будет!
Но вернёмся к пацанам-старшеклассникам, что в мешки песок насыпали и грузили их в грязное, радиоактивное чудовище под названием вертолёт.
Вертолётчиков в советских газетах, увековечивших их подвиг, называли “Ангелами Чернобыля” , а я так считаю их “чертями”, потому что только черти могли выжить в аду Афганистана и Чернобыля.
Вертолетчиков через пару дней сменили на свежие экипажи, а пацаны скрутились от рвоты и поноса в кустах, да по хатам.
Соседка прибежала ко мне за помощью 29 апреля утром и начала голосить, что её Миколка от рвоты и поноса помирает. Вот зелёным ядом прошлого и лечил я мальчишку, а когда тот разговаривать смог и рассказал, где и с кем он был, что делал, то бросился со своими склянками со змеиным ядом пацанов спасать, так к последнему Базылю, из деревни Краснополье и не успел, ушёл мальчишка в невозвратное прошлое.
В армии я служил в особых войсках, что такое лучевая болезнь и какие у неё признаки знал не из книг. Сообразил сразу, что к чему, и поспешил к вертолётной площадке. А там уже другие пацаны и мужики из соседних сел помогают.
Жарко, пот течёт, грязные все, как черти, пыль забивает рот, глаза.
Не пыль, а смерть!
Только, кто, когда и где о людях думал. Давай, давай, как отцы и деты наши: “За Родину, за Сталина! Вперёд!” Намазал я себя ядом голубым и пошёл к своим. Местные, те что по-старше были, сразу рванули ко мне и шеи подставили, и мальчишкам вихрастым головы нагнули.
Кто о моих земляках позаботится, если не я? А к вертолетчикам я не пошёл, старую смену экипажей увезли, и новую тоже заменят на следующую. Да, и чужие они были на этой Полесской земле.
Вот такие дела!
Рассказал я вам немного о змеях “реки времени” и целебной силе их яда, предвосхищая вопросы доктора Бертье. А сейчас вернусь к описанию своего сегодняшнего дня, основной целью которого было не столь задание метеорологов выполнить, сколь желание пополнить запасы змеиных ядов.
Ведь, ты, Андрюша, точно попросишь себе их образцы для анализов?
Итак вышел я по деревянным мостам за околицу научной станции МасанЫ. Ждать и бросать гайки на шоссе не стал, да и не люблю я это место, у самой границы научной станции. Змеи сюда какие-то диковинные приползают, и яд у них всегда чудной и пьяный, не хранится, а бродит, как брага, и шипит. Все, кого я лечил им, становились какими-то буйными и шипящими. Поэтому двинулся я к знакомому Змеиному острову, да и Медяниху помянуть хотел, похоронили её там.
На этом клочке суши, посреди “неосушаемого" болотца, возвышаясь над гатью, растёт дерево любви, только не дуб и берёза, как на поляне, где мы с вами вчера отдыхали и снедали, а клён и рябина. Перепутались колдовские листья клёна с красными гроздьями рябины, и солнечные лучи, преломляясь о пурпурный щит листвы, превращали колокольчики, распустившихся под деревьями ландышей, в рубиновые броши.
Вот и выползали гадюки напитаться любовью и силой. На Белой Руси рябина считалась священным деревом силы, любви, оберегая от болезней, зла и зависти.
Самый сильный целебный яд я здесь у гадюк добывал. Осторожно раздвинув широкие листья ландышей, взял нежно болотную красавицу за шейку, поточил её зубки и получил каплю яда цвета янтаря, потом другую, третью…
Много сегодня приползло гадюк из настоящего, значит, лечить кого-то большого придётся.
Хрустнула, здороваясь ветка, и я почувствовал на спине пристальный взгляд.
Осторожно обернулся.
Вчерашняя наша с вами знакомая рысь лежала на ветке клёна и била по ветке хвостом, играясь, лапами с кистями рябины.
Большая кошка потянулась, выгнула спину, замурлыкала от удовольствия, наслаждаясь гибкостью своего тела, и… подмигнула мне своим огромным жёлтым глазом. Потом бесшумно спрыгнула в мох и побежала по тайной болотной тропе, как будто показывая мне дорогу.
Никогда раньше зверьё на Змеиный остров не забиралось, разве что только старый филин прилетал полакомиться молодыми и глупыми змейками.
Тропу эту знали только покойная Медяниха, я, да местные ребятишки, что знахарке порой помогали. Чёрные кисточки ушей серо-рыжеватой в тёмных пятнах самки рыси, то подрагивали среди подлеска, то мелькали среди листвы деревьев.
Рысь резвилась, игралась, кружила вокруг меня и отдыхала, поджидая, свесившись с ветки.
Странная это была рысь и вела она меня к Михалёвке, к родной деревне Медянихи и твоей бабушки, Надежда.
Михалёвка - отселённая деревня уже лет двадцать. Единственная её улица с покосившимися домами, провалившимися крышами дворов на тридцать пять заросла подлеском, густой травой и ирисами. Ирисы здесь - волшебные от тёмно-фиолетовых до жёлто-коричневых, c золотыми искрами, напоминающими радугу.
Вначале деревни - остановка автобуса с чистейшими бетонными стенками и новёхонькой блестящей жестяной крышей.
Построили эту остановку аккурат перед самой аварией. И если деревня за двадцать лет уже почти была съедена подлеском, цветами и травой, то остановка сохранилась в своей первозданной новизне и чистоте. Такой нетронутости и первозданной чистоты остатков человеческой цивилизации, как в зоне отчуждения, вы никогда не увидите вне её.
Михалёвка была убежищем для разного парнокопытного зверья и птиц. Волки сюда не заходили ни днём, ни ночью. Бегали вокруг, рычали, лаяли, выли, но зайти вовнутрь боялись, возможно, из-за змей, которых здесь было необычно много.
Недалеко от автобусной остановки, в густых и сиреневых зарослях люпина, у обочины едва заметной дороги, положив головы на передние лапы, лежало четверо рыжевато-серых волков.
Рысь остановилась, не добежав до волчьей стаи метров десять, подождала меня и, как тень, бесшумно заскользила рядом, то ли охраняя меня, то ли наоборот, остерегаясь сама.
Волки остались лежать неподвижно, словно у Киплинга в “Маугли”.
Рысь запрыгнула на крышу остановки и улеглась в ожидании.
Вдоль улицы стояли парами встревоженные дикие песчано-рыжие с короткими гривами и длинными смоляными хвостами небольшие лошадки Пржевальского. Они прижимались мордами к крупу друг друга, образуя некое подобие двойного круга, в центре которого на траве лежала пегая кобыла. По её почти белым ногам стекали струйки крови, неимоверно раздутый живот периодически сотрясала сильная потуга. Я сразу понял, что лошадь была в смертельных родах и ей нужна была помощь. Так вот кому болотные красавицы дали так много целебного яда!
Я подошёл к кобыле, опустился на колени, и начал ласково гладить её по животу, издавая успокаивающие, знакомые с детства каждому звуки: " Шшшшшшшшшшш.........."
Лошадь открыла измученные глаза - вечные страдальческие женские глаза, набалтывающие энергию жизни для своего ребёнка, рвущего утробу матери.
Я понял сразу, что кобыла разродиться не может давно, и жеребёнок - мертв. Достал склянку с янтарной жидкость и осторожно стал втирать яд вдоль позвоночника лошади, сопровождая свои круговые движения успокаивающими звуками. Кобыла уснула, её дыхание стало ровным и глубоким.
Лошади перестали дрожать и успокоились. Рысь легла на спину, бесстыже выставив свое беловатое брюхо и разбросав лапы в разные стороны, прямо как домашняя кошка, а я терпеливо присел на чудом сохранившейся скамейке и, прислонившись к забору, даже задремал.
Во сне видел Надежду, сидящую в кресле с откинутой головой в своём гостиничном номере. Проснулся из-за яркого, бьющего прямо в глаза солнечного света.
Наступил полдень.
Рыжеватая с большими коричневыми пятнами и белыми ногами лошадка заржала, вскочила на ноги и выплюнула мёртвого, похожего на огромного кузнечика, жеребёнка.
Потом, пошатываясь, подошла к крупному жеребцу и прижалась к его боку - остальные лошади окружили их.
Я смотрел на удаляющийся табун, когда услышал сиплый скрип дверей пазика. Быстро обернулся и увидел в облаке пыли стоящего Белобрыся, с истошно орущей и царапающейся крупной полосатой кошкой на руках.
На крыше автобусной остановки в боевой стойке застыла рысь и, клянусь, шерсть её стояла дыбом. Рыжие спины волков, бросив ожидаемую добычу, с большой скоростью двигались к лесу в сторону противоположную от деревни.
Я, как и любой местный житель, много раз слышал байку об автобусе, который иногда появлялся из прошлого и курсировал в зоне отчуждения по доаварийному маршруту, но никогда его не видел. И вот сегодня, я впервые услышал его и обнаружил Белобрыся с кошкой на руках, “материализовавшихся” прямо из воздуха.