Этот борщ варится здесь - интервью с Александром Искандаряном, часть 2
Оригинал взят у ci_blog в Этот борщ варится здесь - интервью с Александром Искандаряном, часть 2
Продолжение. Начало здесь: http://ci-blog.livejournal.com/21395.html
Есть мнение о том, что диаспора, ее роль, мешает формированию в Армении гражданского общества, ориентированного не на нацию, а на страну, государство.
Из принципов эксклюзивности и инклюзивности я выбираю последний. Предположим, представления представителя диаспоры кому-то мешают. Но этот представитель диаспоры - все равно часть той общности, в которой я живу. Например, американский армянин. Он армянин, но живет совсем не там и не так, как я. На мой взгляд, его следует признавать частью одной общности и не признавать частью другой, более узкой. Он армянин, хочет считать себя таковым, но армянство для него означает не то, что для меня. Эти люди живут в своих культурных кругах, они другие, у них другой социальный опыт, свои представления, они приезжают и говорят: почему здесь так? Но ведь и они часть нашего социума в силу того что мир стал более информационно проницаемым. То, что они думают, для меня имеет значение. Они могут влиять на мой мир и интеллектуально, и физически, и даже материально. И то, что происходит в Армении и Арцахе, тектонически меняет их миры. Если эти люди интересуются тем, что происходит, и готовы участвовать в этом проекте, варить тот борщ, который сейчас варится, то будем варить этот борщ вместе.
Ведь в армянской истории такое было не раз. Переформатировалось видение себя в момент принятия христианства, очень сильно переформатировалось в V-VI-VII веках, во времена позднего средневековья. Сейчас мы строим гражданскую политическую идентичность, и опять происходит переформатирование. Каждый раз оно в чем-то получалось, в чем-то - нет. Всегда была разнородность. Меня, например, страшно раздражает слоган армянских государственных чиновников, которые занимаются диаспорой: «одна нация, одна культура». Почему? Одна нация, много культур, много языков, много типов музыки, много разных религий. Или мы должны отвергать мхитаристов? Отвергать людей, говорящих на западноармянском, на французском, английском? Это все богатство, это все части общности, и если они будут вместе, эта общность будет давать плоды. Если же стремиться закрыть все форточки и говорить, что любое дуновение ветра извне страшно - это на самом деле глубоко унизительно для нации. Что это за нация, которая не готова быть частью мира? И в этом смысле принцип инклюзивности представляет собой решение.
Ну, конечно, центр этой кухни - Армения. Не потому что здешние армяне лучше других, а потому что этот борщ варится здесь. Армянская политическая, гражданская и прочие идентичности создаются здесь…Степень связей между людьми, живущими и не живущими здесь, принципиально разная. Здесь очень плотное общество, очень компактное, я сталкиваюсь с его членами гораздо чаще, чем с очень, может быть, приятными мне армянами из других стран. И армян, скажем, из Грузии, Ирана, Аргентины и Калифорнии объединяет Армения. Значит, центром всей конструкции должна быть Армения. Это в реальности до сих пор не вполне так. В силу нашей истории, в силу того что Армения на протяжении последней тысячи лет была землей, где жили в основном крестьяне, а крупные городские и, соответственно, интеллектуальные центры находились за ее пределами, люди привыкли воспринимать в качестве интеллектуальных, финансовых, культурных, иногда даже религиозных центров то, что находится вовне. Вот это начало меняться в 1930-х годах и сейчас еще меняется. В другом смысле мне кажется, что разнородность элементов, создающих нацию, всегда была у армян, и это одна из причин того, что очень многие наши собраться по региону двух- или трехтысячелетней давности не выжили, а армяне выжили.
Есть конструкция жесткая снаружи и мягкая внутри. Ее трудно разбить, но если это удается, внутреннее содержимое вытекает. А есть конструкция достаточно мягкая и податливая снаружи, но с жестким стержнем, жесткой сердцевиной. Армянская история, по крайней мере последних двух тысячелетий, демонстрирует скорее второй, чем первый, вариант. Разнородность работает на производство смыслов и на то, чтобы эти смыслы выживали. Почти всегда было разнообразие: вспомним знаменитую дихотомию Адонца - бунтари и благоразумные. В VI веке Саак Мамиконян воплощал благоразумное начало и Запад, а Смбат Багратуни - бунтарское начало и Восток. Казалось бы, легко сказать, что героический тип - истинный, но и в недавней армянской истории были в одно и то же время и Нжде, и Мясникян. Я не говорю о конкретных людях - и Нжде, и Мясникян гораздо сложнее своих хрестоматийных образов. Но разные пути в конечном итоге привели к некоторому результату. Эта разнородность: Эчмиадзин и Антилиас, ААЦ и армяно-католики, восточная и западная Армения, Константинополь, Тифлис, Москва и Марсель, Гнчак и Дашнакцутюн, жесткое противостояние советской власти у дашнаков и определенный коллаборационизм рамкаваров. Выращивание технической интеллигенции, попытка писать романы в рамках советской парадигмы - и жесткий уход в диссидентство, тюрьмы и лагеря. Это всегда было и помогало выживать и развиваться. И в этом смысле разнородность можно только приветствовать, она, в конце концов, приводит к результату. А попытка все построить на едином стержне может привести к катастрофе. Стул должен стоять на четырех ногах, даже самый прекрасный стул на одной ноге шаток.
Культура и деятели культуры играли огромную роль во всех национализмах. Не кажется ли Вам, что значимость культуры в общественно-политическом смысле сегодня на порядок ниже? Набор культурных пристрастий в музыке, литературе, кинематографе, одежде, еде, напитках, стиле общения формируется в некоем глобальном гипермаркете и уже не имеет отношения к каким-то иным ценностям, кроме потребительских, не играет сплачивающую и мобилизующую роль, какую играл в XIX и большей части XX века. Имеет ли сегодня смысл апелляция к культуре как чему-то приоритетному для современной нации?
Опять же я скажу очень общую вещь. Глобализация - явление не только недавнего времени, она была и в эпоху Александра Македонского. Армянская культура сильно изменялась, оставаясь при этом армянской. Она взяла христианство, которое было адаптировано и переработано, претерпело некоторые изменения, стало отличаться от других вариантов, стало армянским и воспринимается армянами как часть их культуры. Оно настолько вошло в плоть и кровь, что люди перестали это замечать. Свои особенности всегда будут появляться. Один пример. Я люблю песни барда Рубена Ахвердяна. Он говорил, что делает свои песни на двух образцах: французского шансона и Высоцкого. Некоторые песни у него почти кальки - я хорошо знаю Высоцкого и чувствую это. Что это означает? Что Рубен Ахвердян не творит армянскую музыку? Ну, конечно, нет. Российский архитектор Александр Таманян стал армянским не потому что следовал каким-то канонам, а потому что создал Ереван. Сарьян - русский художник, но стал армянским, поскольку в значительной степени создавал армянскую живопись.
Это я говорю о высокой культуре, но теперь поговорим о культуре бытовой. Борщ - это армянское национальное блюдо. Я ни в коей мере не претендую на украинское право первородства, но любая хозяйка в Армении варит борщ, и этот борщ отличается от украинского. Точно так же как русские люди освоили шашлык и делают его, выезжая на природу. Культура берет, перерабатывает, осваивает и делает своим. Ну вот я слушал «Jesus Christ Superstar», обожал «Deep Purple», носил длинные волосы. И что, я в результате этого стал англосаксом? Просто разные составные части влияют на армянскую культуру, в том числе кулинарную или музыкальную - всегда так было.
Что касается культуроцентричности и культурного национализма - у нас пока такой этап. Это, конечно, комплекс, это неуверенность, страх. Это попытка сохранения через закрытие от всего, то есть неуверенность в своей культуре, боязнь того, что в случае открытости ее съедят. В период классических романтизмов в Европе было практически то же самое - хотя, конечно, в разных странах по-разному.
С одной стороны, не может же армянином считаться только тот, у кого имеется набор дипломов: по армянскому языку, истории, музыке и т.д. С другой стороны, конечно, знающий грабар принципиально отличается от незнающего в смысле понимания духа армянской культуры. И тем более знающий армянский язык отличается от незнающего. Мне труднее читать на армянском, чем на русском или английском. Я перечитал всю доступную мне армянскую литературу, но на других языках. И, конечно же, я ущербен по сравнению с теми, кто читал ее на современном армянском и тем более на грабаре. Но быть армянином и быть человеком образованным в смысле армянской культуры - разные вещи. А неграмотный армянин не армянин разве? А человек, который прекрасно знает высокую культуру, но при этом джан-гюлюмы не умеет петь - он не армянин? Есть фраза известного армянского писателя, примерно такая: «В тот момент, когда я бросил лопату, которой сгребал навоз, и сел за книгу, я перестал быть армянином». Ведь понятно, что он имеет в виду: сельскую культуру как армянскую. Я не помню точно, но мне кажется, что это был Грант Матевосян.
Охранительность опасна - столь же опасна, как обратный вариант, когда культура не имеет цены, ее можно отбросить, стать «европейцами», и все будет хорошо. В армянской истории было много случаев, когда включались механизмы преодоления такого рода проблем. У Хоренаци это есть. «Плач об утрате Армянского царства родом Аршакуни и патриаршества родом св. Григора» читается как статья из современной армянской газеты, а прошло полторы тысячи лет. Вариант преодоления должен основываться на открытости. Вариант преодоления боязни. Хочешь - будь. Ты хочешь быть армянином - будь им. Хочешь быть европейцем - будь им, хочешь быть азиатом - будь им. Хочешь быть тем, другим и третьим вместе - будь.
Но какие-то нормативные требования, рамки должны существовать - для армянина, для нации, для суверенного государства?
Армянин является свидетелем рождения государства. Теперешней ситуации у нас не было с 1375 года. Я исключаю 1918-1920 годы - в силу краткости этот период государственности не мог оказать серьезного влияния на армянскую политическую культуру. Как мифологический образ он, конечно, очень важен, но серьезным вкладом в реальное строительство государства он не был. В отличие от нашего, российское, турецкое, иранское государства имеют преемственность. «Nationbuilding», что переводят как «строительство государства», сейчас является, на мой взгляд, главной задачей армянской нации. И критерием можно считать участие в этом проекте - активное или пассивное. Это тоже тип идентичности.
Расскажу свою личную историю. Я вообще-то зануда, и у меня - не как у исследователя, а как у человека - есть свои тараканы в голове. Переезжая из Москвы, я тормозил. Я не выписывался из Москвы три года после переезда. Квартиру в Москве мы продали только через семь лет. И уже по прошествии девяти лет я подал заявление на получение гражданства. Недавно я в первый раз голосовал в Армении. Это серьезный проект, участвовать или не участвовать в нем - для меня серьезное решение. А кто-то оказывается его участником по факту рождения. А кто-то вообще принял гражданство, не задумываясь обо всем этом. Когда в России ввели визовый режим для граждан Грузии, армяне из Грузии принимали армянское гражданство, чтобы иметь возможность ездить в Россию класть асфальт. Абсолютно ситуативная потребность, но человек в результате стал частью этого проекта. Все может быть по-разному, потому что люди разные - нет вариантов лучше или хуже. Необязательно даже становиться гражданином Армении, если ты, проживая где-то, считаешь для себя этот проект существенным и важным и какими-то путями в этом участвуешь. Государство - центральная часть нынешнего армянского проекта.
Ведь как минимум тысячу лет продержался совсем другой проект. Св. Месроп среди всего прочего был потрясающим политтехнологом - он придумал политическую технологию, которая проработала почти полторы тысячи лет. Он понял, что государству приходит конец, смог получить грант, точнее серию грантов… В терминах современной армянской прессы он был «грантоедом». Сначала он получил грант на образование и обучался в лучших образовательных центрах тогдашнего мира. Потом он получил то, что называется «исследовательский грант» - изучал существующие типы алфавитов. Дальше он получил «грант на проект» - и действительно реализовал проект: подготовил 20-30 человек, которые поместились бы в этой комнате, где мы сейчас разговариваем. И эти 20-30 человек изменили историю Армении на выходе из государственности. Они поняли, что нужно сделать нечто работающее, и я мало знаю политических проектов, которые проработали бы так долго. Был выработан тип идентичности, основанный на совмещении двух культурных элементов - языка и религии. На этой основе была создана культурная матрица, на которой армяне продержались фактически до XIX века. Центром идентичности становилась культура - язык, вера, книга. В связи с наступлением модерна там, где армяне жили, этот проект начал давать сбои. Появились новые проекты, разные, более и менее удачные политические модели - от «модели ориентаций», разного вида автономизмов до независимости.
Сейчас мы обратно входим в государственность, и нужен проект, который даст нам возможность существовать в этой новой реальности. Это, на мой взгляд, центральный вопрос.
То есть такого проекта еще нет?
Мы берем много моделей, и главное - их приспособить, адаптировать. Поначалу такая модель была, и она называлась «Карабах». Пробовали разное: экология, антисоветизм, демократия и т.д. Выбрался Карабах и сработал на создание некоторых институций. У нас армия появилась раньше государства. А армия - государствообразующий институт. Многие вещи тогда появились. Но, конечно, это еще не завершено. Карабах - краеугольный камень, но на нем надо построить проект. Это сейчас делается в Армении почти каждым из нас. Мои слова звучат оптимистически, но проекты могут не сбываться. Я могу назвать десятки проектов, которые не получились.
Но ощущение, что проект делается, у меня есть. Я радуюсь - не смейтесь ради Бога, - что в Ереване начали пристегивать ремни в машинах. Это тоже нациестроительство. Всего лишь двадцать лет назад в нашей стране по-армянски огромное количество слов знали только филологи. Язык изменился. Слова, которые раньше были книжными, стали бытовыми, обычными. Я в начале девяностых не жил в Армении, но часто приезжал и помню, как одна дама в приемной варчапета (премьер-министра) спрашивала другую: «Варчапет - это мэр города?» Именно так.
Это все национальное строительство. Люди этого не сознают. Я пытаюсь говорить с людьми иногда на улице, иногда по телевизору. Это очень трудно воспринимается. Люди хотят думать, что от них ничего не зависит, зависит все от кого-то наверху или сбоку.
Мне кажется очень важным ощущение значимости всякого микрособытия - например, факта нашего разговора, даже если интервью вдруг по каким-то причинам не будет напечатано.
Несомненно. В тот момент, когда каждый таксист, парикмахер, крестьянин будет понимать, что он тоже в этом участвует, произойдет сдвиг. Тогда можно будет спокойно умереть, «увидеть Париж и умереть». Философы давно знают, что всякая беседа, даже не записанная, изменяет мир - отсюда и разговор об ответственности, и страх ее, и вера в масонский заговор. Конечно, мы с вами сейчас участвуем во всем этом. Но также в этом участвует водитель, который будет сейчас подвозить вас в маршрутке.
http://www.aniv.ru/archive/42/etot-borsch-varitsja-zdes-intervju-s-aleksandrom-iskandarjanom/
Продолжение. Начало здесь: http://ci-blog.livejournal.com/21395.html
Есть мнение о том, что диаспора, ее роль, мешает формированию в Армении гражданского общества, ориентированного не на нацию, а на страну, государство.
Из принципов эксклюзивности и инклюзивности я выбираю последний. Предположим, представления представителя диаспоры кому-то мешают. Но этот представитель диаспоры - все равно часть той общности, в которой я живу. Например, американский армянин. Он армянин, но живет совсем не там и не так, как я. На мой взгляд, его следует признавать частью одной общности и не признавать частью другой, более узкой. Он армянин, хочет считать себя таковым, но армянство для него означает не то, что для меня. Эти люди живут в своих культурных кругах, они другие, у них другой социальный опыт, свои представления, они приезжают и говорят: почему здесь так? Но ведь и они часть нашего социума в силу того что мир стал более информационно проницаемым. То, что они думают, для меня имеет значение. Они могут влиять на мой мир и интеллектуально, и физически, и даже материально. И то, что происходит в Армении и Арцахе, тектонически меняет их миры. Если эти люди интересуются тем, что происходит, и готовы участвовать в этом проекте, варить тот борщ, который сейчас варится, то будем варить этот борщ вместе.
Ведь в армянской истории такое было не раз. Переформатировалось видение себя в момент принятия христианства, очень сильно переформатировалось в V-VI-VII веках, во времена позднего средневековья. Сейчас мы строим гражданскую политическую идентичность, и опять происходит переформатирование. Каждый раз оно в чем-то получалось, в чем-то - нет. Всегда была разнородность. Меня, например, страшно раздражает слоган армянских государственных чиновников, которые занимаются диаспорой: «одна нация, одна культура». Почему? Одна нация, много культур, много языков, много типов музыки, много разных религий. Или мы должны отвергать мхитаристов? Отвергать людей, говорящих на западноармянском, на французском, английском? Это все богатство, это все части общности, и если они будут вместе, эта общность будет давать плоды. Если же стремиться закрыть все форточки и говорить, что любое дуновение ветра извне страшно - это на самом деле глубоко унизительно для нации. Что это за нация, которая не готова быть частью мира? И в этом смысле принцип инклюзивности представляет собой решение.
Ну, конечно, центр этой кухни - Армения. Не потому что здешние армяне лучше других, а потому что этот борщ варится здесь. Армянская политическая, гражданская и прочие идентичности создаются здесь…Степень связей между людьми, живущими и не живущими здесь, принципиально разная. Здесь очень плотное общество, очень компактное, я сталкиваюсь с его членами гораздо чаще, чем с очень, может быть, приятными мне армянами из других стран. И армян, скажем, из Грузии, Ирана, Аргентины и Калифорнии объединяет Армения. Значит, центром всей конструкции должна быть Армения. Это в реальности до сих пор не вполне так. В силу нашей истории, в силу того что Армения на протяжении последней тысячи лет была землей, где жили в основном крестьяне, а крупные городские и, соответственно, интеллектуальные центры находились за ее пределами, люди привыкли воспринимать в качестве интеллектуальных, финансовых, культурных, иногда даже религиозных центров то, что находится вовне. Вот это начало меняться в 1930-х годах и сейчас еще меняется. В другом смысле мне кажется, что разнородность элементов, создающих нацию, всегда была у армян, и это одна из причин того, что очень многие наши собраться по региону двух- или трехтысячелетней давности не выжили, а армяне выжили.
Есть конструкция жесткая снаружи и мягкая внутри. Ее трудно разбить, но если это удается, внутреннее содержимое вытекает. А есть конструкция достаточно мягкая и податливая снаружи, но с жестким стержнем, жесткой сердцевиной. Армянская история, по крайней мере последних двух тысячелетий, демонстрирует скорее второй, чем первый, вариант. Разнородность работает на производство смыслов и на то, чтобы эти смыслы выживали. Почти всегда было разнообразие: вспомним знаменитую дихотомию Адонца - бунтари и благоразумные. В VI веке Саак Мамиконян воплощал благоразумное начало и Запад, а Смбат Багратуни - бунтарское начало и Восток. Казалось бы, легко сказать, что героический тип - истинный, но и в недавней армянской истории были в одно и то же время и Нжде, и Мясникян. Я не говорю о конкретных людях - и Нжде, и Мясникян гораздо сложнее своих хрестоматийных образов. Но разные пути в конечном итоге привели к некоторому результату. Эта разнородность: Эчмиадзин и Антилиас, ААЦ и армяно-католики, восточная и западная Армения, Константинополь, Тифлис, Москва и Марсель, Гнчак и Дашнакцутюн, жесткое противостояние советской власти у дашнаков и определенный коллаборационизм рамкаваров. Выращивание технической интеллигенции, попытка писать романы в рамках советской парадигмы - и жесткий уход в диссидентство, тюрьмы и лагеря. Это всегда было и помогало выживать и развиваться. И в этом смысле разнородность можно только приветствовать, она, в конце концов, приводит к результату. А попытка все построить на едином стержне может привести к катастрофе. Стул должен стоять на четырех ногах, даже самый прекрасный стул на одной ноге шаток.
Культура и деятели культуры играли огромную роль во всех национализмах. Не кажется ли Вам, что значимость культуры в общественно-политическом смысле сегодня на порядок ниже? Набор культурных пристрастий в музыке, литературе, кинематографе, одежде, еде, напитках, стиле общения формируется в некоем глобальном гипермаркете и уже не имеет отношения к каким-то иным ценностям, кроме потребительских, не играет сплачивающую и мобилизующую роль, какую играл в XIX и большей части XX века. Имеет ли сегодня смысл апелляция к культуре как чему-то приоритетному для современной нации?
Опять же я скажу очень общую вещь. Глобализация - явление не только недавнего времени, она была и в эпоху Александра Македонского. Армянская культура сильно изменялась, оставаясь при этом армянской. Она взяла христианство, которое было адаптировано и переработано, претерпело некоторые изменения, стало отличаться от других вариантов, стало армянским и воспринимается армянами как часть их культуры. Оно настолько вошло в плоть и кровь, что люди перестали это замечать. Свои особенности всегда будут появляться. Один пример. Я люблю песни барда Рубена Ахвердяна. Он говорил, что делает свои песни на двух образцах: французского шансона и Высоцкого. Некоторые песни у него почти кальки - я хорошо знаю Высоцкого и чувствую это. Что это означает? Что Рубен Ахвердян не творит армянскую музыку? Ну, конечно, нет. Российский архитектор Александр Таманян стал армянским не потому что следовал каким-то канонам, а потому что создал Ереван. Сарьян - русский художник, но стал армянским, поскольку в значительной степени создавал армянскую живопись.
Это я говорю о высокой культуре, но теперь поговорим о культуре бытовой. Борщ - это армянское национальное блюдо. Я ни в коей мере не претендую на украинское право первородства, но любая хозяйка в Армении варит борщ, и этот борщ отличается от украинского. Точно так же как русские люди освоили шашлык и делают его, выезжая на природу. Культура берет, перерабатывает, осваивает и делает своим. Ну вот я слушал «Jesus Christ Superstar», обожал «Deep Purple», носил длинные волосы. И что, я в результате этого стал англосаксом? Просто разные составные части влияют на армянскую культуру, в том числе кулинарную или музыкальную - всегда так было.
Что касается культуроцентричности и культурного национализма - у нас пока такой этап. Это, конечно, комплекс, это неуверенность, страх. Это попытка сохранения через закрытие от всего, то есть неуверенность в своей культуре, боязнь того, что в случае открытости ее съедят. В период классических романтизмов в Европе было практически то же самое - хотя, конечно, в разных странах по-разному.
С одной стороны, не может же армянином считаться только тот, у кого имеется набор дипломов: по армянскому языку, истории, музыке и т.д. С другой стороны, конечно, знающий грабар принципиально отличается от незнающего в смысле понимания духа армянской культуры. И тем более знающий армянский язык отличается от незнающего. Мне труднее читать на армянском, чем на русском или английском. Я перечитал всю доступную мне армянскую литературу, но на других языках. И, конечно же, я ущербен по сравнению с теми, кто читал ее на современном армянском и тем более на грабаре. Но быть армянином и быть человеком образованным в смысле армянской культуры - разные вещи. А неграмотный армянин не армянин разве? А человек, который прекрасно знает высокую культуру, но при этом джан-гюлюмы не умеет петь - он не армянин? Есть фраза известного армянского писателя, примерно такая: «В тот момент, когда я бросил лопату, которой сгребал навоз, и сел за книгу, я перестал быть армянином». Ведь понятно, что он имеет в виду: сельскую культуру как армянскую. Я не помню точно, но мне кажется, что это был Грант Матевосян.
Охранительность опасна - столь же опасна, как обратный вариант, когда культура не имеет цены, ее можно отбросить, стать «европейцами», и все будет хорошо. В армянской истории было много случаев, когда включались механизмы преодоления такого рода проблем. У Хоренаци это есть. «Плач об утрате Армянского царства родом Аршакуни и патриаршества родом св. Григора» читается как статья из современной армянской газеты, а прошло полторы тысячи лет. Вариант преодоления должен основываться на открытости. Вариант преодоления боязни. Хочешь - будь. Ты хочешь быть армянином - будь им. Хочешь быть европейцем - будь им, хочешь быть азиатом - будь им. Хочешь быть тем, другим и третьим вместе - будь.
Но какие-то нормативные требования, рамки должны существовать - для армянина, для нации, для суверенного государства?
Армянин является свидетелем рождения государства. Теперешней ситуации у нас не было с 1375 года. Я исключаю 1918-1920 годы - в силу краткости этот период государственности не мог оказать серьезного влияния на армянскую политическую культуру. Как мифологический образ он, конечно, очень важен, но серьезным вкладом в реальное строительство государства он не был. В отличие от нашего, российское, турецкое, иранское государства имеют преемственность. «Nationbuilding», что переводят как «строительство государства», сейчас является, на мой взгляд, главной задачей армянской нации. И критерием можно считать участие в этом проекте - активное или пассивное. Это тоже тип идентичности.
Расскажу свою личную историю. Я вообще-то зануда, и у меня - не как у исследователя, а как у человека - есть свои тараканы в голове. Переезжая из Москвы, я тормозил. Я не выписывался из Москвы три года после переезда. Квартиру в Москве мы продали только через семь лет. И уже по прошествии девяти лет я подал заявление на получение гражданства. Недавно я в первый раз голосовал в Армении. Это серьезный проект, участвовать или не участвовать в нем - для меня серьезное решение. А кто-то оказывается его участником по факту рождения. А кто-то вообще принял гражданство, не задумываясь обо всем этом. Когда в России ввели визовый режим для граждан Грузии, армяне из Грузии принимали армянское гражданство, чтобы иметь возможность ездить в Россию класть асфальт. Абсолютно ситуативная потребность, но человек в результате стал частью этого проекта. Все может быть по-разному, потому что люди разные - нет вариантов лучше или хуже. Необязательно даже становиться гражданином Армении, если ты, проживая где-то, считаешь для себя этот проект существенным и важным и какими-то путями в этом участвуешь. Государство - центральная часть нынешнего армянского проекта.
Ведь как минимум тысячу лет продержался совсем другой проект. Св. Месроп среди всего прочего был потрясающим политтехнологом - он придумал политическую технологию, которая проработала почти полторы тысячи лет. Он понял, что государству приходит конец, смог получить грант, точнее серию грантов… В терминах современной армянской прессы он был «грантоедом». Сначала он получил грант на образование и обучался в лучших образовательных центрах тогдашнего мира. Потом он получил то, что называется «исследовательский грант» - изучал существующие типы алфавитов. Дальше он получил «грант на проект» - и действительно реализовал проект: подготовил 20-30 человек, которые поместились бы в этой комнате, где мы сейчас разговариваем. И эти 20-30 человек изменили историю Армении на выходе из государственности. Они поняли, что нужно сделать нечто работающее, и я мало знаю политических проектов, которые проработали бы так долго. Был выработан тип идентичности, основанный на совмещении двух культурных элементов - языка и религии. На этой основе была создана культурная матрица, на которой армяне продержались фактически до XIX века. Центром идентичности становилась культура - язык, вера, книга. В связи с наступлением модерна там, где армяне жили, этот проект начал давать сбои. Появились новые проекты, разные, более и менее удачные политические модели - от «модели ориентаций», разного вида автономизмов до независимости.
Сейчас мы обратно входим в государственность, и нужен проект, который даст нам возможность существовать в этой новой реальности. Это, на мой взгляд, центральный вопрос.
То есть такого проекта еще нет?
Мы берем много моделей, и главное - их приспособить, адаптировать. Поначалу такая модель была, и она называлась «Карабах». Пробовали разное: экология, антисоветизм, демократия и т.д. Выбрался Карабах и сработал на создание некоторых институций. У нас армия появилась раньше государства. А армия - государствообразующий институт. Многие вещи тогда появились. Но, конечно, это еще не завершено. Карабах - краеугольный камень, но на нем надо построить проект. Это сейчас делается в Армении почти каждым из нас. Мои слова звучат оптимистически, но проекты могут не сбываться. Я могу назвать десятки проектов, которые не получились.
Но ощущение, что проект делается, у меня есть. Я радуюсь - не смейтесь ради Бога, - что в Ереване начали пристегивать ремни в машинах. Это тоже нациестроительство. Всего лишь двадцать лет назад в нашей стране по-армянски огромное количество слов знали только филологи. Язык изменился. Слова, которые раньше были книжными, стали бытовыми, обычными. Я в начале девяностых не жил в Армении, но часто приезжал и помню, как одна дама в приемной варчапета (премьер-министра) спрашивала другую: «Варчапет - это мэр города?» Именно так.
Это все национальное строительство. Люди этого не сознают. Я пытаюсь говорить с людьми иногда на улице, иногда по телевизору. Это очень трудно воспринимается. Люди хотят думать, что от них ничего не зависит, зависит все от кого-то наверху или сбоку.
Мне кажется очень важным ощущение значимости всякого микрособытия - например, факта нашего разговора, даже если интервью вдруг по каким-то причинам не будет напечатано.
Несомненно. В тот момент, когда каждый таксист, парикмахер, крестьянин будет понимать, что он тоже в этом участвует, произойдет сдвиг. Тогда можно будет спокойно умереть, «увидеть Париж и умереть». Философы давно знают, что всякая беседа, даже не записанная, изменяет мир - отсюда и разговор об ответственности, и страх ее, и вера в масонский заговор. Конечно, мы с вами сейчас участвуем во всем этом. Но также в этом участвует водитель, который будет сейчас подвозить вас в маршрутке.
http://www.aniv.ru/archive/42/etot-borsch-varitsja-zdes-intervju-s-aleksandrom-iskandarjanom/