Parthenope
сходил в кино на «Партенопу», и поначалу подумал, что это кино создано при поддержке своего рода шулерского приема, но потом почувствовал необходимость несколько осадить себя в такой цепи рассуждений. Вообще-то я имел в виду примерно то, что это слишком легкий путь к успеху - выстроить фильм вокруг исключительно красивой фемины, чье физическое великолепие обеспечит зрелищу ничем не перебиваемую аттрактивность даже на фоне его предположительной общей пустоты, - ну, Паоло Соррентино ведь пустой режиссер, и умные люди не станут никогда этого отрицать. При этом подобного рода шулерство может вовсе и не следовать тактике заполнения - как механизма компенсаторики - пустоты красотой, а работать по-другому, когда какая-то супервумен своей эксклюзивностью не вытягивает жалкий замысел, а поддерживает мощный; ну, условно говоря, глаза могли выпасть из глазниц от красоты Тан Вэй в фильме Пак Чхан-Ука «Решение уйти», но ведь нечестно будет не признать, что у этого кино была и грандиозная идея. В общем, когда я увидел, какую красивую модель не в кино-, а в фэшн-индустрии Соррентино нашел для своего проекта, я было возомнил, что это эдакий запрещенный прием, допинг или гандикап, но позднее должен был констатировать, что Соррентино тут в своем праве: Партенопа в рамках сюжетной канвы оказалась не персонажем, а как раз символическим олицетворением красоты, почти что не человеком, а идеальной статуей, и состоятельной воздействовать своим магнетизмом на всех, с кем пересекается, так что просто поместить на эту позицию высший антропологический стандарт для «идеальной женщины» - как раз в формальном обличии ученого-антрополога - было довольно легитимным решением. При этом ясно, что как Тан Вэй в материальной жизни все же не так прекрасна, как была у Пак Чхан-Ука, так и фотографии итальянской модели с красной дорожки Канна доказывают, что она очень благообразный, но все-таки человек, а не богиня, какой выглядит в кино; правда, определенная проблема тут еще и в том, что и в самом фильме Партенопа кажется чем-то вроде составленного фоторобота, - это не особое и преувеличение, если сказать, что результат такой, как будто к двум верхним третям лица Адель Экзаркопулос приделали снизу чей-то красивый рот. Партенопа ненадолго отклоняется в своей юной жизни от научно-академической карьеры на тестовое испытание в шоу-индустриальной, когда все наперебой принимаются прочить ей судьбу кинозвезды; она отказывается от этого соблазна, когда от одной уже из отставленных реальных звезд слышит неутешительный для своих киноамбиций диагноз: старая кинодива говорит Партенопе, что ее красота испепеляет все вокруг, но в глазах у нее нет ничего, а без «особого взгляда» актрисами не становятся. Итальянская модель, таким образом, идеально подходит для этой конкретной роли у Соррентино, где ей нужно сыграть своего рода антиактрису, но слишком уж заметно, что такой же вердикт можно вынести и не только ее персонажу, но и ей самой: все ее «ужимки» - это или подиумный, или совсем уж «базовый» драматический арсенал, причем даже не в профессиональном, а в бытовом смысле, - это набор нескольких гримас и прищуров, одни из которых достаточно универсальны как средства женского обольщения, другие - как сигналы-реакции, посылаемые в ответ уже на мужские ухаживания, - короче, это просто азбука флирта и кокетства… Тут настала пора вспомнить, что все-таки Паоло Соррентино никак не мог преследовать цель выказать себя безупречным потретистом с помощью высшесортной женской натуры, и что все это лишь трюк-средство для решения какой-то куда более важной задачи, в числе примет которой наверняка находится - так было с ним всегда - все более и более основательное прописывание себя на карте итальянской кинотрадиции. Пожалуй, можно в этот раз заметить, что от заочного диспута-соревнования с Феллини осталось уже совсем немного, а вот с Бертолуччи затеян прямо-таки острый разговор: тень самоубийства близкого родственника висит над Партенопой похожим на «Ускользающую красоту» образом, да и вообще героиня итальянской манекенщицы кое-что «обстоятельственное» прямо наследует у героини Лив Тайлер, ну а сама та сцена с небольшим инцестуальным привкусом, после которой брат Партенопы и самоубивается, выглядит совсем уже прямой проекцией от «Мечтателей» и треугольника из Майкла Питта, Луи Гарреля и Евы Грин. По моим ощущениям, Соррентино так и остается в этом смысле самозванцем, и именно по причине своей вторичности, то есть он словно говорит всегда не сам, а всегда «за кем-то»; то есть ему идет на репутационную пользу то, что уже на его фоне его соотечественные современники в лице Гарроне или Торнаторе выглядят совсем уж букашками, но ведь и Соррентино, увы, это тоже всегда суррогат. Конечно, если мы с вами захотим назвать имя, которым сильнее всего срамится современное итальянское искусство, то это будет, конечно, Моретти, но я не очень понимаю, как это может хоть в какой-то степени извинять Соррентино за безжизненность всего, что он всю свою профессиональную жизнь сотворяет; но, черт возьми, и все-таки нельзя отрицать, что устроенная в этот раз антропологическая выставка (экспонирование человеческого материала высшего качества) заставляет эстетические рецепторы «включаться». Что обычно вы всегда чувствовали, когда добирались до финальных титров всех прежних фильмов Соррентино? Думаю, самый искрений ответ - ничего. С «Партенопой» же, если тоже быть искренним, дело совершенно точно таким же образом не обстоит