Атеистический гуманизм. я о статье Hanratty
Hanratty G. The Origin and Development of Mystical Atheism,
Neue Zeitschrift für Systematische Theologie 30 (1988) pp. 1-17
В своей статье Ханретти продолжает линию А. де Любака (см. Драма атеистического гуманизма). Де Любак говорит о Фейербахе, как об основоположнике современного ему (середина XX века) религиозного атеизма. Действительно, роль Ф. была очень значительна, а конструкция его произвела огромное впечатление на таких людей как Маркс, Энгельс, Чернышевский, Плеханов, Бакунин, Шопенгауер. Идея состоит в том, что на божественное человек проецирует лучшую часть себя. Туда он поселяет свои высшие принципы и устремления. Такое разделение личности имеет положительный смысл на определенном этапе развития общества, когда человек иначе не смог бы воспитать в себе эти качества. Они как бы отданы в рост. Религия является как бы педагогом человека в его взрослении. Причем у Ф. речь идет не об отдельном человеке, а о человечестве в целом, так что теперь, когда человечество достигло достаточной зрелости, оно может забрать эти ценности у божественного обратно себе и поступать уже во благо человечества, а не руководствуясь постулатами религии.
У Фейербаха эти идеи в несколько огрубленной и политизированной форме воспринял Маркс (см. Булгакова или де Любака). (Ницше у Шопенгауера и Вагнера.)
Идея статьи состоит в том, чтобы проследить корни этого учения. Уже де Любак говорит, что фактически у раннего Гегеля встречаются лишь несколько недоформулированные положения Фейербаха. Ханретти продолжает линию до Майстера Экхарта через Баадера.
Главную предпосылку для атеизма у Экхарта, а потом и у его продолжателей, автор видит в стирании различий между Богом и человеком, я.
Мне же кажется, что этот вопрос лучше исследовать с другой стороны. М. Экхарта сложно уличить в явной ереси. Все что он говорил, было очень смело, но практически всегда оказывалось на уровне содержания церковного учения. Он лишь продолжал логику парадоксов до их возможных пределов, но алиби имел четкое.
Другое дело, что говоря правильные вещи, он, как представляется, имел довольно опасный способ постижения истины - разум, рациональность, как проводника по мистическим безднам. Если же мистика спекулятивна, то ее сказочные замки становятся не вполне устойчивыми. Если от слов отошла жизнь и истина, то они рискуют стать не_богословием, противобогословием.
Вот этот аспект можно было бы считать исходным. И тогда у Гегеля, мы найдем ту же эстетику парадоксальной мысли, только уже до конца оставившую попытки соотнести произносимые слова, их истоки, с личной жизнью. В этой точке мысль меняет направление. Словарь мистических созерцаний христианской традиции направляется против Бога. Рассуждения и образы-мосты между Божественным и человеческим служат теперь не для восхождения горе, а для сомопревознесения на место Божества.
При этом нет никаких оснований полагать источником атеизма Экхарта. Он лишь продолжал созревшую схоластическую традицию. Уже в XIII веке вполне отчетлива тенденция говорить о духовных истинах почти механически. Например, рассматривать ангелов, как один из видов живых существ. Есть ангелы, есть деревья, есть люди, есть лошади, - это все один механизированный мир, как на фресках Джотто.
Кроме того, странно было бы думать, что Экхарт - единственный источник вдохновения «мистических атеистов». Ценность статьи в указании одного из путей, одной из многочисленных тропинок, по которой мысль двигалась от схоластики средневековья к безбожию нового времени.
Neue Zeitschrift für Systematische Theologie 30 (1988) pp. 1-17
В своей статье Ханретти продолжает линию А. де Любака (см. Драма атеистического гуманизма). Де Любак говорит о Фейербахе, как об основоположнике современного ему (середина XX века) религиозного атеизма. Действительно, роль Ф. была очень значительна, а конструкция его произвела огромное впечатление на таких людей как Маркс, Энгельс, Чернышевский, Плеханов, Бакунин, Шопенгауер. Идея состоит в том, что на божественное человек проецирует лучшую часть себя. Туда он поселяет свои высшие принципы и устремления. Такое разделение личности имеет положительный смысл на определенном этапе развития общества, когда человек иначе не смог бы воспитать в себе эти качества. Они как бы отданы в рост. Религия является как бы педагогом человека в его взрослении. Причем у Ф. речь идет не об отдельном человеке, а о человечестве в целом, так что теперь, когда человечество достигло достаточной зрелости, оно может забрать эти ценности у божественного обратно себе и поступать уже во благо человечества, а не руководствуясь постулатами религии.
У Фейербаха эти идеи в несколько огрубленной и политизированной форме воспринял Маркс (см. Булгакова или де Любака). (Ницше у Шопенгауера и Вагнера.)
Идея статьи состоит в том, чтобы проследить корни этого учения. Уже де Любак говорит, что фактически у раннего Гегеля встречаются лишь несколько недоформулированные положения Фейербаха. Ханретти продолжает линию до Майстера Экхарта через Баадера.
Главную предпосылку для атеизма у Экхарта, а потом и у его продолжателей, автор видит в стирании различий между Богом и человеком, я.
Мне же кажется, что этот вопрос лучше исследовать с другой стороны. М. Экхарта сложно уличить в явной ереси. Все что он говорил, было очень смело, но практически всегда оказывалось на уровне содержания церковного учения. Он лишь продолжал логику парадоксов до их возможных пределов, но алиби имел четкое.
Другое дело, что говоря правильные вещи, он, как представляется, имел довольно опасный способ постижения истины - разум, рациональность, как проводника по мистическим безднам. Если же мистика спекулятивна, то ее сказочные замки становятся не вполне устойчивыми. Если от слов отошла жизнь и истина, то они рискуют стать не_богословием, противобогословием.
Вот этот аспект можно было бы считать исходным. И тогда у Гегеля, мы найдем ту же эстетику парадоксальной мысли, только уже до конца оставившую попытки соотнести произносимые слова, их истоки, с личной жизнью. В этой точке мысль меняет направление. Словарь мистических созерцаний христианской традиции направляется против Бога. Рассуждения и образы-мосты между Божественным и человеческим служат теперь не для восхождения горе, а для сомопревознесения на место Божества.
При этом нет никаких оснований полагать источником атеизма Экхарта. Он лишь продолжал созревшую схоластическую традицию. Уже в XIII веке вполне отчетлива тенденция говорить о духовных истинах почти механически. Например, рассматривать ангелов, как один из видов живых существ. Есть ангелы, есть деревья, есть люди, есть лошади, - это все один механизированный мир, как на фресках Джотто.
Кроме того, странно было бы думать, что Экхарт - единственный источник вдохновения «мистических атеистов». Ценность статьи в указании одного из путей, одной из многочисленных тропинок, по которой мысль двигалась от схоластики средневековья к безбожию нового времени.