Четвертый стул
Стулья держат оборону на мокрой террасе: сдвинув головы над крапчатым от дождя столом, ведут неслышный разговор, шаманят, вызывают Бога Дождя. Желание их мне вполне понятно: их пластиковые, под ротанг, спинки, их выгнутые подлокотники и поджарые серебристые ножки, их тугие сиденья до смерти устали от людей, от их седалищ, толстых и тощих, от едкого дыма их сигарет, от их смеха и болтовни, от их спёртого запаха. Стульям нужна передышка - и дождь милостиво приходит. Бог Дождя сегодня на их стороне.
Я выхожу на террасу из казенного отельного рая («Сильный?» - «Да, такой, ничего себе, вот и погуляли!»), поворачиваю голову - и вижу его. Четвертый стул не занят столоверчением, не шепчется с сотеррасниками, не жаждет дождя, не боится костлявых поп. В его позе читается усталый вызов - и застарелая печаль: уткнувшись в перила лбом, тупо вглядывается он в заросшие лесом округлые склоны Эйфельских (ух ты, звучит почти как эльфийских!) холмов. Смотрит, молчит, ждёт.
И зовут его Эрик, и не стул это вовсе, а заколдованный… эммм… ну, скажем, рыцарь. Или принц, чего уж мелочиться. Да, точно, принц, вот такая ирония судьбы, месть мерзкой колдуньи, чью любовь он когда-то со смехом отверг: «Кто сидел на троне, станет троном сам, в хламе похоронен, превратится в хлам »… И лишь принцесса, пришедшая с востока, способна снять заклятие (я подхожу поближе). Да, белокурая, эммм… сорокадвухлетняя принцесса без вредных привычек должна сесть на четвертый стул в дождливый июньский четверг. Когда это случится, чары колдуньи развеются, и стул, то бишь, принц Эрик, будет спасён (я раздумываю, не сходить ли за полотенцем).
«Ну, что там, кончился?» - «Да нет, ещё идёт!» - «Так чего ты там мокнешь?» - «Да ничего, стулья вот хотела протереть… Иду!»
Прости, Эрик, я вернусь, как только кончится дождь. Если он вообще когда-нибудь кончится.
