Прочитанное - 29
Ричард Докинз, «Эгоистичный ген» (1976)
Автора этой книги я видел вживую - единственного из всех авторов, книги которых успел здесь обсудить (не считая, конечно, Дмитрия Коваленина). Дело было девять лет назад в Софии, где мы тогда жили; Докинз выступил с популярной лекцией как гость фестиваля науки. Мне заполнилась не столько даже сама лекция, сколько ажиотаж вокруг нее. Невозможность достать билеты в немаленький театральный зал (мы попали по квоте от Британского Совета), всепоглощающее внимание болгарской аудитории (очень многие пренебрегли наушниками с синхронным переводом и слушали по-английски), обилие заданных вопросов - всё свидетельствовало о том, что перед нами один из величайших ученых современности.
Пару книг Докинза я к тому времени уже прочел - включая «Эгоистичный ген», который многие называют его главной книгой. И тогда, и сейчас при перечитывании меня поразила заявленная широта охвата аудитории. Для кого это написано? - то и дело вопрошал я, наблюдая, как автор не ленится растолковывать азбучные истины из школьного учебника биологии, а через несколько страниц взмывает в научную стратосферу: полемизирует с последними доводами оппонентов, выстраивает сложнейшие концепции - и вдруг снова пикирует вниз, чтобы рассказать, что такое митохондрии. Но Докинз и сам пишет в предисловии о трех воображаемых читателях, которые стоят у него за спиной, заглядывая в рукопись. Это 1) рядовой читатель, 2) специалист и 3) студент - то есть, человек на пути от 1 к 2. Задача угодить всем троим была, без сомнения, грандиозным вызовом - но автор справился с ней блестяще. Книга произвела переворот в эволюционной биологии и с тех пор регулярно входит в различные «десятки» и «сотни» самых лучших и влиятельных книг («научных», «научно-популярных», «non-fiction» и т.д.).
«Для чего мы живем?» - спрашивает первая глава книги своим названием, сразу обозначая уровень притязаний. Тот уровень, на котором наука соперничает с философией. На этот классический вопрос Ричард Докинз дает самый радикальный ответ: мы, живые организмы, живем лишь для того, чтобы участки молекул ДНК, называемые генами, продолжали успешно копироваться и размножаться. Любой из нас представляет собой временное вместилище для этих бессмертных репликаторов; мы их «машины выживания» - и не более того. Именно ген следует считать единицей и субъектом дарвиновского естественного отбора, а вовсе не особь и тем более не популяцию (со сторонниками идеи «группового отбора» автор полемизирует особенно страстно). Принять эту новую оптику непросто: все-таки мы тоже особи, для нас естественно приписывать мотивы и стремления другим особям, а не невидимым сущностям внутри их клеточных ядер. Но, глава за главой, автор растолковывает, как именно, согласно новой теории, микроскопические репликаторы, действуя в собственных корыстных интересах, заставляют своих носителей поступать тем или иным образом. Различные модели брачного поведения, родительские стратегии, устройство семей общественных насекомых, внутривидовая агрессия - всё переосмысливается и истолковывается в новом свете.
Как это часто бывает, громкий успех книги обернулся ее вульгаризацией. Весьма многие восприняли основную идею плоско: не как «эгоистичный ген», а как «ген эгоизма». Докинза стали обвинять в цинизме и проповеди отказа от морали. Ему пришлось снова и снова на все лады повторять высказанную в книге мысль о том, что человек является единственным живым существом, способным восстать и уже восставшим против диктата генов - просто в силу того, что наделен сознанием и способен просчитывать последствия своих поступков, на что другие организмы не способны. Альтруизм, иногда встречаемый у животных, есть не более чем результат естественного отбора, слепо нащупанная «эволюционно стабильная стратегия». А вот альтруизм людей может иметь совершенно иную природу. Но какую?
В главе 11 под названием «Мемы - новые репликаторы» автор пытается ответить на этот вопрос (и не только этот), постулируя существование единицы культурной эволюции, которой дал название «мем». Мемами можно считать любые более-менее стабильные блоки информации, которые люди передают друг другу: идеи, анекдоты, песни, модные словечки, кулинарные рецепты и что угодно еще. У мемов много отличий от генов: нет физического носителя наподобие ДНК, нет аллелей, на порядки выше скорость копирования. Но много и сходства: по сути, их поведение описывается всё теми же дарвиновскими законами, в основе которых наследственность, изменчивость и отбор. Мемы, подобно генам, могут сцепляться в крупные комбинации (образуя, например, религиозные учения) и могут, подобно генофонду, составлять «мемофонд». Поведение человека определяется не только генами, но также и мемами. Если, например, человек привык уважать старших (то есть, проявлять к ним альтруизм), то это внушено ему отнюдь не генами, а соответствующим мемом из той религиозной или этической системы, которой он следует.
Основная идея книги - геноцентричный взгляд на эволюцию - сумела победить и стать в биологии мейнстримом (хотя, как водится, немало ученых с ней до сих пор не согласны). А вот доктрина о мемах достичь похожего статуса пока и близко не смогла, оставаясь более чем спорной. Возможно, Докинз здесь ошибся, и культура развивается по другим, недарвиновским законам. Возможно также, что он прав лишь частично. Но сама идея настолько красива и остроумна, что хочется верить: как концепция гена была предложена задолго до открытия ДНК, так и концепция мема просто опередила свое время. Так или иначе, словечко «мем» само стало мемом - то есть, успешно вошло в массовую культуру, пусть и в упрощенном варианте «интернет-мема». Вспомним: «Ждун», «Упоротый лис», «Превед, медвед!», «Воскресная схватка двух ёкодзун».
Казалось бы: при чем здесь генетика?
