Пять лет назад я
упомянул в ЖЖ о новом японском романе «Белка, голос!» (автор - Хидэо Фурукава). На меня тогда вышло какое-то японское литагенство, прислало текст пролога, я его перевел для пробы, тем дело и кончилось. Вывесил
черновой текст перевода на Сеть, чтобы добро не пропадало. С тех пор очень хотел узнать, что там дальше происходит в романе и вообще - насколько этот роман хорош. По прологу не смог составить определенного мнения. Лишь знал из аннотаций, что роман получил в Японии какую-то престижную премию и что суть его состоит в рассказе о событиях XX века через истории о собаках. Это интриговало. Я надеялся дождаться выхода русского перевода - пусть не моего, пусть чужого, неважно - и наконец оценить роман во всей его целостности.
Дождался.
Роман выпущен издательством «Гиперион» в переводе Екатерины Рябовой. Я скачал его на Киндл и прочитал от начала до конца.
Свидетельствую: такой оголтелой, чудовищной, невыносимой, лютой белиберды я не читал ни разу в жизни.
А ведь я читал много белиберды. Когда в конце лихих 90-х я состоял членом ЛИТО имени Лоренса Стерна, судил конкурс сетевой литературы «Тенёта» и вообще активно участвовал в сетературной жизни, то поневоле пропускал через себя многие и многие килобайты графомании, в том числе самой отмороженной. Но роман Хидэо Фурукавы бьет все рекорды. Думаю, что если бы Хидэо Фурукава захотел вступить в наше ЛИТО и разместил бы текст романа «Белка, голос!» в приемной, то его задробили бы подавляющим большинством голосов. Шанс стать птенцом житинского гнезда у него был бы самый призрачный.
Изрядная часть действия романа происходит в современной России (вечно холодной, само собой), среди густых зарослей развесистой клюквы. Ветеран госбезопасности по кличке Архиепископ сражается за идеалы коммунизма при помощи дрессированных боевых псов. Ему противостоит чеченская мафия в союзе с якудзой. Японская девочка, взятая в заложницы, переходит на сторону сил света, духовно трансформируется в собаку, расправляется со своим мафиозным отцом и получает имя «Стрелка».
Посреди ночи завязалось новое сражение. Псы брали заложников. Не убивая указанную им цель, они, следуя команде, брали их в плен живыми. Псы приводили заложников к старику.
Одного.
Другого.
Третьего.
Всю ночь напролёт.
В городе эхом разносился собачий лай.
- Мы приготовили место для переговоров, - сказал старик.
- Что-что? - спросил арестованный. - Что это, что за псы?
- Помнишь восемьсот двенадцатый год? - спросил старик.
- Кто ты? - ответил вопросом на вопрос арестованный. - Ты что, предводитель собак?
- Ты помнишь войну с Наполеоном? Раз ты русский, раз ты из бывшего Советского Союза, должен был изучать историю. Помнишь, как этот глупый император осадил Москву в восемьсот двенадцатом году? Он возглавлял войско из ста десяти тысяч человек, вошёл в столицу, которую ему умышленно сдали. А затем… ты помнишь, что произошло затем?
- Что, что?
- Чтобы не уничтожать Россию, уничтожили столицу. Жители покинули город.
Армия Наполеона вошла в практически безлюдный город. Той ночью по всей Москве разгорелись пожары. Русские поджигали дома. Москва полыхала в течение недели, в руины превратилось две трети города. Французы в городе голодали. Сто десять тысяч человек мучились от голода. Они ели ворон. Они ели кошек. Не продержались и месяца. А сейчас? - спросил сам себя старик, а затем сам и ответил:
- Сейчас уже не восемьсот двенадцатый год. К тому же сейчас уже и не девятьсот девяносто первый. И поэтому наши псы атакуют Россию. Это ответ.
Заложник побледнел.
Экскурсы в новейшую историю - примерно на том же уровне:
Генеральный секретарь Горбачёв начал революцию.
Руководство Горбачёва объявило о новых политических мерах.
В качестве девиза для реформ была избрана перестройка.
Афганская война продолжалась. Она ещё не была закончена. Десятилетняя трясина.
В июле 1986 года в своём выступлении Горбачёв сообщил: «Перестройка - это революция». Он пояснил, что планирует глобальную реформу всего Советского Союза. Но ведь Советский Союз столько лет поддерживал идею Февральской революции 1917 года и последовавшей за ней в октябре того же года социалистической революции. У одних слова Горбачёва вызвали вопросы. Другие просто оказались в тупике.
Хидэо Фурукава называет своим учителем в литературе Харуки Мураками. Это было заметно уже по прологу - но тогда я еще не смог понять, эпигон ли он или самостоятельный голос. Теперь стало ясно: не просто эпигон, а жалкий эпигон. Собственно, я и к Мураками всегда относился спокойно, мало разделяя неумеренные восторги моего друга Коваленина. Но рядом со своим самозванным учеником Мураками выглядит поистине гигантом. Возможно потому, что его учитель в литературе - все-таки Достоевский, несмотря на то, что взрос он, по его признанию, на дешевых американских детективах. Фурукава, полагаю, взрос на манге, иного и предположить трудно. При чтении так и видишь эти аляповатые черно-белые картинки со скупыми подписями.
Претензии к переводу, конечно же, есть, но дело не в них. Екатерина Рябова старалась. Едва ли у меня получилось бы сваять из этого текста что-либо более пристойное. Есть субстанции, из которых конфетки не слепишь.
Можно было бы погоревать о японской литературе, где такое добро теперь объявляется голосом нового поколения. Но можно также вспомнить награжденный «Русским Букером» афедрон - и утешиться.