"В этом городе должен быть кто-то живой..."
Недавняя моя покупка в букинисте на Болд-стрит (напомню: это был японский перевод романа Виктора Пелевина "Чапаев и Пустота", оказавшийся там совершенно мистическим образом - на полке с иноязычной литературой было три-четыре японских книжки, и эта среди них) обязывает меня рассказать историю, которая должна была появиться еще десять лет назад на сайте "Виртуальные суси" как отдельный материал, но так и не появилась. Не дошли руки. Однако лучше десять лет спустя, чем никогда.
Цитата из романа:
"Пулеметное ландо, в котором сидели Анна с Котовским, тоже прибавило ходу и почти нагнало нас. Я заметил, что Котовский тычет своего возницу тростью в спину и кивает на нашу коляску. Они явно пустились с нами наперегонки. В какой-то момент им почти удалось обогнать нас. Во всяком случае, они мчались совсем рядом, в нескольких метрах. Я заметил на борту тачанки эмблему - круг, разделенный волнистой линией на две части, черную и белую, в каждой из которых помещался маленький кружок противоположного цвета. Кажется, это был какой-то восточный символ. Рядом была крупная надпись, грубо намалеванная белой краской:
СИЛА НОЧИ, СИЛА ДНЯ
ОДИНАКОВА ХУЙНЯ
Наш башкир стегнул лошадей, и тачанка отстала. Мне показалось непостижимым, что Анна соглашается ездить в экипаже, расписанном такой непотребщиной. А через миг у меня появилась догадка, сразу же перешедшая в уверенность, что именно она и написала эти слова на борту ландо. Как мало, в сущности, я знал про эту женщину!"
6-го марта 1999 года, на следующий день после концерта Бориса Гребенщикова в Киото, мы с Ковалениным привели его в Рёандзи - дзэнский храм со знаменитым на весь мир садом камней, где один камень якобы всегда прячется за другими (на самом деле не всегда, но это неважно). Борис долго медитировал, глядя на камни. Мы ждали в стороне. После медитации, очень воодушевленный, он подошел к нам:
- Я понял, что нужно сделать! Нужно взять бессмертное витькино двустишие и перевести его на японский!
- Какое двустишие? - не поняли мы.
- Двустишие из "Чапаева"! - он продекламировал нам двустишие про силу ночи и силу дня. - Нужно его перевести и сделать аудиозапись.
- А что потом с ней делать? - продолжали мы недоумевать.
- Можно сделать что угодно! Можно засэмплировать, можно закольцевать, можно проиграть задом наперед... но сначала надо перевести! Это поддается переводу?
Мы крепко задумались. Вообще говоря, приблизительные аналоги русских матюгов в японском языке найти можно - но лишь очень приблизительные. Подыскать адекватный японский эквивалент русскому слову "хуйня" - задача весьма и весьма нетривиальная. К счастью, рядом с нами был Макото Кимура - человек, посвятивший себя распространению русского рока в Японии и знающий, что к чему. Вечером того же дня, в кабаке, после уже не вспомнить какого кувшинчика сакэ, перевод был готов:
"Ёру-но тикара мо, хиру-но тикара мо, дотира дэмо кусо митай на мон да!"
Дословно: "И сила ночи, и сила дня, что угодно - вещь, похожая на дерьмо!"
Через несколько дней перевод был озвучен и записан на MD в десятке разных вариантов: от мужественно-сдержанного (в исполнении самого Кимуры) до придыхательно-эротического (в исполнении его боевой подруги Тикако). Я до сих пор жалею, что не сделал себе копии всех этих вариантов. Очень торопился переслать их Борису.
Бессмертное пелевинское двустишие звучит по-японски на альбоме Аквариума "Территория" в песне "Вавилон". Борис выбрал наиболее нейтральный вариант, в исполнении Макото Кимуры.
Два года спустя в Японию приехал Виктор Пелевин. Я познакомился с ним, но упустил рассказать ему эту историю. Надеюсь, он все-таки в курсе того, что процитирован в одной из песен Аквариума в столь необычной версии. Тогда, в 2001 году, японского перевода "Чапаева" еще не было. Теперь же, неизъяснимым образом обнаружив его в ливерпульском книжном магазине, я немедленно полез в седьмую главу и отыскал бессмертное двустишие в авторитетном переводе Такаси Миуры:
"Ёру-но тикара, хиру-но тикара, дотти мо онадзи кусоттарэ"
Отличия от нашего варианта есть, и даже несколько - но основное совпадает: русское слово "хуйня" определено через японский корень "кусо" ("дерьмо"). В главном мы угадали.
Еще дважды я останавливался у Кимуры в Осаке. Помню, как этот старый панк и анархист налил мне полный стакан сакэ из двухлитровой бутыли, потом взял свой - и вместо тоста заявил:
- Амэрика фусэх давно заэбара!
Контакт с ним потерялся. Пробовал найти - не сумел. Жаль...
Цитата из романа:
"Пулеметное ландо, в котором сидели Анна с Котовским, тоже прибавило ходу и почти нагнало нас. Я заметил, что Котовский тычет своего возницу тростью в спину и кивает на нашу коляску. Они явно пустились с нами наперегонки. В какой-то момент им почти удалось обогнать нас. Во всяком случае, они мчались совсем рядом, в нескольких метрах. Я заметил на борту тачанки эмблему - круг, разделенный волнистой линией на две части, черную и белую, в каждой из которых помещался маленький кружок противоположного цвета. Кажется, это был какой-то восточный символ. Рядом была крупная надпись, грубо намалеванная белой краской:
СИЛА НОЧИ, СИЛА ДНЯ
ОДИНАКОВА ХУЙНЯ
Наш башкир стегнул лошадей, и тачанка отстала. Мне показалось непостижимым, что Анна соглашается ездить в экипаже, расписанном такой непотребщиной. А через миг у меня появилась догадка, сразу же перешедшая в уверенность, что именно она и написала эти слова на борту ландо. Как мало, в сущности, я знал про эту женщину!"
6-го марта 1999 года, на следующий день после концерта Бориса Гребенщикова в Киото, мы с Ковалениным привели его в Рёандзи - дзэнский храм со знаменитым на весь мир садом камней, где один камень якобы всегда прячется за другими (на самом деле не всегда, но это неважно). Борис долго медитировал, глядя на камни. Мы ждали в стороне. После медитации, очень воодушевленный, он подошел к нам:
- Я понял, что нужно сделать! Нужно взять бессмертное витькино двустишие и перевести его на японский!
- Какое двустишие? - не поняли мы.
- Двустишие из "Чапаева"! - он продекламировал нам двустишие про силу ночи и силу дня. - Нужно его перевести и сделать аудиозапись.
- А что потом с ней делать? - продолжали мы недоумевать.
- Можно сделать что угодно! Можно засэмплировать, можно закольцевать, можно проиграть задом наперед... но сначала надо перевести! Это поддается переводу?
Мы крепко задумались. Вообще говоря, приблизительные аналоги русских матюгов в японском языке найти можно - но лишь очень приблизительные. Подыскать адекватный японский эквивалент русскому слову "хуйня" - задача весьма и весьма нетривиальная. К счастью, рядом с нами был Макото Кимура - человек, посвятивший себя распространению русского рока в Японии и знающий, что к чему. Вечером того же дня, в кабаке, после уже не вспомнить какого кувшинчика сакэ, перевод был готов:
"Ёру-но тикара мо, хиру-но тикара мо, дотира дэмо кусо митай на мон да!"
Дословно: "И сила ночи, и сила дня, что угодно - вещь, похожая на дерьмо!"
Через несколько дней перевод был озвучен и записан на MD в десятке разных вариантов: от мужественно-сдержанного (в исполнении самого Кимуры) до придыхательно-эротического (в исполнении его боевой подруги Тикако). Я до сих пор жалею, что не сделал себе копии всех этих вариантов. Очень торопился переслать их Борису.
Бессмертное пелевинское двустишие звучит по-японски на альбоме Аквариума "Территория" в песне "Вавилон". Борис выбрал наиболее нейтральный вариант, в исполнении Макото Кимуры.
Два года спустя в Японию приехал Виктор Пелевин. Я познакомился с ним, но упустил рассказать ему эту историю. Надеюсь, он все-таки в курсе того, что процитирован в одной из песен Аквариума в столь необычной версии. Тогда, в 2001 году, японского перевода "Чапаева" еще не было. Теперь же, неизъяснимым образом обнаружив его в ливерпульском книжном магазине, я немедленно полез в седьмую главу и отыскал бессмертное двустишие в авторитетном переводе Такаси Миуры:
"Ёру-но тикара, хиру-но тикара, дотти мо онадзи кусоттарэ"
Отличия от нашего варианта есть, и даже несколько - но основное совпадает: русское слово "хуйня" определено через японский корень "кусо" ("дерьмо"). В главном мы угадали.
Еще дважды я останавливался у Кимуры в Осаке. Помню, как этот старый панк и анархист налил мне полный стакан сакэ из двухлитровой бутыли, потом взял свой - и вместо тоста заявил:
- Амэрика фусэх давно заэбара!
Контакт с ним потерялся. Пробовал найти - не сумел. Жаль...