Зачерствевшие души
Возможно, слегка зачерствевшие души,
Ведь всех и всегда невозможно жалеть.
Всю боль сквозь себя,
Не сгорев, не пропустишь,
Приходится,
Хочешь не хочешь, черстветь.
Но чётко и твёрдо, верные клятве,
И благородством долга полны,
Укрывшись бесстрастным
Щитом равнодушья,
Заняты важным, заняты нужным,
Важнее чего очень сложно найти.
Включив только разум и чувства отбросив,
Уняв голос сердца, что будет мешать,
Умные руки, черствые души
Всё новые жизни стремятся спасать.
А если случится, бывает такое,
И кто-то уйдет, и уже не вернуть,
Они не всесильны, и вовсе не боги,
А просто избрали спасения путь.
И зубы до скрипа, до хруста сжимая,
Сухими глазами бесстрастно глядят.
Незримо для глаз свою корку латают,
Пробоину там, где душа прорвалась.
Такая работа, ведь должен же кто-то
На боль и страданья,
На смерть наплевать,
И выступить против, решительно, твердо
И дальше все новые жизни спасать.
Ведь всех и всегда невозможно жалеть.
Всю боль сквозь себя,
Не сгорев, не пропустишь,
Приходится,
Хочешь не хочешь, черстветь.
Но чётко и твёрдо, верные клятве,
И благородством долга полны,
Укрывшись бесстрастным
Щитом равнодушья,
Заняты важным, заняты нужным,
Важнее чего очень сложно найти.
Включив только разум и чувства отбросив,
Уняв голос сердца, что будет мешать,
Умные руки, черствые души
Всё новые жизни стремятся спасать.
А если случится, бывает такое,
И кто-то уйдет, и уже не вернуть,
Они не всесильны, и вовсе не боги,
А просто избрали спасения путь.
И зубы до скрипа, до хруста сжимая,
Сухими глазами бесстрастно глядят.
Незримо для глаз свою корку латают,
Пробоину там, где душа прорвалась.
Такая работа, ведь должен же кто-то
На боль и страданья,
На смерть наплевать,
И выступить против, решительно, твердо
И дальше все новые жизни спасать.