Тарту 1920: Финляндия на пути к миру. Часть 2.
Начало см. ЧАСТЬ 1
Ситуация накануне переговоров или как заставить сесть за стол того, кто этого не хочет.
События поздней осени 1919 и зимы 1919/20 годов показали, что похороны Советской России были явно преждевременны. Поражением и поспешным отходом на юг закончился и такой многообещающий поход армии А.И. Деникина на Москву. В начале января 1920 года фактически прекратил свое существование и Восточный фронт, а Верховный правитель России адмирал А.В. Колчак попал в плен к красным. На севере России дела у белых также шли из рук вон плохо. Разгромленная в ноябре-декабре 1919 года Северо-западная армия Н.Н. Юденича от Петрограда откатилась в Эстонию, где в итоге была разоружена и интернирована бывшими союзниками-эстонцами. Действовавшая в Карелии и Архангельской губернии Северная армия после эвакуации в сентябре 1919 года войск Антанты из Мурманска и разгрома Колчака фактически уже не представляла собой серьезной угрозы, лишившись снабжения и имея у себя в тылу весьма недружелюбно настроенных северных карел. Полный провал попыток силовым путем уничтожить советскую власть в России де-факто признали и руководители стран Антанты. Уже 16 января Верховный совет Антанты отменила блокаду Советской России. Одновременно британское правительство сообщило представителям стран-лимитрофов, что Великобритания более не будет оказывать на них давление в вопросах достижения мира с РСФСР и рекомендует правительствам этих стран самостоятельно решать вопросы о мире или войне с Советской Россией.
Ситуация на фронтах гражданской войны поменялась настолько стремительно, что финские власти, похоже, к началу 1920 года еще не успели осознать произошедшее. Так, глава правительства Ю. Веннола и в январе 1920 года продолжал считать, что падение большевиков - дело ближайшего будущего. Кроме того, Финляндия имела несколько неразрешенных территориальных споров с РСФСР в связи с чем прежде чем заниматься нормализацией отношений с Москвой, интенсивно искала поддержку у западных стран. Поскольку правительства стран Антанты весьма недвусмысленно дали понять, что в вопросы советско-финских отношений вмешиваться не намерены, Финляндия попыталась заручиться поддержкой Прибалтийских республик и Польши, идея создания военно-политического блока (т.н. «Балтийский Союз») между которыми активно обсуждалась еще с августа 1919-го. Однако к началу 1920 года финны в этой идее в значительной степени разочаровались, поскольку к ним начало приходить понимание того, что никакой серьезной помощи прибалты в случае начала реальной войны между Россией и Финляндией оказать не смогут. В результате финны приняли на вооружение тактику затягивания переговорного процесса, не закрывая эту тему вообще, но и не доводя до какого-либо логического завершения. Идея «Балтийского Союза» привлекала в первую очередь как средство удержать прибалтийские республики от заключения мирных договоров с РСФСР, что, по мнению финской политической элиты, развязало бы большевикам руки в отношении Финляндии.
Однако прибалтам продолжать бессмысленные уже «войны» с РСФСР тоже особого смысла не было. Основной своей задачей на данном этапе они видели признание собственной независимости хотя бы какими-то российскими властями. В полной мере все противоречия между потенциальными участниками «Балтийского Союза» проявились на прошедшей в Финляндии 15-22 января конференции. Эстония предложила заключить военную конвенцию, но финны приложили максимум усилий, чтобы перенести этот вопрос на более поздний срок, что им вполне удалось. А вот идея Польши, Финляндии и Латвии договориться не заключать с Россией сепаратных мирных договоров и в этом вопросе действовать единым фронтом не нашла понимания уже у Эстонии, которая категорически отказалась подписывать подобный документ, а также у Литвы, воздержавшейся от его обсуждения. В общем, помимо принятия ничего не значащих деклараций, конференция закончилась очередными обещаниями сторон все боле тщательно обдумать и взвесить. И уже 2 февраля «взвесив и обдумав» Эстония заключила в Тарту мирный договор с РСФСР, а в марте того же года к переговорам о мире с Москвой приступили Литва и Латвия.
Оставшиеся в одиночестве члены несостоявшегося «Балтийского Союза», Финляндия и Польша, в начале марта начали обсуждение возможного военного блока этих стран. Переговоры тянулись почти до самого конца апреля, но в итоге тоже закончились ничем, поскольку обе стороны откровенно не хотели связывать себя какими-либо серьезными обязательствами. Таким образом, весной 1920 года финскому руководству придется вести разговор с Москвой один на один, имея за плечами в лучшем случае моральную поддержку Антанты. И разговора этого все громче требовали не только социал-демократы в парламенте, но и все больше представителей буржуазных партий, еще в октябре не жалевшие слышать о переговорах с большевиками. Однако разговор не обещал быть простым, поскольку Финляндия имела к России весьма солидные территориальные претензии, а кроме того, удерживала ряд территорий, не принадлежавших до революции Великому Княжеству Финляндскому.
Еще весной 1918 года отряд финских добровольцев вторгся в приграничную с Финляндией Ребольскую волость, «зачистив» его от только что созданных органов советской власти. Несмотря на это, прошедший в апреле Реболах местный крестьянский съезд отказался принимать декларацию о присоединении к Финляндии. Впрочем, финны на этом не сильно настаивали, поскольку рассчитывали в ближайшее время овладеть всей беломорской Карелией и Кольским полуостровом. Однако, как известно эти надежды рухнули, а вторгшиеся отряды добровольцев были повсеместно разбиты совместными усилиями «красных финнов», местных жителей и экспедиционных войск Антанты, высадившихся в Мурманске. К концу лета 1918 года интервенты были выдворены обратно в Финляндию, но Ребольская волость, практически не имевшая прямой связи с Россией (даже до революции Реболы торговали с Россией через Финляндию), осталась под контролем финских добровольцев. В итоге в начале августа в Реболах, при участии представителя финского правительства, прошел очередной съезд местных крестьян, постановивший обратиться к финскому правительству с просьбой принять волость «под покровительство» Финляндии. Дважды Хельсинки просить не пришлось и уже в сентябре в Реболы прибыл отряд регулярных финских войск. В волости были созданы финские органы власти, развернуто до батальона регулярных финских войск.
В июне 1919 года граничившая с Финляндией и Ребольской волостью Поросозерская волость также изъявила желание стать частью независимой Финляндии, и снова волшебным образом это желание совпало с присутствием поблизости финских добровольцев, на сей раз участвовавших в «Олонецком походе». Далее «ребольский вариант» повторился в Поросозере в полной мере.
Советское руководство, занятые борьбой за собственное выживание, фактически «проглотило» эти территориальные захваты финнов, пользовавшихся тем, что граница между Финляндией и РСФСР до сих пор не была предметом договоренности. Кроме того, финны весьма вольно трактовали тезис советской власти о самоопределении народов вплоть до отделения, полагая, что в качестве «народа» можно считать и жителей одной конкретной волости.
Наконец, 27 января 1920 года финский отряд численностью в 60 человек пересек границу и двинулся на Печенгу. Первая попытка силой получить выход к Баренцеву морю финны предприняли еще весной 1918 года, но тогда, встретив отпор в лице британских моряков, экспедиция была вынуждена вернуться обратно ни с чем. Теперь же можно было действовать, не опасаясь сопротивления: красных в Печенге еще не было, Антанта уже ушла, а белогвардейское правительство Северной области было целиком и полностью занято вопросами собственного выживания. Финны, использовав в качестве повода для вторжения защиту телеграфных линий, беспрепятственно прошли от границы до Печенги и заняли поселок, надеясь в очередной раз поставить перед фактом советские власти на будущих переговорах.
Таким образом, к весне 1920 года Финляндия де-факто оккупировала три бывшие российские волости, а кроме того, активно способствовала сепаратистским настроениям в Карелии, содержа за свой счет разного рода карельские «правительства». С другой стороны, на открытую военную конфронтацию с РСФСР финское правительство идти уже опасалось. Так, предложенный в ноябре 1919 года очередной план еще одной «Олонецкой экспедиции» был «зарублен» правительством в его военной части, хотя на деятельность разного рода националистических организаций и «правительств» решено было выделить 60 млн. марок. Но и эту сумму уже в декабре урезали до 25 млн. Не добившись своих целей военным путем, финское руководство сделало ставку на дипломатические методы и провозглашенный советской властью принцип самоопределения.
В конце февраля белое правительство Северной области прекратило свое существование, в связи с чем остаткам подчиненных ему войск в Карелии не оставалось ничего другого, как отходить в Финляндию. Преследуя их, части Красной Армии вышли к границам Поросозерской волости вступили в её пределы, что спровоцировало бостолкновения с дислоцированными там финскими войсками. Это вызвало оживленную переписку между финским и советским правительством, поскольку обе стороны в настоящий момент не были заинтересованы в начале военных действий между
Россией и Финляндией. 29 февраля глава МИД Финляндии Р. Холсти обратился к советскому правительству с просьбой дат приказ Красной Армии не переходить границы Ребольского и Порозерского приходов во избежание военных столкновений, пообещав разоружить отошедшие туда белогвардейские части. 2 марта глава НКИД Г.В. Чичерин сообщил в ответной ноте, что, хотя советское правительство и не признает бесцеремонного захвата Финляндией указанных областей, в качестве жеста доброй воли «желая устранить какое бы то ни было препятствие, мешающее открытию мирных переговоров с Финляндией», оно дало такой приказ своим войскам, но если финские власти не начнут переговоры в ближайшее время, то приказ будет отменен. Любопытно, что содержащиеся в тексте ноты Холсти призывы не вводить войска и в другие волости Восточной Карелии, чтобы дать местному населению «самоопределиться», Чичерин не счел нужным даже откомментировать.
Но финское правительство начинать переговоры все же не спешило. Как уже говорилось выше, 4 марта финская сторона начала переговоры с Польшей, и в то же время опыталась вступить в переговоры относительно границы в районе Печенги с… Мурманским советом, чем вызвала недоумение в Москве, посоветовавшей Хельсинки идти общепринятым путем, обсуждая такие вопросы с центральными властями, а не с местными. Более того, после ноты Чичерина от 2 марта, в Финляндии была распространена информация, что якобы Москва угрожает вторжением в Финляндию, если та не начнет переговоры в ближайшее время. НКИД пришлось даже специально разъяснять, что РСФСР и Финляндия не заключали никаких договоров относительно Ребол и Поросозера, а потому Советское правительство не считает эти территории финскими, а, следовательно, ни о каком вторжении в Финляндию речи идти не может.
Внутри страны критика правительства, не желавшего начинать мирные переговоры с Россией так же росла. Впрочем, понимая неизбежность такого хода, правительство Веннолы уже начало мероприятия по подготовке к переговорам, правда, весьма специфического характера. В числе первых была создана комиссия для подготовки материалов о финляндских претензиях к России. Непосредственная выработка проекта мирного договора была поручена группе в составе депутата парламента, лидера Коалиционной партии и преподавателя международного права Хельсинского университета Р. Эриха, начальника Генштаба генерала О. Энкеля и начальника торгово-промышленного управления М. Вильянена.
Параллельно Веннола пытался расширить состав кабинета за счет представителей других партий, чтобы разделить «ответственность» за переговоры с ними, но желающих получить министерские портфели у Веннолы не нашлось. В результате, под очевидно надуманным предлогом, в середине марта правительство Веннолы подало в отставку. Новое правительство было сформировано уже 15 марта во главе с вышеупомянутым Рафаэлем Эрихом. Однако замена правительства на позиции Финляндии не отразилась практически никак. Уже в своей программной речи новый премьер затянул старую песню про долг Финляндии по отношению к родственным народам, про Восточную Карелию и Печенгу, получение которые от русских соответствует жизненным интересам страны. Ну и конечно же, о том, что в этот судьбоносный момент Финляндия очень нуждается в поддержке «руководящих держав мира».
Уже 18 марта новое правительство устами оставшегося главой МИД Р. Холсти, обсуждая ситуацию вокруг действий Красной Армии по уничтожению остатков белогвардейских отрядов в районе Поросозерской области, неожиданно начало обвинять советскую сторону в желании проникнуть своими войсками на территорию собственно Финляндии, так же заявило, что вновь напоминает о требовании (!) не вводить войска в другие волости Восточной Карелии. Помимо этого, в ноте сообщалось, что район Печенги был обещан финнам еще в 1864 году императором Александром II, что финны построили там гостиницы и телеграфную линию, а потому требуют не беспокоить находящийся там для охраны финского имущества финский военный отряд.
На следующий день НКИД ответил финнам в том духе, что в соответствии с данными 2 марта обещаниями советское правительство разберется и, если нужно, отдаст войскам, которые в ходе военных действий действительно могли нарушить границы указанной волости, соответствующие распоряжения. Но в тоже время, имея ввиду то обстоятельство, что советские власти согласились не вводить войска на территории, которые считают своими, вновь повторило свое предостережение, что «столь аномальное положение не может долго продолжаться». Что же касается требований по поводу других волостей Восточной Карелии, то, переводя с дипломатического языка на русский, финнам посоветовали не лезть не в свое дело. По вопросу же Печенги финскому руководству было сообщено, что советское правительство вовсе не обязано исполнять обещания, данные «каким-то там» императором, которые царское правительство не посчитало нужным исполнять на протяжении полусотни лет, но обещало рассмотреть имущественные права, вытекающие из постройки финнами гостиниц. Ну а чтобы в Хельсинки знали, что обмануть советское правительство у них не получится, в ноте содержалось крайнее удивление, что требуя от Советской России предварительных уступок и выдвигая «беспримерные по своей неуместности претензии», финское правительство одновременно ведет переговоры с воюющей с Россией Польшей. Но в целом же Москва выражала убеждение, что между РСФСР и Финляндией может быть достигнуто полное соглашение, а все разногласия благополучно разрешены. Финны это послание ответом не удостоили.
В течении 21-22 марта НКИД дал ответ и по поводу действий Красной Армии в районе Поросозера. По мнению советской стороны, финское правительство вело речь именно о Поросозерском приходе, а не всей Поросозерской волости, в связи с чем требования финнов об отводе Красной Армии за границы волости лишены основания. Тем не менее, советское правительство выразило готовность вывести свои части из двух занятых деревень волости и предложило финнам указать, как они видят демаркационной линии на этом участке фронта. Однако при этом было в очередной раз заявлено, что такое положение не может продолжаться бесконечно, а советское правительство не видит стремления Финляндии идти навстречу умеренной позиции России и её миролюбивым действиям.
Вероятно, чтобы наглядно показать Хельсинки, к чему может привести его несговорчивость, 22 марта в дерене Трифоново на берегу Печенгской губы был высажен советский десант, выбивший финский отряд из Печенги, а еще один советский отряд занял деревню Салмиярви к югу от поселка.
Естественно, эти события вызвали взрыв негодования в финском правительстве, и в тот же день Холсти направил в Москву очередную ноту, в которой протестовал «самым решительным образом» и возлагал на советское правительство ответственность «за смерть каждого солдата». Финский МИД требовал немедленно прекратить эти нападения, после чего обещал соизволить ответить-таки на советские ноты от 19 и 22 марта.
Однако грозное послание на Москву не произвело ожидаемого впечатления. 23 марта НКИД в очередной ноте уже откровенно, как бы это сейчас назвали, «троллил» финских коллег, на пальцах разъясняя нелогичность финской позиции и демонстрируя, к чему это может привести. Во-первых, НКИД указал, что нота от 2 марта касалась исключительно Ребольского и Поросозерского приходов, на счет Печенги никто ничего финнам не обещал. Во-вторых, НКИД терпеливо разъяснил финнам, что построенные ими гостиницы не дают им права «вносить изменения в права государственной власти на территории». Ну а дальнейший текст ноты вызывает прямо-таки гордость за молодую советскую дипломатию. НКИД указал на то, что изменение в правах государственной власти на территории может наступить только в результате взаимной договоренности двух государств, но такой договоренности между Россией и Финляндией нет. Далее, поскольку РСФСР признала государственную независимость Финляндии, она вправе рассматривать финские войска на своей территории как иностранные войска, нарушающие суверенитет государства. При этом само же финское правительство еще на приснопамятных переговорах в Берлине летом 1918 года настаивало на том, что Россия и Финляндия находятся в состоянии войны, а до сих пор никакой акт, меняющий положение вещей, заключен не был. Поэтому протесты финских властей по поводу того, что Россия с помощью вооруженных сил выдворяет со своей территории войска страны, находящейся в состоянии войны с ней, не имеют никаких оснований. Иными словами, или вы хотите реальной войны, или прекратите ломать комедию.
Пилюлей, призванной подсластить жёсткий тон ноты, стал намек на то, что по вопросу о Печенге в общем-то можно договориться. Но тут же НКИД еще раз подчеркнул, что если и в этот раз советская нота будет оставлена без внятного ответа, это будет иметь «роковые последствия» и финляндское правительство не сможет потом «пожаловаться на то, что оно не было предупреждено».
Надо заметь, что советские угрозы привели финское правительство в чувство и уже 25 марта оно прислало, наконец, свои предложения относительно демаркационной линии. Линию предлагалось провести по существующим граница Ребольской и Поросозерской волости, кроме того, Финляндия обязалась сохранять существующее положение в районе Печенги на начало месяца (т.е. фактически требовала вывести советские войска) и предлагала создать нейтральную зону между Печенгой и Реболами, идущую с юга на север от границы Ребольской волости до Ледовитого океана. Последним предложением финские власти явно пытались сохранить за сепаратистским «Ухтинским правительством» подконтрольные ему территории Беломорской Карелии и не допустить ввода туда советских войск. Несмотря на это, уже на следующий день НКИД уведомил МИД Финляндии, что советская сторона считает финские предложения вполне приемлемыми, чтобы стать отправной точкой для обсуждения на мирных переговорах. Москва предлагала немедленно начать переговоры военных представителей о полном перемирии.
Конец месяца ознаменовался не только важным сдвигом на пути к заключению мира между РСФСР и Финляндией, но и курьезнейшим эпизодом, как нельзя лучше характеризующим «хитрость» финской дипломатии. 26 марта НКИД обратился к финскому правительству с просьбой пропустить через свою территорию в Европу делегацию в составе 26 советских кооператоров и выделить им для этого закрытый поезд. В тот же день финский МИД заявил, что в условиях войны между странами, такое разрешение стало бы «важной принципиальной уступкой со стороны Финляндии», потребовав в обмен на такое разрешение… вывести советские войска из района Печенги! Несмотря на то, что советская сторона сразу же отказала финнам в этом нелепом требовании, финский МИД еще раз попытался увязать проезд кооператоров с выводом войск из Печенги. В ответ НКИД был вынужден еще раз напомнить своим финским коллегам, что вопрос о Печенге является предметом переговоров, на предложение о которых Финляндия до сих пор ответа не дала.
Лишь после этого, 30 марта МИД Финляндии сообщил в Москву, что в ответ на ноту от 26 марта финское правительство «после зрелого размышления» решило принять это предложение и 10 апреля высылает своих военных делегатов на советско-финскую границу в поселок Раяйоки. Однако вместе с этим финское правительство вновь выдвинуло условием, чтобы из Печенги были выведены советские войска, а финские получили возможность занять там свои прежние позиции. В своем ответе 31 марта Москва выразила удовлетворение по поводу решения финских властей и недоумение по поводу предварительных условий, которые, с советской точки зрения, «должны стать предметом предлагаемых переговоров». Справедливо расценив это предложение как «акт произвола» со стороны Финляндии, НКИД уведомил финскую сторону, что это условие неприемлемо и советская сторона видит себя «в печальной необходимости продолжать военные операции пока мы не получим более удовлетворительного ответа». Чтобы финским властям было понятнее, в 3 часа дня 1 апреля советские части в Салмиярви перешли в наступление, выдворив к 4 апреля противника на территорию Финляндии.
«Уговоры» силой оружия в очередной раз благотворно подействовали на финскую сторону. 3 апреля Холсти прислал очередную пространную ноту, в которой опять пытался обосновать нахождение финнов в районе Печенги, Ребол и Поросозера защитой интересов и имущества Финляндии, но, тем не менее, финское правительство выразило готовность приступить к переговорам в Раяйоки без предварительных условий. Советское правительство выразило недовольство тем, что переговоры должны проходить не в Петрограде, а в Раяйоки, связь с которой была в неудовлетворительном состоянии. Но уже 8 апреля сняло свои возражения, указав лишь, что возможно не все советские представители смогут прибыть к 10 числу и просило сдвинуть начало переговоров на 12 апреля.
Параллельно финские власти пытались заручиться поддержкой стран запада, но тут их ждало полное разочарование, что также оказало серьезное влияние на «сговорчивость» финнов. США прямо заявили финскому посланнику, что поскольку они не могут поддерживать Финляндию деньгами, амуницией или припасами, то и советы давать не могут себе позволить. Да и вообще, такие вопросы независимые страны должны принимать решения сами. Просьба Финляндии «для моральной поддержки» ввести в Финский залив британский или американский флот также была отклонена. Что же касается поддержки требований Финляндии к России, то тут британский МИД выразил «осторожные сомнения», хотя и одобрил переговоры с Польшей как гарантию того, что Советская Россия не выдвинет на переговорах «непомерных требований». В Париже и Риме финские дипломаты тоже поддержки не нашли. На переговоры с Россией Финляндия отправлялась без поддержки «запада» и могла рассчитывать только на себя. Однако, как показали дальнейшие события, аппетитов новоиспеченной республики это обстоятельство не умерило ничуть.
Ситуация накануне переговоров или как заставить сесть за стол того, кто этого не хочет.
События поздней осени 1919 и зимы 1919/20 годов показали, что похороны Советской России были явно преждевременны. Поражением и поспешным отходом на юг закончился и такой многообещающий поход армии А.И. Деникина на Москву. В начале января 1920 года фактически прекратил свое существование и Восточный фронт, а Верховный правитель России адмирал А.В. Колчак попал в плен к красным. На севере России дела у белых также шли из рук вон плохо. Разгромленная в ноябре-декабре 1919 года Северо-западная армия Н.Н. Юденича от Петрограда откатилась в Эстонию, где в итоге была разоружена и интернирована бывшими союзниками-эстонцами. Действовавшая в Карелии и Архангельской губернии Северная армия после эвакуации в сентябре 1919 года войск Антанты из Мурманска и разгрома Колчака фактически уже не представляла собой серьезной угрозы, лишившись снабжения и имея у себя в тылу весьма недружелюбно настроенных северных карел. Полный провал попыток силовым путем уничтожить советскую власть в России де-факто признали и руководители стран Антанты. Уже 16 января Верховный совет Антанты отменила блокаду Советской России. Одновременно британское правительство сообщило представителям стран-лимитрофов, что Великобритания более не будет оказывать на них давление в вопросах достижения мира с РСФСР и рекомендует правительствам этих стран самостоятельно решать вопросы о мире или войне с Советской Россией.
Ситуация на фронтах гражданской войны поменялась настолько стремительно, что финские власти, похоже, к началу 1920 года еще не успели осознать произошедшее. Так, глава правительства Ю. Веннола и в январе 1920 года продолжал считать, что падение большевиков - дело ближайшего будущего. Кроме того, Финляндия имела несколько неразрешенных территориальных споров с РСФСР в связи с чем прежде чем заниматься нормализацией отношений с Москвой, интенсивно искала поддержку у западных стран. Поскольку правительства стран Антанты весьма недвусмысленно дали понять, что в вопросы советско-финских отношений вмешиваться не намерены, Финляндия попыталась заручиться поддержкой Прибалтийских республик и Польши, идея создания военно-политического блока (т.н. «Балтийский Союз») между которыми активно обсуждалась еще с августа 1919-го. Однако к началу 1920 года финны в этой идее в значительной степени разочаровались, поскольку к ним начало приходить понимание того, что никакой серьезной помощи прибалты в случае начала реальной войны между Россией и Финляндией оказать не смогут. В результате финны приняли на вооружение тактику затягивания переговорного процесса, не закрывая эту тему вообще, но и не доводя до какого-либо логического завершения. Идея «Балтийского Союза» привлекала в первую очередь как средство удержать прибалтийские республики от заключения мирных договоров с РСФСР, что, по мнению финской политической элиты, развязало бы большевикам руки в отношении Финляндии.
Однако прибалтам продолжать бессмысленные уже «войны» с РСФСР тоже особого смысла не было. Основной своей задачей на данном этапе они видели признание собственной независимости хотя бы какими-то российскими властями. В полной мере все противоречия между потенциальными участниками «Балтийского Союза» проявились на прошедшей в Финляндии 15-22 января конференции. Эстония предложила заключить военную конвенцию, но финны приложили максимум усилий, чтобы перенести этот вопрос на более поздний срок, что им вполне удалось. А вот идея Польши, Финляндии и Латвии договориться не заключать с Россией сепаратных мирных договоров и в этом вопросе действовать единым фронтом не нашла понимания уже у Эстонии, которая категорически отказалась подписывать подобный документ, а также у Литвы, воздержавшейся от его обсуждения. В общем, помимо принятия ничего не значащих деклараций, конференция закончилась очередными обещаниями сторон все боле тщательно обдумать и взвесить. И уже 2 февраля «взвесив и обдумав» Эстония заключила в Тарту мирный договор с РСФСР, а в марте того же года к переговорам о мире с Москвой приступили Литва и Латвия.
Оставшиеся в одиночестве члены несостоявшегося «Балтийского Союза», Финляндия и Польша, в начале марта начали обсуждение возможного военного блока этих стран. Переговоры тянулись почти до самого конца апреля, но в итоге тоже закончились ничем, поскольку обе стороны откровенно не хотели связывать себя какими-либо серьезными обязательствами. Таким образом, весной 1920 года финскому руководству придется вести разговор с Москвой один на один, имея за плечами в лучшем случае моральную поддержку Антанты. И разговора этого все громче требовали не только социал-демократы в парламенте, но и все больше представителей буржуазных партий, еще в октябре не жалевшие слышать о переговорах с большевиками. Однако разговор не обещал быть простым, поскольку Финляндия имела к России весьма солидные территориальные претензии, а кроме того, удерживала ряд территорий, не принадлежавших до революции Великому Княжеству Финляндскому.
Еще весной 1918 года отряд финских добровольцев вторгся в приграничную с Финляндией Ребольскую волость, «зачистив» его от только что созданных органов советской власти. Несмотря на это, прошедший в апреле Реболах местный крестьянский съезд отказался принимать декларацию о присоединении к Финляндии. Впрочем, финны на этом не сильно настаивали, поскольку рассчитывали в ближайшее время овладеть всей беломорской Карелией и Кольским полуостровом. Однако, как известно эти надежды рухнули, а вторгшиеся отряды добровольцев были повсеместно разбиты совместными усилиями «красных финнов», местных жителей и экспедиционных войск Антанты, высадившихся в Мурманске. К концу лета 1918 года интервенты были выдворены обратно в Финляндию, но Ребольская волость, практически не имевшая прямой связи с Россией (даже до революции Реболы торговали с Россией через Финляндию), осталась под контролем финских добровольцев. В итоге в начале августа в Реболах, при участии представителя финского правительства, прошел очередной съезд местных крестьян, постановивший обратиться к финскому правительству с просьбой принять волость «под покровительство» Финляндии. Дважды Хельсинки просить не пришлось и уже в сентябре в Реболы прибыл отряд регулярных финских войск. В волости были созданы финские органы власти, развернуто до батальона регулярных финских войск.
В июне 1919 года граничившая с Финляндией и Ребольской волостью Поросозерская волость также изъявила желание стать частью независимой Финляндии, и снова волшебным образом это желание совпало с присутствием поблизости финских добровольцев, на сей раз участвовавших в «Олонецком походе». Далее «ребольский вариант» повторился в Поросозере в полной мере.
Советское руководство, занятые борьбой за собственное выживание, фактически «проглотило» эти территориальные захваты финнов, пользовавшихся тем, что граница между Финляндией и РСФСР до сих пор не была предметом договоренности. Кроме того, финны весьма вольно трактовали тезис советской власти о самоопределении народов вплоть до отделения, полагая, что в качестве «народа» можно считать и жителей одной конкретной волости.
Наконец, 27 января 1920 года финский отряд численностью в 60 человек пересек границу и двинулся на Печенгу. Первая попытка силой получить выход к Баренцеву морю финны предприняли еще весной 1918 года, но тогда, встретив отпор в лице британских моряков, экспедиция была вынуждена вернуться обратно ни с чем. Теперь же можно было действовать, не опасаясь сопротивления: красных в Печенге еще не было, Антанта уже ушла, а белогвардейское правительство Северной области было целиком и полностью занято вопросами собственного выживания. Финны, использовав в качестве повода для вторжения защиту телеграфных линий, беспрепятственно прошли от границы до Печенги и заняли поселок, надеясь в очередной раз поставить перед фактом советские власти на будущих переговорах.
Таким образом, к весне 1920 года Финляндия де-факто оккупировала три бывшие российские волости, а кроме того, активно способствовала сепаратистским настроениям в Карелии, содержа за свой счет разного рода карельские «правительства». С другой стороны, на открытую военную конфронтацию с РСФСР финское правительство идти уже опасалось. Так, предложенный в ноябре 1919 года очередной план еще одной «Олонецкой экспедиции» был «зарублен» правительством в его военной части, хотя на деятельность разного рода националистических организаций и «правительств» решено было выделить 60 млн. марок. Но и эту сумму уже в декабре урезали до 25 млн. Не добившись своих целей военным путем, финское руководство сделало ставку на дипломатические методы и провозглашенный советской властью принцип самоопределения.
В конце февраля белое правительство Северной области прекратило свое существование, в связи с чем остаткам подчиненных ему войск в Карелии не оставалось ничего другого, как отходить в Финляндию. Преследуя их, части Красной Армии вышли к границам Поросозерской волости вступили в её пределы, что спровоцировало бостолкновения с дислоцированными там финскими войсками. Это вызвало оживленную переписку между финским и советским правительством, поскольку обе стороны в настоящий момент не были заинтересованы в начале военных действий между
Россией и Финляндией. 29 февраля глава МИД Финляндии Р. Холсти обратился к советскому правительству с просьбой дат приказ Красной Армии не переходить границы Ребольского и Порозерского приходов во избежание военных столкновений, пообещав разоружить отошедшие туда белогвардейские части. 2 марта глава НКИД Г.В. Чичерин сообщил в ответной ноте, что, хотя советское правительство и не признает бесцеремонного захвата Финляндией указанных областей, в качестве жеста доброй воли «желая устранить какое бы то ни было препятствие, мешающее открытию мирных переговоров с Финляндией», оно дало такой приказ своим войскам, но если финские власти не начнут переговоры в ближайшее время, то приказ будет отменен. Любопытно, что содержащиеся в тексте ноты Холсти призывы не вводить войска и в другие волости Восточной Карелии, чтобы дать местному населению «самоопределиться», Чичерин не счел нужным даже откомментировать.
Но финское правительство начинать переговоры все же не спешило. Как уже говорилось выше, 4 марта финская сторона начала переговоры с Польшей, и в то же время опыталась вступить в переговоры относительно границы в районе Печенги с… Мурманским советом, чем вызвала недоумение в Москве, посоветовавшей Хельсинки идти общепринятым путем, обсуждая такие вопросы с центральными властями, а не с местными. Более того, после ноты Чичерина от 2 марта, в Финляндии была распространена информация, что якобы Москва угрожает вторжением в Финляндию, если та не начнет переговоры в ближайшее время. НКИД пришлось даже специально разъяснять, что РСФСР и Финляндия не заключали никаких договоров относительно Ребол и Поросозера, а потому Советское правительство не считает эти территории финскими, а, следовательно, ни о каком вторжении в Финляндию речи идти не может.
Внутри страны критика правительства, не желавшего начинать мирные переговоры с Россией так же росла. Впрочем, понимая неизбежность такого хода, правительство Веннолы уже начало мероприятия по подготовке к переговорам, правда, весьма специфического характера. В числе первых была создана комиссия для подготовки материалов о финляндских претензиях к России. Непосредственная выработка проекта мирного договора была поручена группе в составе депутата парламента, лидера Коалиционной партии и преподавателя международного права Хельсинского университета Р. Эриха, начальника Генштаба генерала О. Энкеля и начальника торгово-промышленного управления М. Вильянена.
Параллельно Веннола пытался расширить состав кабинета за счет представителей других партий, чтобы разделить «ответственность» за переговоры с ними, но желающих получить министерские портфели у Веннолы не нашлось. В результате, под очевидно надуманным предлогом, в середине марта правительство Веннолы подало в отставку. Новое правительство было сформировано уже 15 марта во главе с вышеупомянутым Рафаэлем Эрихом. Однако замена правительства на позиции Финляндии не отразилась практически никак. Уже в своей программной речи новый премьер затянул старую песню про долг Финляндии по отношению к родственным народам, про Восточную Карелию и Печенгу, получение которые от русских соответствует жизненным интересам страны. Ну и конечно же, о том, что в этот судьбоносный момент Финляндия очень нуждается в поддержке «руководящих держав мира».
Уже 18 марта новое правительство устами оставшегося главой МИД Р. Холсти, обсуждая ситуацию вокруг действий Красной Армии по уничтожению остатков белогвардейских отрядов в районе Поросозерской области, неожиданно начало обвинять советскую сторону в желании проникнуть своими войсками на территорию собственно Финляндии, так же заявило, что вновь напоминает о требовании (!) не вводить войска в другие волости Восточной Карелии. Помимо этого, в ноте сообщалось, что район Печенги был обещан финнам еще в 1864 году императором Александром II, что финны построили там гостиницы и телеграфную линию, а потому требуют не беспокоить находящийся там для охраны финского имущества финский военный отряд.
На следующий день НКИД ответил финнам в том духе, что в соответствии с данными 2 марта обещаниями советское правительство разберется и, если нужно, отдаст войскам, которые в ходе военных действий действительно могли нарушить границы указанной волости, соответствующие распоряжения. Но в тоже время, имея ввиду то обстоятельство, что советские власти согласились не вводить войска на территории, которые считают своими, вновь повторило свое предостережение, что «столь аномальное положение не может долго продолжаться». Что же касается требований по поводу других волостей Восточной Карелии, то, переводя с дипломатического языка на русский, финнам посоветовали не лезть не в свое дело. По вопросу же Печенги финскому руководству было сообщено, что советское правительство вовсе не обязано исполнять обещания, данные «каким-то там» императором, которые царское правительство не посчитало нужным исполнять на протяжении полусотни лет, но обещало рассмотреть имущественные права, вытекающие из постройки финнами гостиниц. Ну а чтобы в Хельсинки знали, что обмануть советское правительство у них не получится, в ноте содержалось крайнее удивление, что требуя от Советской России предварительных уступок и выдвигая «беспримерные по своей неуместности претензии», финское правительство одновременно ведет переговоры с воюющей с Россией Польшей. Но в целом же Москва выражала убеждение, что между РСФСР и Финляндией может быть достигнуто полное соглашение, а все разногласия благополучно разрешены. Финны это послание ответом не удостоили.
В течении 21-22 марта НКИД дал ответ и по поводу действий Красной Армии в районе Поросозера. По мнению советской стороны, финское правительство вело речь именно о Поросозерском приходе, а не всей Поросозерской волости, в связи с чем требования финнов об отводе Красной Армии за границы волости лишены основания. Тем не менее, советское правительство выразило готовность вывести свои части из двух занятых деревень волости и предложило финнам указать, как они видят демаркационной линии на этом участке фронта. Однако при этом было в очередной раз заявлено, что такое положение не может продолжаться бесконечно, а советское правительство не видит стремления Финляндии идти навстречу умеренной позиции России и её миролюбивым действиям.
Вероятно, чтобы наглядно показать Хельсинки, к чему может привести его несговорчивость, 22 марта в дерене Трифоново на берегу Печенгской губы был высажен советский десант, выбивший финский отряд из Печенги, а еще один советский отряд занял деревню Салмиярви к югу от поселка.
Естественно, эти события вызвали взрыв негодования в финском правительстве, и в тот же день Холсти направил в Москву очередную ноту, в которой протестовал «самым решительным образом» и возлагал на советское правительство ответственность «за смерть каждого солдата». Финский МИД требовал немедленно прекратить эти нападения, после чего обещал соизволить ответить-таки на советские ноты от 19 и 22 марта.
Однако грозное послание на Москву не произвело ожидаемого впечатления. 23 марта НКИД в очередной ноте уже откровенно, как бы это сейчас назвали, «троллил» финских коллег, на пальцах разъясняя нелогичность финской позиции и демонстрируя, к чему это может привести. Во-первых, НКИД указал, что нота от 2 марта касалась исключительно Ребольского и Поросозерского приходов, на счет Печенги никто ничего финнам не обещал. Во-вторых, НКИД терпеливо разъяснил финнам, что построенные ими гостиницы не дают им права «вносить изменения в права государственной власти на территории». Ну а дальнейший текст ноты вызывает прямо-таки гордость за молодую советскую дипломатию. НКИД указал на то, что изменение в правах государственной власти на территории может наступить только в результате взаимной договоренности двух государств, но такой договоренности между Россией и Финляндией нет. Далее, поскольку РСФСР признала государственную независимость Финляндии, она вправе рассматривать финские войска на своей территории как иностранные войска, нарушающие суверенитет государства. При этом само же финское правительство еще на приснопамятных переговорах в Берлине летом 1918 года настаивало на том, что Россия и Финляндия находятся в состоянии войны, а до сих пор никакой акт, меняющий положение вещей, заключен не был. Поэтому протесты финских властей по поводу того, что Россия с помощью вооруженных сил выдворяет со своей территории войска страны, находящейся в состоянии войны с ней, не имеют никаких оснований. Иными словами, или вы хотите реальной войны, или прекратите ломать комедию.
Пилюлей, призванной подсластить жёсткий тон ноты, стал намек на то, что по вопросу о Печенге в общем-то можно договориться. Но тут же НКИД еще раз подчеркнул, что если и в этот раз советская нота будет оставлена без внятного ответа, это будет иметь «роковые последствия» и финляндское правительство не сможет потом «пожаловаться на то, что оно не было предупреждено».
Надо заметь, что советские угрозы привели финское правительство в чувство и уже 25 марта оно прислало, наконец, свои предложения относительно демаркационной линии. Линию предлагалось провести по существующим граница Ребольской и Поросозерской волости, кроме того, Финляндия обязалась сохранять существующее положение в районе Печенги на начало месяца (т.е. фактически требовала вывести советские войска) и предлагала создать нейтральную зону между Печенгой и Реболами, идущую с юга на север от границы Ребольской волости до Ледовитого океана. Последним предложением финские власти явно пытались сохранить за сепаратистским «Ухтинским правительством» подконтрольные ему территории Беломорской Карелии и не допустить ввода туда советских войск. Несмотря на это, уже на следующий день НКИД уведомил МИД Финляндии, что советская сторона считает финские предложения вполне приемлемыми, чтобы стать отправной точкой для обсуждения на мирных переговорах. Москва предлагала немедленно начать переговоры военных представителей о полном перемирии.
Конец месяца ознаменовался не только важным сдвигом на пути к заключению мира между РСФСР и Финляндией, но и курьезнейшим эпизодом, как нельзя лучше характеризующим «хитрость» финской дипломатии. 26 марта НКИД обратился к финскому правительству с просьбой пропустить через свою территорию в Европу делегацию в составе 26 советских кооператоров и выделить им для этого закрытый поезд. В тот же день финский МИД заявил, что в условиях войны между странами, такое разрешение стало бы «важной принципиальной уступкой со стороны Финляндии», потребовав в обмен на такое разрешение… вывести советские войска из района Печенги! Несмотря на то, что советская сторона сразу же отказала финнам в этом нелепом требовании, финский МИД еще раз попытался увязать проезд кооператоров с выводом войск из Печенги. В ответ НКИД был вынужден еще раз напомнить своим финским коллегам, что вопрос о Печенге является предметом переговоров, на предложение о которых Финляндия до сих пор ответа не дала.
Лишь после этого, 30 марта МИД Финляндии сообщил в Москву, что в ответ на ноту от 26 марта финское правительство «после зрелого размышления» решило принять это предложение и 10 апреля высылает своих военных делегатов на советско-финскую границу в поселок Раяйоки. Однако вместе с этим финское правительство вновь выдвинуло условием, чтобы из Печенги были выведены советские войска, а финские получили возможность занять там свои прежние позиции. В своем ответе 31 марта Москва выразила удовлетворение по поводу решения финских властей и недоумение по поводу предварительных условий, которые, с советской точки зрения, «должны стать предметом предлагаемых переговоров». Справедливо расценив это предложение как «акт произвола» со стороны Финляндии, НКИД уведомил финскую сторону, что это условие неприемлемо и советская сторона видит себя «в печальной необходимости продолжать военные операции пока мы не получим более удовлетворительного ответа». Чтобы финским властям было понятнее, в 3 часа дня 1 апреля советские части в Салмиярви перешли в наступление, выдворив к 4 апреля противника на территорию Финляндии.
«Уговоры» силой оружия в очередной раз благотворно подействовали на финскую сторону. 3 апреля Холсти прислал очередную пространную ноту, в которой опять пытался обосновать нахождение финнов в районе Печенги, Ребол и Поросозера защитой интересов и имущества Финляндии, но, тем не менее, финское правительство выразило готовность приступить к переговорам в Раяйоки без предварительных условий. Советское правительство выразило недовольство тем, что переговоры должны проходить не в Петрограде, а в Раяйоки, связь с которой была в неудовлетворительном состоянии. Но уже 8 апреля сняло свои возражения, указав лишь, что возможно не все советские представители смогут прибыть к 10 числу и просило сдвинуть начало переговоров на 12 апреля.
Параллельно финские власти пытались заручиться поддержкой стран запада, но тут их ждало полное разочарование, что также оказало серьезное влияние на «сговорчивость» финнов. США прямо заявили финскому посланнику, что поскольку они не могут поддерживать Финляндию деньгами, амуницией или припасами, то и советы давать не могут себе позволить. Да и вообще, такие вопросы независимые страны должны принимать решения сами. Просьба Финляндии «для моральной поддержки» ввести в Финский залив британский или американский флот также была отклонена. Что же касается поддержки требований Финляндии к России, то тут британский МИД выразил «осторожные сомнения», хотя и одобрил переговоры с Польшей как гарантию того, что Советская Россия не выдвинет на переговорах «непомерных требований». В Париже и Риме финские дипломаты тоже поддержки не нашли. На переговоры с Россией Финляндия отправлялась без поддержки «запада» и могла рассчитывать только на себя. Однако, как показали дальнейшие события, аппетитов новоиспеченной республики это обстоятельство не умерило ничуть.