Гуру
Владимир ПОЗНЕР:
«Господи, как тебе не стыдно?»
В Нижнем Новгороде прошла встреча нижегородцев с известным журналистом и общественным деятелем
Фото Ирины Славиной.
Как-то не поворачивается язык назвать Владимира Познера «лицом Первого канала». Для Первого канала Владимир Познер скорее исключение из правил, чем правило, и его программа выходит в эфир ближе к полуночи, когда большинству телезрителей уже не до политики и не до общественных проблем. Между тем и в это сверхнеудобное время Познера смотрели, смотрят и, хочется надеяться, далее смогут смотреть граждане, неравнодушные к судьбе свой Родины. Именно такие люди пришли в книжный магазин на Покровке, где прошла встреча журналиста со своими зрителями, а теперь еще и читателями: вышла книга Владимира Познера «Прощание с иллюзиями»... Нижегородцы смогли задать автору волнующие их вопросы.
О профессии
Среди пришедших на встречу с Познером были ребята из нижегородской школы молодого журналиста: парень с камерой и девушка с микрофоном, очевидно, считающая, что это очень клево - задавать вопросы знаменитым людям.
- С какими иллюзиями должен попрощаться молодой журналист? - задали они свой вопрос.
- Я, наверное, вас огорчу, но я вообще не верю в существование молодых журналистов. Если бы была моя воля, я бы не только вашу школу закрыл, но и все факультеты журналистики. Я считаю, что в журналистику нужно приходить взрослым, понимая, что журналистика - это не профессия, а, скорее, образ жизни с большим долгом. Лучше получить серьезное образование, потому что на журфаках его уже нет. Надо пойти поработать в любую другую профессию, посмотреть на жизнь и понять, почему ты хочешь быть журналистом. А потом иди в специальную школу - к настоящим журналистам, которые в течение примерно трех месяцев или полугода будут тебе доказывать, что ты не умеешь ничего и тебе нечего делать в этой профессии. И если ты это выдержишь, тогда, может быть, ты будешь заниматься журналистикой.
- Вы говорите, что журналист должен быть взрослым... - подхватили тему в группе молодежи. - Разве в юности вы ничего не писали?
- Ну, писал. Рассказы, например. Но это не значит, что я писатель. Это же ерунда! В Интернете во всяких блогах, «Твиттере», «Фейсбуке» люди пишут... Это что, журналисты по-вашему? Люди могут выражать свое мнение, общаться - это замечательно. Но от этого они не становятся журналистами.
- У вас есть должность?
- У меня нет должности - я нигде не трудоустроен. У меня есть профессия. Профессия называется журналист.
- Есть ли сегодня цензура?
- Цензуры нет. Только давайте разберемся, что мы имеем в виду, когда говорим о цензуре. Когда я работал в советское время, была цензура, официальная: называлось это учреждение Гослит. И в каждом журнале, в каждой газете, на радио, телевидении была комната, где сидел цензор. И надо было принести свой материал в эту комнату, и цензор карандашом - синим или красным - подчеркивал, вымарывал, ставил печать, и только после этого материал мог появиться. Это называется цензура. Сегодня ничего подобного нет, но есть, конечно же, негласный контроль. При этом сегодняшняя наша власть исходит из понимания, что чем меньше аудитория у СМИ, тем больше у него свободы: если вы разговариваете с тремя человеками, то говорите что хотите. Но если вы разговариваете с тридцатью миллионами - вот тут совсем другое дело. И поскольку власть контролирует федеральные телевизионные каналы, то она контролирует и ту информацию, которую вы получаете по ним. В этом смысле есть определенная цензура. Есть люди, которых я не могу пригласить в свою программу, прекрасно зная, что с ними ее не выпустят в эфир.
О телевидении
- Почему очень важные передачи показывают только ночью?
- У телевизионного руководства есть убеждение, что серьезные программы смотрит меньшинство граждан, что большинству это неинтересно, что они это смотреть не будут. Им нужны сериалы, «менты», «Пусть говорят»...
- Что вы думаете об общественном телевидении?
- Общественное телевидение существует сегодня в 49 странах. В Европе общественного телевидения нет только в двух государствах: в России и Белоруссии. Такой вот «прекрасный» тандем. Общественное телевидение не зависит от власти и рекламодателей. Это другое телевидение: оно не устремлено на достижение рейтингов, потому что важнее не интерес масс к нему, а качество. В разных странах финансирование его организовано по-разному. Я в числе других работаю над созданием такого телевидения в России. Будет ли общественное телевидение в России, не знаю. Потому что это совершенно другая политика, другой взгляд.
- А как же телеканал «Дождь»?
- Это частное телевидение! «Дождь» принадлежит Наташе Синдеевой, моей приятельнице. И политику этого телевидения определяет Наташа Синдеева. Она может нравиться или не нравиться, но это ее взгляды. Это ее канал, и он нуждается в рекламе.
- Непонятно, кто же будет финансировать общественное телевидение?
- В каждой стране нашли свой способ финансирования. Если вы думаете, что вас заставят платить, - отдыхайте. Вас не заставят платить. Возможно, это будут средства из бюджета, как, например, в Канаде. И государство, финансируя такой канал, не сможет определять его политику, потому что в законе есть статья, при которой процент финансирования не может становиться меньше. Власть не сможет сказать: «Нам не нравится, что вы делаете, поэтому в следующем году денег вам дадим меньше».
- Что ждет регионы с переходом на цифровое вещание?
- Это серьезный вопрос. Большинство телевизоров, которыми мы владеем, не способны принимать цифровое телевидение. В Швеции, например, эту проблему решили так: правительство просто взяло и купило всем гражданам новые телевизоры. В России подобное сделать невозможно: таких денег нет. Есть специальные приставки, но их тоже надо купить. Это довольно серьезная проблема, которая пока что не очень решается. В принципе, она разрешима.
О политике
- Почему вы считаете, что у русских людей нет особого менталитета?
- Я так не считаю. У каждого народа есть свой менталитет: у французов свой, у испанцев свой... Я противник того, чтобы говорили, что русские особые, а все остальные не особые. Я не считаю, что у русских свой особенный путь, а у остальных его нет, и Европа - всего лишь географическое понятие.
- Какая нация, на ваш взгляд, по своему менталитету ближе всего к русским?
- Думаю, что ирландцы: есть у нас общее. И те, и другие подвержены эмоциональным всплескам, после которых - падение и депрессия. Очень любят выпить, подраться. И те, и другие необыкновенно литературно способны.
- Ожидается ли в ближайшее время в России закрытие границ?
- Вообще не люблю предсказывать: через десять лет будет это, еще через десять - то... Думаю, что нет. Я не вижу никаких причин думать, что закроют границы, что мы вернемся в сталинское время. Я не вижу для этого никаких предпосылок. Россия стала частью международного сообщества, мы вступили в ВТО. Мы стали слишком зависимы от мира, чтобы отрезать себя от него. Время железного занавеса ушло. Оно в какой-то степени есть в Северной Корее, но мы, к счастью, не Северная Корея.
- У нас по всем каналам говорят, что власть делает все, чтобы победить коррупцию. Но другими своими действиями показывает, что ничего не меняется. Как вы считаете, что должны сделать граждане, чтобы в нашей стране стало жить все-таки легче?
- Прежде всего не нужно самому принимать в этом участие. Допустим, вы едете на машине, нарушаете правила, вас останавливает полицейский. Что мы делаем? Мы предлагаем. При этом он еще ничего не попросил. Разве это не коррупция? Дальше. Мы куда-то приходим, хотим чего-то получить. Нам намекают, что надо заплатить... Не надо давать! Меня спросят, ну а как же получить? Повторяю: не надо давать.
О личном
- Есть ли в вашей жизни что-то, что вы еще не сделали, но в ближайшее время хотели бы сделать?
- Таких вещей очень много. Я бы хотел научиться играть на гитаре, очень бы хотел. Но некогда совершенно! Очень бы хотел выучить японский язык.
- Что для вас любовь?
- Если говорить не только о любви мужчины к женщине, но и, например, о любви отца к детям... Я лично не понимаю, как можно без этого жить. Если бы меня спросили, счастлив ли я, то я бы ответил: «Да». И частью этого счастья была бы именно любовь.
- Каждый раз, завершая программу, вы своего героя спрашиваете, что бы он сказал, увидев Господа... Что бы вы сказали?
- Это вопрос писателя Пруста, который я задаю, будучи сам атеистом. Ответы бывают разные, иногда очень смешные. Я человек неверующий, но уж коль меня спросили, я отвечу. Если бы я увидел Господа, я бы спросил его: «Господи, как тебе не стыдно?» Если бог есть, и если он всезнающий, как утверждается, и если он за все в ответе, то я хочу спросить: «Почему умирают от голода дети? Почему падает самолет с командой «Локомотив»? Почему столько несправедливости на свете? Почему цунами уносит жизни сотен тысяч людей? Это все Вы? Если Вы, то как Вам не стыдно?»