Некоторые мысли по поводу т.н. «еврейских погромов»
Максим Размолодин, Русская народная линия
Воинство Святого Георгия / 28.04.2012
http://ruskline.ru/analitika/2012/04/28/nekotorye_mysli_po_povodu_tn_evrejskih_pogromov
Часть I …
Черная сотня получила широкую известность благодаря массовым контрреволюционным и антиеврейским выступлениям, прокатившимся по Российской империи в октябре 1905 г. До сих пор сюжеты, связанные с погромной темой, остаются дискуссионными как в научной литературе, так и в публицистической. Дореволюционные либеральные и советские исследователи данной темы утверждали, что террор и массовые убийства являлись одним из основных средств тактической деятельности крайне правых при реализации программных установок их союзов. Фокусирование внимания на черносотенном терроре, одной из форм которого выступали погромы, давало основание ставить знак равенства между правомонархистами и фашистами[i]. За рамками рассмотрения оставалась разность идейных основ двух течений. Если крайне правый антисемитизм, уходивший корнями в глубь веков, носил религиозный характер, ставя целью защиту христианской и национальной традиции в сфере борьбы идей, то фашистский антисемитизм опирался на псевдонаучные расистские теории, обосновывавшие геноцид расово неполноценных народов.
Верно ли приписывать консервативному по своему идейному содержанию правомонархическому движению насильственную практику решения еврейского вопроса, присущего фашизму?
В исторических исследованиях и публикациях, посвященных средневековому антисемитизму, традиционно выделялись и дифференцированно анализировались три составных элемента христианского общества, являвшихся источником гонений еврейской общины: государство, церковь и простой народ (толпа)[ii]. Либеральная и советская историография была неоригинальна, обвинив в инспирации погромов самодержавие и его репрессивный аппарат, консервативную часть православного духовенства и руководствовавшиеся разрушительными инстинктами отсталые и темные массы. По мнению дореволюционных авторов В.О. Левицкого[iii], В.И. Ленина[iv], Е. Маевского[v], контрреволюционные и антиеврейские выступления в октябре 1905 г. были организованы российскими властями и реализованы под их покровительством черносотенцами.
Начиная с середины 20-х гг. XX в. данная точка зрения стала общепризнанной и в советской историографии, в которой погромы трактовались как реакция властей на революционный напор, использовавших недовольство некоторой части российского общества ухудшением социально-экономической ситуации в стране в результате революции[vi]. Позднее советская историография (В.В. Комин, Л.М. Спирин, А.Я. Аврех[vii]) давала погромному движению классовую оценку, утверждая причастность к организации насилий властей и правомонархических структур[viii]. Более подробный анализ трудов авторов указанных периодов дан в историографической работе Д.В. Карпухина ««Черная сотня». Вехи осмысления в России»[ix].
Исходя из имеющихся в исторических исследованиях указаний на причастность к контрреволюционным выступлениям властей, РПЦ и правомонархических организаций, попытаемся рассмотреть их роль в трагических событиях в октябре 1905 г.
1. Власть как организатор контрреволюционных и антиеврейских выступлений. Данная точка зрения имеет ряд слабых мест по следующим соображениям. Во-первых, отсутствие документальных материалов в федеральных и местных архивах о причастности к погромам центральных и местных властей ставит версию об их руководящей роли под сомнение. Участие правительственных структур в организации кровавых бесчинств требовало длительной подготовки и тщательной организации исполнительного аппарата на местах. Однако архивные документы, равно как и мемуарные свидетельства царских сановников, на этот счет отсутствуют. Даже представители либерального крыла правительства, разоблачившие в послереволюционный эмигрантский период многие тайные происки своих консервативных коллег, не оставили никаких намеков. Все сведения о причастности властей к погромам исходят только из либерального и революционного лагерей. Данные обстоятельства привели С.А. Степанова к выводу о том, что «в распоряжении исследователей пока нет данных о существовании единого центра, руководившего погромами»[x].
Не находит своего документального подтверждения и якобы имевшая место связь властей с непосредственными исполнителями погромов. Наоборот, всесильный сановник граф С.Ю. Витте, управлявший Россией в кровавые октябрьские дни 1905 г., высказывал крайне негативное отношение к «погромной» черной сотне: «Эта партия в основе своей патриотична... Но она патриотична стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях. Большинство ее вожаков политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы… Она, представляя собой дикий, нигилистический патриотизм, питаемый ложью, клеветою и обманом, и есть партия дикого и трусливого отчаяния, но не содержит в себе мужественного и прозорливого созидания…»[xi].
Вышеуказанные строки вряд ли могли принадлежать человеку, который как председатель Совета министров должен был принимать непосредственное участие в подготовке «кровавой бани». Кстати, той же монетой платили С.Ю. Витте и крайне правые, характеризуя его как «жидовского ставленника», непосредственно причастного к революционной вспышке 1905 г. В частности, орган Ярославского отдела СРН (далее ЯО СРН) газета «Русский народ» утверждал, что бывший премьер-министр в молодости был завербован «Всемирным еврейским кагалом», который выдвинул его на политическую арену и помогал в продвижении по служебной лестнице с «целью бесчестия России»[xii]. В вину Витте ставилось и то, что он женился на еврейке, отец которой был ветхозаветным талмудистом, не признававшим православия[xiii].
Со своей стороны, лидеры Союза русского народа открещивались от навязанной им противниками роли орудия правительства в наиболее «неприятных» вещах: «Обвиняют Союз в том, что он «прислуживает» правительству, между тем он не правительственная партия...»[xiv].
Во-вторых, передача функций решения внутренних проблем в третьи руки была несвойственна самодержавной монархии, пытавшейся самостоятельно контролировать все происходящие в обществе процессы. По этой причине организация погромов «сверху» противоречила природе идеократического государства, для которого в принципе неприемлемо использование «неформальных» организаций (т.н. организаций прикрытия) для насилия против политических противников. С.В. Лебедев утверждал, что даже в критической обстановке правительственные органы не пытались опираться на лояльные властям общественные группы, продолжая делать ставку на подавление революционных выступлений силами правоохранительных структур[xv]. Исследователем приводится ответ премьер-министра С.Ю. Витте на предложение одного из предводителей дворянства создавать на местах органы порядка из верноподданных сил: «Ну, знаете! Довольно мне ваших общественных сил! У меня на местах имеются свои верные агенты - исправники, становые и прочие чины полиции. Поверьте, их совершенно достаточно, чтобы провести в жизнь все свои указы и распоряжения»[xvi].
Допустить массовые убийства не мог и русский император в силу религиозного склада личности, о чем свидетельствовала его негативная реакция на предложения правых использовать «Протоколы сионских мудрецов» для антиеврейской пропаганды. Николай II отказался санкционировать чисто пропагандистскую операцию[xvii], поэтому сомнительна его поддержка предложения пролить кровь тысяч подданных.
В-третьих, погромы происходили не из-за участия властей в их инспирировании, а из-за их самоустранения от выполнения государственных функций. Об этом свидетельствуют многочисленные мемуарные и документальные свидетельства представителей органов власти и царских сановников. Подготовленный в условиях строгой секретности Манифест был неожиданностью для местных властей. Резкая смена правительственного курса ошеломила губернаторов и полицмейстеров, которые оказались в полном замешательстве: разгонять ли митинги и демонстрации войсками и полицией, как это было ранее, или предоставить общественности (как левой, так и правой) полную свободу действий, как того требовал Манифест. В частности, 18 октября 1905 г. ярославский губернатор Рогович в панике запрашивал у Министерства внутренних дел разъяснений: «Остается ли в силе за изданием Манифеста 17 октября высочайший указ сенату от 12 октября о порядке устройства народных собраний» и «будут ли особые распоряжения о снятии цезуры с подцензурных изданий или надо считать ее отмененной»[xviii]. Ответ на запросы пришел только 20 октября и состоял из одной строки «Указ 12 октября… остается в силе»[xix], что свидетельствует о замешательстве и центральных властей. Данное обстоятельство неудивительно ввиду того, что и сам министр внутренних дел узнал о Манифесте «одновременно с прочими столичными обывателями»[xx]. Общее состояние администрации выразил опытный сановник К.П. Победоносцев в письме от 1 декабря 1905 г.: «Власти нет никакой!»[xxi].
Результатом «шокирующего» Манифеста, по мнению С.А. Степанова, стало «умышленное самоустранение» администрации на местах по отношению к последующим кровавым событиям, в том числе погромам[xxii]. Так например, уже вечером 18 октября Ярославский губернатор Рогович написал Министру внутренних дел Булыгину прошение об увольнении его с должности ярославского губернатора, мотивируя это тем, что он «совершенно непригоден оставаться на службе при наступивших обстоятельствах». В прошении Рогович признавался: «...представляя твердь сложившихся, строго консервативных взглядов, я в 47 лет не могу переделать и... исполнять эту должность я мог успешно до тех пор, пока мои обязанности оставались в согласии с моими политическими убеждениями»[xxiii].
Позицию невмешательства в происходившие после получения известий о Манифесте и объявленных свободах события занял и костромской губернатор. Многочисленные свидетели констатировали полную растерянность и пассивное отношение к столкновениям революционных манифестантов с традиционалистами чинов местной администрации, полиции и казаков. Отмечалось также, что костромская администрация не приняла никаких мер к разгону как революционных манифестаций, так и усмирению «расходившейся черни» и защите жертв. Батальон пехоты, полусотня казаков участвовали в качестве зрителей, а полиция в качестве «неискусных санитаров»[xxiv].
После столкновений революционных манифестаций и патриотических шествий паралич властных и силовых структур заставлял общественность браться за наведение порядка самостоятельно. В частности, по постановлению Ярославской городской думы 21 октября 1905 г. в городе начала создаваться общественная милиция, численностью 900 человек[xxv], костяк организации составили члены вольнопожарного общества, общества хоругвеносцев, любителей охоты, «лучшие из рабочих и ремесленников»[xxvi].
Архивные документы свидетельствуют, что именно самоустранение и бездействие губернских властей на фоне антиправительственных выступлений вызывали у традиционалистской части населения желание самостоятельно навести порядок на улицах городов и сел. Ростовский уездный исправник изложил в своем рапорте рассуждения крестьян, принявших участие в разгоне революционных манифестаций: «Все забастовщики - революционеры. Они приносят вред всему русскому народу, потому что Царь дал народу много льгот и скоро даст землю. Власти бездействуют, ибо не арестовывают забастовщиков, значит власти... служат революционерам... и потому народ-крестьяне сами должны помочь Царю и своей силой заставить забастовки прекратить и не допускать никаких митингов в городах, где все говорят против Царя»[xxvii].
Вероятно, что оказавшись в полной политической изоляции, администрации на местах пытались использовать последовавшие вслед за изданием Манифеста верноподданнические демонстрациями для нейтрализации революционных беспорядков. В частности, в Ярославле антиправительственное шествие остановил губернатор Рогович, который потребовал убрать красный флаг и разойтись [xxviii]. Когда студенты пожаловались ему на действия участников верноподданнической демонстрации, пытавшейся помешать их движению, Рогович закричал: «Мало вас бьют!.. Мерзавцам так и нужно... Если будете ходить с флагами, вас будут еще бить. Я разгромлю вашу партию, а не черносотенцев»[xxix]. В ответ на это из толпы демонстрантов раздался выстрел, направленный в губернатора, но ранивший участника патриотического шествия торговца Жаворонкова[xxx]. Губернатор приказал разогнать демонстрацию. Казаки и примкнувшие к ним участники патриотического шествия начали «всеобщее избиение»[xxxi].
В-четвертых, участие властей в организации погромов было маловероятно ввиду неодобрительного к ним отношения реформаторского крыла правительства, нанесшего сокрушительный удар по идеократической сущности царского самодержавия посредством Манифеста 17 октября и учреждения ограничившей власть царя Государственной Думы. В реальности для господствовавшей «космополитической» части бюрократии, среди которой были лица, сочувствовавшие либеральной оппозиции, погромщики и революционные демонстранты одинаково воспринимались как нарушители порядка[xxxii]. Власти жестоко расправлялись и с теми, и с другими. Участникам погромов достаточно часто приходилось ощущать на собственных спинах удары казацких нагаек [xxxiii].
Правительственный аппарат был заинтересован в стабилизации общественно-политической обстановки и укреплении общественного порядка в стране: «буйства толпы» могли накалить атмосферу и вызвать негативную реакцию из-за рубежа. Основополагающей линией власти и в XIX, и в начале XX вв. было жесткое подавление любых попыток «возбуждения одной части населения против другой». Данная политика была унаследована и председателем Совета министров П.А. Столыпиным, который в разосланной в феврале 1907 г. телеграмме требовал от губернаторов: «Ввиду полученных сведений, что на 14 февраля ожидаются будто бы повсеместно еврейские погромы, прошу принять самые решительные меры к предупреждению всякой возможности осуществления сего»[xxxiv]. Другой циркуляр главы правительства от 26 сентября 1907 г. рекомендовал губернаторам применять к черносотенным вождям на местах «меры нравственного влияния»: «внушать им, что правительство ищет в них безусловно лояльной поддержки и потому отнесется враждебно ко всяким начинаниям этих кружков, заключающих в себе элементы… вражды, террористические предприятия и т. п. ...принимать все меры к организации и дисциплинированию таких групп путем примирения их на почве устранения программных крайностей. При этом нельзя не отметить, что раздававшиеся уже голоса о необходимости вооружения за казенный счет... не должны встречать сочувствия»[xxxv].
Несмотря на отсутствие прямых сведений о причастности к погромам властей, снимать ответственность с правительственного аппарата за происходившее на просторах Российской империи нельзя. Данное обстоятельство понимали и правомонархисты, присоединившиеся к либеральному и революционному лагерям в критике административных структур за произошедшую трагедию. В вину «космополитической» бюрократии ставилось то, что при разделах Польши в XVIII в., приведших к включению в состав Российской империи территорий со значительным количеством еврейского населения, она оказалась неспособной спрогнозировать возможные последствия соприкосновения столь разных по религиозной традиции и ментальности народов. В адрес бюрократического аппарата бросался упрек об игнорировании исторического опыта, свидетельствовавшего, что отсутствие защитных механизмов повсеместно приводило к кровавым бесчинствам. «Русское знамя» писало, что король Лешек в IX в. разрешил евреям жить в Польше и тем заложил основы для будущих погромов. В Испании король Петр Жестокий благоволил евреям, «народ стонал под игом их, - и устраивал многократные погромы, пока не выгнал их совсем». Не избежали той же участи Франция, Португалия, Германия, Италия, Швейцария и Австрия - везде правительства допускали евреев, а через «десятки и сотни лет случалось одно несчастье - наступали смуты и погромы»[xxxvi].
По мнению крайне правых, благоприятную почву для погромов формировала коррупция власти. Монархисты указывали, что погромы встречались там, где евреи сумели развратить администрацию подкупами и взятками в стремлении поставить себя в более выгодное по сравнению с коренным населением положение. Именно попустительство евреям внука Ярослава Мудрого - Святополка II Изяславовича (1093-1113) привело к еврейскому погрому в Киеве после его смерти: «вельми сребролюбив… жидам многие пред христианы вольности дал, чрез что многие христиане торгу и ремесел лишились». Жители города обратились к новому правителю - Владимиру Мономаху с просьбой найти «управу на жидов» в связи с массовым разорением коренного населения. 1124 год, когда на созванном Владимиром Мономахом общем совете князей было принято решение об изгнании евреев, стал для черносотенцев точкой отсчета истории антисемитизма в России. Выселение евреев, ставшее примером «мудрого» решения еврейского вопроса, по заявлению газеты «Русское знамя» на долгие годы внесло социальную гармонию в общество[xxxvii].
С другой стороны, крайне правые обвиняли власть в том, что она отказывалась делать правильные выводы о причинах имевших место в России в XIX в. и в других странах погромов, игнорируя корень бед и возлагая вину только на их участников. «Администрации и в голову не приходило, что виновен в погромах не народ, вынужденный реагировать на паразитство пришельцев, а она сама, благодаря попустительству и халатности по отношению к интересам своего народа», - писало «Русское знамя»[xxxviii]. Крайне правые возмущались: «По слабости ли, по алчности ли, по беспечности или умственной слепоте, они допускали в страну это мировое несчастие - евреев. А потом заявляли еще народу, что виновники погромов будут караться»[xxxix].
2. РПЦ как организатор контрреволюционных и антиеврейских выступлений. Как указывает в своем исследовании по проблемам христианского антисемитизма Ю. Табак[xl], существенным отличием антисемитской политики в христианских странах являлась значительно меньшая роль Русской Православной церкви в инспирации антиеврейских настроений в сравнении с Православной церковью Византии, Римско-католической церковью раннего и позднего Средневековья и протестантскими деноминациями Западной Европы. По мнению Ю. Табака, РПЦ не могла выступать гонителем евреев в силу своего подчиненного государству положения как Ведомства православного исповедания. Даже в досинодальный период, когда церковь сохраняла относительную самостоятельность, в решениях высших органов церковной власти (постановления поместных и архиерейских соборов, указы патриарха и т.д.) антиеврейская политика официально ею не декларировалась и не инициировалась. Все антисемитские решения, в т.ч. и касающиеся сугубо религиозных вопросов, в эпоху патриаршего правления и в синодальный период принимались государственными органами управления в лице великих князей, царей, императоров, правительственных комитетов и министерств. Ю. Табак указывает, что РПЦ можно критиковать за отсутствие шагов в защиту гонимых евреев (в силу полной подчиненности государству в синодальный период), но целенаправленная антиеврейская политика ей присуща не была в силу отсутствия в церкви теологического обоснования для массовых насилий[xli].
В начале XX в. Синод не заявлял своей официальной позиции по вопросам антисемитизма, поэтому формирование отношения к евреям было отдано на откуп самим иерархам. В результате этого священство и верующие разделились на две основные группы. С одной стороны, в церкви оставались сильны позиции консервативных священников, активная политическая деятельность которых вызывала на «верху» раздражение. Приобретший широкую известность в России своим участием в деятельности Союза русского народа иеромонах Иллиодор не только не сделал головокружительной карьеры, но и подвергался преследованиям со стороны вышестоящих «отцов»[xlii]. Отсутствуют и документальные данные об участии в массовых насилиях представителей православного духовенства (за крайне редким исключением).
С другой стороны, в начале XX в. сформировалась достаточно влиятельная группа священнослужителей, являвшаяся поборниками обновления церковной жизни, решительно осуждавшая антисемитизм и принимавшая активное участие в политической жизни. В церкви как и во всем обществе намечался глобальный раскол. В революционные годы во многих городах империи (например, в Ярославле и Костроме) именно семинаристы становились в первых рядах демонстраций с красными флагами[xliii].
В целом с некоторыми оговорками можно сказать, что Русская Православная церковь в предреволюционные десятилетия не выступала с четкой позицией по еврейской проблематике. Отсутствие консолидации в церковных кругах в вопросе об отношении к евреям и их роли в русской политике подрывало базу для формирования единого внутрицерковного антисемитского фронта. Об этом открыто заявляла черносотенная пресса: «…при нынешнем общем жидонезнании, жидонепротивлении и невмешательстве она (РПЦ. - М. Р.) не берется показать той сплоченности, чтобы этим помочь царю спасти Русь»[xliv]. Именно в результате внутреннего «семейного разлада», по мнению черной сотни, церковь упустила возможность выступить с осуждением как революции 1905 года, так и факта участия в ней евреев[xlv].
3. Правомонархические организации как организаторы контрреволюционных выступлений и еврейских погромов. Проблема участия крайне правых союзов в организации октябрьских погромов 1905 г. до сих пор остается дискуссионной. В советской и западной историографии традиционно проводилась прямая связь между погромами и правомонархическими союзами.
На современном этапе сформулировано несколько концептуальных подходов к данной проблеме, подробно проанализированных в историографической работе Д.В. Карпухина ««Черная сотня». Вехи осмысления в России»[xlvi]. Сторонники первой точки зрения (А.И. Стеценко, А.П. Толочко, Р.Ш. Ганелин) разделили точку зрения советской историографии позднего периода о том, что погромы были осуществлены черносотенцами при организующей роли властей [xlvii]. В частности, А.П. Толочко утверждал, что погромы дали толчок для организационного объединения имевшихся в регионах сторонников помещичье-монархической идеологии[xlviii]. Той же точки зрения придерживается и Е.Л. Бузмаков указывавший, что, несмотря на отсутствие на местах правых партий, устроители массовых насилий по своим идейным взглядам являлись черносотенцами[xlix]. С.В. Лавриков считает, что в некоторых регионах страны на момент погромов уже функционировали находившиеся в стадии формирования структуры крайне правых, которые и стали движущей силой массовых насилий[l]. После октябрьских бесчинств они организуются в правомонархические союзы, что и дает основание вышеуказанным исследователям утверждать «черносотенный» характер погромов.
Сторонники второй точки зрения (С.А. Степанов, А.Е. Язынин, М.В. Станкова), применив многофакторный подход и проанализировав экономические, социальные и психоментальные факторы, пришли к выводу о недостаточности сведений, указывавших на прямую причастность к организации массовых насилий царских властей и правомонархических организаций [li].
Несмотря на господствующую точку зрения, в работах А.В. Лебедева, И.В. Омельянчука и др. оспаривается устоявшееся мнение о «черносотенном» характере погромов, т.к. на момент октябрьских погромов 1905 г. правомонархические союзы в большинстве своем не существовали и не имели возможностей для мобилизации масс на антиреволюционные выступления[lii]. Ю.И. Кирьянов указывал, что отправной точкой массового проявления черной сотни на политической арене является Манифест 17 октября 1905 г.: «Хронологические рамки деятельности названных правых партий в России достаточно ясны. Начальная грань - это время образования всероссийской организации СРН непосредственно после издания Манифеста 17 октября 1905 г.»[liii].
...
Библиографические ссылки:
[i] Любош С.Б. Русский фашист Владимир Пуришкевич. Л., 1925. С. 11.
[ii] См.: Табак Ю. Отношение Русской Православной Церкви к евреям: история и современность // Диа-Логос 1998-99. М., 1999.
[iii] Левицкий В.О. Правые партии // Общественное движение в России в начале XX в. Т. 3. СПб., 1914. С. 347-469.
[iv] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 333; Т. 14. С. 109, 132; Т. 12. С. 56-57; Т. 10. С. 360; Т. 11. С. 189-190.
[v] Маевский Е. Общая картина движения // Общественное движение в России в начале XX века. Т. 2. СПб., 1910. Вып. 1. С. 34-184.
[vi] Дубнов С.М. Погромные эпохи (1881-1916) // Материалы для истории антиеврейских погромов в России. Пг., 1919. Т. 1. С. IX-XV; Хейфец И.Я. Мировая реакция и еврейские погромы. Б. м., 1925. Т. 1. С.3-14; Красный-Адмони Г. Старый режим и погромы // Материалы для истории антиеврейских погромов в России. Пг., 1919. Т. 1. С. XVI-XXXII.
[vii] Комин В.В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий России: Курс лекций. Калинин, 1970; Он же. Банкротство буржуазных и мелкобуржуазных политических партий России. М., 1965; Спирин Л.М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (нач. ХХ в.-1920 г.). М., 1977; Аврех А.Я. Царизм и IV Дума (1912-1914 гг.). М., 1981; Он же. Столыпин и Третья Дума. М., 1968; Дякин В.С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 годах. Л., 1978.
[viii] Комин В.В. Указ. соч.; Спирин Л.М. Указ. соч.; Аврех А.Я. Царизм и IV Дума 1912-1914 гг.
[ix] Карпухин Д.В. «Черная сотня». Вехи осмысления в России. М., 2009. С. 197-214.
[x] Степанов С.А. Черная сотня. М., 2005. С. 96-97.
[xi] Витте С.Ю. Воспоминания. Т.I-III. Царствование Николая II. М.-Пг., 1923. Т.1. С. 223.
[xii] Русский народ. 1908. 17 января.
[xiii] Там же. 1909. 5 февраля.
[xiv] Земщина. 1911. 26 апреля.
[xv] Лебедев С.В. Слово и дело национальной России. Очерки истории русского патриотического движения. М., 2007. С. 122.
[xvi] Там же. С. 122.
[xvii] Бурцев В. Л. Протоколы сионских мудрецов. Доказанный подлог. Париж, 1938. С. 107.
[xviii] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 9. Д. 239. Л. 74.
[xix] Там же. Л. 77.
[xx] Степанов С.А. Черная сотня. С. 70.
[xxi] «Мать мою, родимую Россию, уродуют». Письма К. П. Победоносцева С. Д. Шереметеву // Источник. 1996. №6. С. 12.
[xxii] Степанов С.А. Черная сотня в России. 1905 - 1914 гг. М., 1992. С. 71.
[xxiii] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 9. Д. 239. Л. 97.
[xxiv] Конокоткин А. Черносотенное движение в Костромской губ. // 1905 год в Костроме: Сб. статей. Кострома, 1926. С. 150.
[xxv] ГАЯО. Ф. 509. Оп. 4. Д. 84. Л. 57.
[xxvi] Там же. Л. 57-58.
[xxvii] Там же. Ф. 73. Оп. 4. Д. 4496. Л. 48.
[xxviii] Русский народ. 1910. 14 января.
[xxix] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 4. Д. 4498. Л. 240-241 (из свидетельских показаний по делу о погромах в Ярославле в 1905 г.).
[xxx] Русский народ. 1910. 14 января.
[xxxi] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 4. Д. 4498. Л. 240.
[xxxii] Лебедев С.В. Слово и дело национальной России. С. 122.
[xxxiii] Лебедев С.В. Слово и дело национальной России. С. 103, 123.
[xxxiv] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 9. Д. 267(2). Л. 33.
[xxxv] Там же. Оп. 4. Д. 4507. Л. 12.
[xxxvi] Русское знамя. 1907. 15 апреля.
[xxxvii] Там же.
[xxxviii] Там же.
[xxxix] Там же.
[xl] См.: Табак Ю. Указ. соч. // Диа-Логос 1998-99. М., 1999.
[xli] Там же.
[xlii] Размолодин М.Л. Черносотенные организации губерний Верхнего Поволжья в 1905-1914 гг. (на материалах Ярославской, Костромской и Владимирской губерний). Ярославль, 2001. С. 71-74.
[xliii] Там же. С. 20, 23.
[xliv] Русское знамя. 1913. 13 июня.
[xlv] Там же.
[xlvi] Карпухин Д.В. Указ. соч. С. 214-231.
[xlvii] Стеценко А.И. Черносотенцы Поволжья в 1905-1907 гг. Дис. …канд. ист. наук. Ульяновск, 2002. С. 43; Толочко А.П. Хроника черносотенно-монархического движения в Сибири. 1905-февр. 1917 г. // Материалы к хронике общественного движения в Сибири в 1895-1917 гг. Томск, 1994. С. 25; Ганелин Р.Ш. Черносотенные организации, политическая полиция и государственная власть в царской России // Национальная правая прежде и теперь. Историко-социологические очерки. Ч. 1. Россия и русское зарубежье. СПб., 1992. С. 94.
[xlviii] Толочко А.П. Хроника черносотенно-монархического движения в Сибири. 1905 - февраль 1917 г. // Материалы к хронике общественного движения в Сибири в 1895-1917 гг. Томск, 1994. C. 45.
[xlix] Бузмаков Е.Л. Образование и основные направления деятельности правомонархических организаций в Западной Сибири // Социокультурные исследования. 1997. С. 79.
[l] Лавриков С.В. Правомонархическое движение в Тверской губернии (1905-1915 гг.). Дис. …канд. ист. наук. Тверь, 1996. С. 55.
[li] Степанов С.А. Черная сотня в России. С. 52; Станкова М.В. Черносотенно-монархическое движение в Западной Сибири в 1905-1917 гг. Дис. …канд. ист. наук. Омск, 1999. С. 54-56; Язынин А.Е. Возникновение черносотенно-монархических организаций Западной Сибири и их противоборство с политическими противниками (1905-1914). Дис. …канд. ист. наук. Омск, 2005. С. 15.
[lii] Лебедев С.В. Слово и дело национальной России. С. 123; Омельянчук И.В. Черносотенное движение в Российской империи (1901-1914 гг.): автореф. дис. … докт. ист. наук. Воронеж, 2006. С. 40; и др.
[liii] Кирьянов Ю.И. Предисловие // Правые партии. 1905-1917: Документы и материалы. Т. 1. Л. 16.
[liv] Северный край. 1905. 8 декабря.
[lv] Размолодин М.Л. Указ. соч. С. 39-40.
[lvi] Лебедев С.В. Слово и дело национальной России. С. 123; Омельянчук И.В. Черносотенное движение…: автореф. дис. … докт. ист. наук. С. 40; Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. С. 350; и др.
[lvii] Омельянчук И.В. Черносотенное движение в Российской империи (1901 - 1914). Киев, 2006. С. 102.
[lviii] Обнинский В.П. Новый строй. М., 1909. С. 8.
[lix] Земщина. 1911. 26 апреля.
[lx] Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 1. С. 223.
[lxi] Омельянчук И.В. Черносотенное движение…: автореф. дис. … докт. ист. наук. С. 40.
[lxii] Русское знамя. 1911. 1 мая.
[lxiii] Там же. 1907. 15 мая.
[lxiv] Там же. 1911. 1 мая.
[lxv] ГАРФ. Ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 655.
[lxvi] Русское знамя. 1913. 13 июня.
[lxvii] ГАРФ. Ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 675-676.
[lxviii] Цит.по: Степанов А. Черносотенцы и их борьба с беззаконием и смутой. Альманах «Православие или смерть» // http://rusk.ru/Press/Almanac/index.htm.
[lxix] ГАРФ. Ф.102. 4 д-во. 1905. Д. 999. Ч. 39. Т. IV. Л. 50-51.
[lxx] Русская правда. 1910. 18 марта.
[lxxi] Русский народ. 1910. 10 января.
[lxxii] Русское знамя. 1907. 5 июля.
[lxxiii] Там же. 1909. 10 апреля.
[lxxiv] Там же. 1913. 13 июня.