Как я пришел к Лермонтову
Каждый лермонтовед шел к Лермонтову своим путем. Лично я к нему как «объекту исследования» пришел совсем не так, как Юрий Тынянов или Ираклий Андроников. Я сначала узнал о родстве поэта с гдовским помещиками через дружиноведение, через работу Н.Б. Алдониной[1] «А.В. Дружинин (1824 - 1864). Малоизученные проблемы жизни и творчества». - Она представляла из себя внушительный том нестандартного формата А4.
Сегодня в 2016 г. эта работа вышла уже вторым изданием, тиражом в 100 экз., и вышла как бы с моей поправкой о Сижно, и все. Об этом мне сообщила автор ее, которая фактически сделала в книге правку самостоятельно.
В свое время, приехав в Сланцы из Москвы, а потом, проезжая транзитом через Псков обратно, я неожиданно был приглашен руководством Краеведческого сектора Псковской научной библиотеки в Гдов на т.н. «Чудские чтения». Складывалась парадоксальная ситуация, когда я, двигаясь в стольный град Москву, вопреки логике, направился в обратную сторону, в сторону Гдова, который я люблю за историческую экзотику.
Там любят, кстати, устанавливать дикие памятники, Фабрициусу, Коновницыну, напр. Куда в этом случае смотрит культура, депутаты, власть и целый Союз художников, с которым я был знаком лично в лице Александра Шершнева?
Микроавтобус с представительной псковской делегацией краеведов, в которой, естественно, были и Медников, и Левин, подхватил меня возле ц. Варлаама Хутынского, на Леона Поземского, там, где жили в старинном двухэтажном доме мои родственники по линии матери. Я быстро со всеми перезнакомился, поскольку всегда был контактным человеком.
На чтениях я неожиданно для себя узнал, что на них в предыдущем году делала доклад по интересующей меня теме Дружинина m-lle Тернавская. Я узнал, что эту исследовательницу зовут Еленой, и что у нее есть мобильный телефон. - Я тот телефон, естественно, раздобыл, и мы встретились с нею на улице, у кинотеатра, который находится бл. краеведческой библиотеки им. Василева[2]. - Там мне в то время наливали чай, и вообще хорошо принимали.
Елена, как оказалось, работала в ближайшем пригороде Пскова, в том как раз месте, где работал мой троюродный брат, который от лица Псковского областного собрания курирует сегодня Гдовский район. Это как раз к тому вопросу, что «Мир тесен».
Не только «дворяне все родня друг другу». Потомки крестьян тоже по факту занимаются тем же самым делом. Они тоже роднятся между собой, и делают это довольно-таки успешно. Сегодня он мобильны и некоторые даже успешны. Все в этом мире смешалось, как в свое время смешалось все в т.н. «Доме Облонских».
Толстой, кстати, смолоду «блудил» с Дружинным, а после не писал ему вовсе. Все потому, что тот подбивал классиков на чернокнижие и писание срамных стихов, которые сегодня называют стыдливо «Стихи не для дам».
Один Лонгинов чего стоит, которому «Послание» «в складчину» писали в дружининском имении Тургенев, Некрасов и сам Дружинин. - Об этом как бы «стыдливо» умалчивает дружиноведение.
Были грехи молодости на этот счет и у Лермонтова, а потому многие считали его в свое время «автором неприличной поэзии», которая, естественно, ходила в списках.
Тернавская[3], которая, кстати, сегодня у меня в друзьях в сети «Контакт», принесла на встречу огромную книгу Алдониной и даже дала мне ее на несколько дней для ознакомления и пересъемки. Я сделал это с помощью фотоаппарата, который всегда был у меня в моем путешествии.
Впоследствии, уже в Горках, где я жил тогда, я понял, что распознавание несколько сотен страниц алдонинского текста будет для меня технической проблемой, несмотря даже на мой опыт в деле распознавания и корректуры текстов вообще.
Надо сказать, что за годы краеведческих занятий, я отсканировал, «распознал» и вычитал много знаковых текстов истории. Мне за это никто даже спасибо не сказал. В этом случае мною двигало всегда безотчетное чувство просветителя. Я был для Сланцев, как Кирилл и Мефодий «в одном флаконе», эдакий «просветитель» ХХ-го, а теперь уже и ХХI-го века.
Я понял, что мне надо искать реальный выход на Алдонину, поскольку текстов книги в сети не было, а специализированные сайты предлагали, единственно, купить ее диссертацию, которая так же касалась жизни и деятельности Дружинина.
«Ничтоже сумняшеся», я стал мониторить инет, в надежде найти связующую ниточку с автором монографии, и, представьте себе, - мне повезло. Я обнаружил в сети адрес Алдониной и сразу послал ей корреспонденцию. Она ответила, и заявила, что рада знакомству с краеведом, который разделяет ее увлечение автором Дневника.
Пока «суть да дело», Надежда Борисовна выслала мне текст искомой книги, а затем еще и «Очерки» Дружинина, который писал их в преддверии Крестьянской реформы 1861 г.
Писал он эти очерки и после реформы, но никогда не указывал никаких мест и фамилий. Такой это был человек. - Он на пустом месте создавал проблему, поскольку всегда, где не надо, шифровал выходные данные.
Видимо, он очень боялся задеть публику перечислением имен. Он вообще всегда и всего боялся, зная не понаслышке цензуру и цензоров лично, и не желая потерять все разом нажитое непосильным трудом. А нажил он «ни много» и «не мало», - он нажил всего лишь «деловую репутацию, за которую ему лично тогда неплохо платили, и которую можно было легко потерять. Слишком легко потерять по его понятиям.
В его Дневнике многие сотни фигурантов, а потому дружиноведы, которых по этой самой причине в России наперечет, с ног сбились, устанавливая - кто есть кто в этом самом злосчастном трактате. Надо сказать, что я так же потратил годы и годы, дабы уразуметь все хитросплетения дружининской мысли, или хитросплетения хотя бы части из них.
Скажу вам, то было захватывающая задача, которая, как сегодня выясняется, стоила того.
В этом плане не повезло Гдовщине. - Никто никогда не занимался углубленно Обольяниновыми, Мейерами и Трефуртами, всеми этими друзьями холостяка, к которым он ездил в их загородные дома, и которые так же не забывали его в гдовской его глуши.
Он и в провинции вел «рассеянную» жизнь фельетониста, воплощая в реалиях Язвинской волости «путешествия» Чернокнижникова.
Он считал, что люди должны «хохотать» над его пассажами, а потому допускал в Дневнике нецензуру и вольности в отношении дам, вольности, которые в приличном обществе» - недопустимы. Он полагал, что Дневник его останется на десятилетия сугубо приватной книгой, и что о нем потомки узнают нескоро.
Действительно, племянник его В.Г. Дружинин (1859 - 1936) отдал Дневник на публикацию лишь перед войной 1941 - 1945 гг., а в реальности он был опубликован лишь в 1986 г., - через 120 лет после смерти писателя[4].
Читая работу Алдониной, я видел, что в кругу общения Дружинина были Арсеньевы, но это меня почему-то не вдохновляло до той поры, пока я не узнал, что Александр Васильевич был на Кавказе в 1851 г., итогом чего стала его работа «Творчество Лермонтова». Об этом очерке писалось много:
«До публикации письма Дорохова и статьи о нем А.В. Дружинина, хотя и было известно о его встречах с поэтом, характер их отношений был не вполне ясен. Теперь очевидно, что именно Дорохова имел в виду Дружинин в своих «Письмах иногороднего подписчика». В одном из них он писал: «Во время моей последней поездки я познакомился с одним человеком, который коротко знал и любил покойного Лермонтова, странствовал и сражался вместе с ним, следил за всеми событиями его жизни и хранит о нем самое поэтическое, нежное воспоминание. Характер знаменитого нашего поэта хорошо известен, но немногие из русских читателей знают, что Лермонтов при всей своей раздражительности и резкости был истинно предан малому числу своих друзей, а в обращении с ними был полон женской деликатности и юношеской горячности. Оттого-то до сих пор в отдаленных краях России вы еще встретите людей, которые говорят о нем со слезами на глазах и хранят вещи, ему принадлежавшие, более чем драгоценность. С одним из таких людей меня свела судьба на короткое время, и я провел много приятных часов, слушая подробности о жизни, делах и понятиях человека, о котором я имел во многих отношениях самое превратное понятие. Наши разговоры происходили в виду скал и утесов, в виду тех самых снеговых гор, которые так любил великий поэт, угасший безвременно.
…
Приятель мой долго жил на Кавказе и понимал произведения Лермонтова так, как немногие их понимают: он мог рассказать происхождение почти каждого из стихотворений, событие, подавшее к нему повод, расположение духа, с которым автор «Пророка» брался
за перо. Нечего и говорить, что он знал наизусть каждую строчку своего бывшего друга и сожителя»[5]
Работа Дружинина натолкнула меня на мысль, что ту кроется явно какая-то «сенсация» для Гдовского края. Так оно впоследствии и оказалось, ведь даже сам писатель не подозревал, как ему «повезет» на Кавказе. - Он встретил там боевого товарища Лермонтова, и знатока его поэзии. Правда, критик ничего толкового по своей привычке так и не напишет. О только отметит, что де, время писать о поэте еще не пришло. Из этого и происходило, собственно, молчание Дружинина. Я, в отличие от него, молчать об Арсеньевых в Гдовском уезде не собираюсь.
В первую очередь надо было решить «смысловую загадку» Дружинина: с чего бы это «неподъемный» писатель вдруг отправился на Кавказ? С чего бы итогом поездки стал очерк о Лермонтове, в то время как он выдал после вояжа 3 ничего не значащих опуса: «Mademoiselle Jannette» (1852), «Легенда о кислых водах» (1854) и «Русский черкес» (1855).
Не был ли вообще очерк «Творчество Лермонтова» случайным в творческой биографии писателя?
Мне показалось, что именно очерк был самоцелью поездки на Кавказ, и что именно через него Дружинин намеревался завоевать «научный приоритет» в табуизированном деле о Лермонтове. - До него биографию поэта никто и нигде тогда не публиковал.
Впрочем, Дружинин не был бы Дружининым, если бы он не боялся собственной тени. Здраво поразмыслив, он спрятал очерк в долгий ящик, и, видимо, принципиально «забыл» о нем, пока уже в наше время его не обнаружили дотошные лермонтоведы.
Вот так мы и работаем на стыке двух дисциплин - дружиноведения и лермонтоведения, где на гдовской почве, как говорится, «все смешалось в мире Дружинина и Лермонтова».
Впоследствии оказалось, что фраза «Дворяне все родня друг другу» - отнюдь не пустая поговорка. В ней есть определенный смысл.
Углубленная «родословная разведка» и изучение старых и новых источников, позволили «привязать» гдовских Арсеньевых к нескольким вполне конкретным местам. Этого по определению не могли сделать «маститые» спецалисты. Андроников дошел только до установления родства Лермонтова с П.Н. Ахвердовой. В этом он был прав, говоря, что эта гипотеза пришла ему в голову еще в 1939 г.
При этом надо особо упомнить, что первым из советских исследователей в практическом плане стал работать с мемуарами Харламовой - пскович Ю.Н. Тынянов (1894 - 1943), выпускник Псковской губернской гимназии. Он использовал материалы ее в деле написания своего романа «Смерть Вазир Мухтара».
Никита Арсеньев, патриарх всех Арсеньевых в Петербурге, имел земли в Язвинской волости, где его дочери Евфимии Никитичне Вревской досталось имение Степаново, а его дочери Екатерине Никитичне Шмит перешли некоторые деревни.
Другая линия Арсеньевых в Гдовском уезде была представлена Дарьей Федоровной Харламовой, которая вышла за гдовского помещика Николая Александровича Харламова в 1845 г. Собственно, урожд. Арсеньевой была ее мать - Прасковья Николаевна Ахвердова. Она как раз зналась и с бабкой поэта, и с Пушкиным, и даже с Кюхельбекером. Именно о ней писала дочь в 1901 г., и именно на ее биографии снимают сегодня фильмы и разного рода спектакли.
Третья линия Арсеньевых в Гдовском уезде была представлена Дарьей Нколаевной Хвостовой (урожд. Арсеньевой), сестрой П.Н. Ахвердовой. - Она была замужем за гдовским землевладельцем Василием Семеновичем Хвостовым, будучи его третьей женой после смерти двух первых. Они, кстати, похоронены на гдовском погосте в Крапивно. Не исключено, что там же был похоронен и сам Василий Семенович, умерший в 1832 г.
Это был первый Томский губернатор, литератор и автор биографических Записок. Он был так же масоном, но этот вид деятельности у нас исследован, как известно, мало.
Он был так же свекром известной мемуаристки - Екатерины Александровны Хвостовой (1812 - 1868), Записки которой в советское время исследователь О.Г. Оксман назвал почему-то «Записки Сушковой»[6].
Вот, в принципе, «завязка» «гдовского лермонтоведения», которому я хотел бы посвятить несколько строк и которому предстоит долгая жизнь. - Я верю в это.
Сланцы. 22.06.2016.
[1] Алдонина Н.Б. А.В. Дружинин (1824 - 1864). Малоизученные проблемы жизни и творчества. Монография. Самара. 2005.
[2] Тернавская Е.А. «Полинька Сакс» А.В. Дружинина в контексте повестей и романов «натуральной школы». 2009.
Тернавская Е.А. Проза А.В. Дружинина и ораторская традиция («Письма иногороднего подписчика»).
Тернавская Е.А. А.В. Дружинин (1824-1864). Личность и творчеств
[3] Тернавская Е.А. - аспирант кафедры литературы, Псковский государственный педагогический университет.
[4] Дружинин А.В. Повести. Дневник. М. 1986.
[5] Дружинин А.В. Письма иногороднего подписчика: Письмо тридцать второе // Библиотека для чтения. 1852. № 1. Отд. 7. Сс. 119 - 120 // Гиллельсон М.И. М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М. 1954. С.161.
[6] Екатерина Сушкова (Е.А. Хвостова). Записки. 1812 - 1841. Первое полное издание. Редакция, введение и примечания Ю.Г. Оксмана. Л. 1928.