Виктор Серж "От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера"
Виктор Серж (Кибальчич) - колоритная и примечательная личность из портретной галереи первой половины ХХ века: революционер-идеалист, вначале увлекшийся советским проектом, затем ставший его жестким критиком. Прочитал его мемуары, в которых он описывает свою жизнь от мятежной юности до побега из охваченной 2-й мировой войны Европы в Мексику.
Виктор Серж родился в семье русских эмигрантов в Брюсселе, его отец, юнкер, разжалованный за участие в "Народной воле", был дальним родственником народовольца Кибальчича, мать - бросила ради отца Сержа свою семью в России, но рано умерла от туберкулеза. Семья бедствовала и Виктор с молодых лет примкнул к анархистам, жил в коммуне, был связан со знаменитой "бандой Бонно" во Франции, грабившей банки во имя идеалов анархии, отсидел в тюрьме и был депортирован из страны, затем участвовал в подготовке восстания синдикалистов в Испании. В 1917 он нелегально вернулся во Францию и был интернирован. В 1919 Серж оказался в Советской России, его обменяли в составе группы левых радикалов на арестованных ЧК после «заговора послов» французских дипломатов и офицеров. Серж вступил к РКП(б) и стал работать в Коминтерне, наладив издание его пропаганды на иностранных языках. У него были широкие знакомства в среде европейских левых, устремившихся в Москву, в книге много ярких портретов экзотических личностей с невероятными идеологическими и жизненными траекториями. Например, Пьер Паскаль, «глубоко верующий католик, он оправдывал «Суммой» святого Фомы свой переход в большевизм и даже одобрение террора» (впоследствии профессор Сорбонны и биограф протопопа Аввакума). Или, журналист Рене Маршан, ставший затем поклонником Кемаля Ататюрка.
Работа в Коминтерне привела Сержа и к первым разочарованиям в советском проекте - - пока разоренная гражданской войной страна голодала, для иностранных делегатов Кремль выстраивал параллельную реальность, и, к ужасу Сержа, большинство европейских коммунистов это устраивало. Серьезным испытанием для него стало и кровавое подавление Кронштадтского восстания 1921, позже из-за оценки этого события он рассорится с Троцким - для Сержа Кронштадт стал символом тоталитарного перерождения большевизма, а Троцкий и в эмиграции отстаивал свою тогдашнюю правоту, считая восставших за "Советскую власть без коммунистов" матросов контрреволюционерами. Негативно Серж оценивал и НЭП, он ярко живописует разгул коррупции и разложения элиты под влиянием его «угара». Он был противником и экспорта революции, на котором настаивал в 1923-24 Зиновьев, и который закончился серией провальных коммунистических путчей в Германии и Прибалтике (Серж по линии Коминтерна посещал Веймарский Берлин, оставив его яркие описания). Некоторое время, в поисках альтернативы, Серж пытался организовать интернациональную коммуну в глухом углу, чтобы строить правильный социализм, но тут он натолкнулся на "глубинный народ"
"Ночью я поднимался в свою очередь, одевался в темноте, чтобы не было заметно через щели в ставнях, крался к двери, открывал ее рывком и выскакивал на улицу, вооруженный рогатиной и заткнутым за пояс револьвером. Бойтесь удара топором из-за двери, делайте непрерывные обходы жилища, и так всю ночь. Крестьяне могли, но не желали ничего продавать «жидам» и «антихристам», то есть нам...три месяца голода и усталости вынудили нас оставить это предприятие".
Все эти разочарования привели Сержа в троцкистскую оппозицию, за участие в которой он был исключен из партии и сослан в 1933 в Оренбург. Ссылке посвящены очень яркие и жуткие страницы мемуаров - в стране царил голод, вызванный коллективизацией, разруха и нищета в провинции были ужасающи, ссыльным приходилось буквально сражаться за каждый кусок еды и топлива (пожалуй, тем, кто попал в политизоляторы, повезло больше, там хотя бы кормили регулярно). Серж тяжело болел, его жена повредилась рассудком, но он отказывался капитулировать перед Сталиным.
"Содержавшаяся прилично, насколько это было возможно в обстановке всеобщих лишений, больница лечила, главным образом, нищету. Она была полна больных и увечных, подлинным недугом которых было хроническое недоедание, отягощенное алкоголизмом. У сидевшего на щах из кислой капусты без жиров рабочего развивался абсцесс от простого ушиба, за абсцессом следовала флегмона, и, поскольку питание в больнице было очень скудным, это тянулось бесконечно. Дети были покрыты гнойниками. Крестьяне с отмороженными конечностями заполняли целые палаты; с пустыми желудками, одетые в заношенное тряпье, они плохо сопротивлялись морозу. Дезинфицирующие, анестезирующие и болеутоляющие, марля и перевязочные материалы, даже раствор йода - все поступало в недостаточных количествах, так что повязки, которые полагалось менять ежедневно, не менялись по три дня".
В итоге ему крупно повезло - в 1936 Сержа-Кибальчича выслали из СССР, под давлением французских интеллектуалов, в частности за него просил Ромен Роллан (а СССР в это время сближался с Францией, где у власти было левое правительство Народного фронта). В эмиграции Серж принимал участие в кампании в защиту Троцкого (хотя политически они разошлись), на каждом шагу сталкиваясь с европейским заговором молчания в отношении сталинского террора в СССР, да такой степени, что Серж был убежден: вся французская пресса подкуплена советскими агентами. После падения Франции в 1940, Сержу через Марсель и карибские острова удалось выбраться в Мексику, куда он прибыл уже после убийства Троцкого. Остаток жизни он прожил в этой стране, продолжая свой безнадежный крестовый поход за «социализм с человеческим лицом», подвергаясь нападкам со стороны местных сталинистов, на него было совершено несколько нападений, а после смерти Сержа в 1947 ходили слухи о том, что он был отравлен агентами НКВД. (Против Сержа в Мексике активно работал агент Коминтерна и советской разведки Отто Кац, один из героев мемуаров Кёстлера). Сын Виктора Сержа - Влади Кибальчич стал известным мексиканским художником.
Виктор Серж родился в семье русских эмигрантов в Брюсселе, его отец, юнкер, разжалованный за участие в "Народной воле", был дальним родственником народовольца Кибальчича, мать - бросила ради отца Сержа свою семью в России, но рано умерла от туберкулеза. Семья бедствовала и Виктор с молодых лет примкнул к анархистам, жил в коммуне, был связан со знаменитой "бандой Бонно" во Франции, грабившей банки во имя идеалов анархии, отсидел в тюрьме и был депортирован из страны, затем участвовал в подготовке восстания синдикалистов в Испании. В 1917 он нелегально вернулся во Францию и был интернирован. В 1919 Серж оказался в Советской России, его обменяли в составе группы левых радикалов на арестованных ЧК после «заговора послов» французских дипломатов и офицеров. Серж вступил к РКП(б) и стал работать в Коминтерне, наладив издание его пропаганды на иностранных языках. У него были широкие знакомства в среде европейских левых, устремившихся в Москву, в книге много ярких портретов экзотических личностей с невероятными идеологическими и жизненными траекториями. Например, Пьер Паскаль, «глубоко верующий католик, он оправдывал «Суммой» святого Фомы свой переход в большевизм и даже одобрение террора» (впоследствии профессор Сорбонны и биограф протопопа Аввакума). Или, журналист Рене Маршан, ставший затем поклонником Кемаля Ататюрка.
Работа в Коминтерне привела Сержа и к первым разочарованиям в советском проекте - - пока разоренная гражданской войной страна голодала, для иностранных делегатов Кремль выстраивал параллельную реальность, и, к ужасу Сержа, большинство европейских коммунистов это устраивало. Серьезным испытанием для него стало и кровавое подавление Кронштадтского восстания 1921, позже из-за оценки этого события он рассорится с Троцким - для Сержа Кронштадт стал символом тоталитарного перерождения большевизма, а Троцкий и в эмиграции отстаивал свою тогдашнюю правоту, считая восставших за "Советскую власть без коммунистов" матросов контрреволюционерами. Негативно Серж оценивал и НЭП, он ярко живописует разгул коррупции и разложения элиты под влиянием его «угара». Он был противником и экспорта революции, на котором настаивал в 1923-24 Зиновьев, и который закончился серией провальных коммунистических путчей в Германии и Прибалтике (Серж по линии Коминтерна посещал Веймарский Берлин, оставив его яркие описания). Некоторое время, в поисках альтернативы, Серж пытался организовать интернациональную коммуну в глухом углу, чтобы строить правильный социализм, но тут он натолкнулся на "глубинный народ"
"Ночью я поднимался в свою очередь, одевался в темноте, чтобы не было заметно через щели в ставнях, крался к двери, открывал ее рывком и выскакивал на улицу, вооруженный рогатиной и заткнутым за пояс револьвером. Бойтесь удара топором из-за двери, делайте непрерывные обходы жилища, и так всю ночь. Крестьяне могли, но не желали ничего продавать «жидам» и «антихристам», то есть нам...три месяца голода и усталости вынудили нас оставить это предприятие".
Все эти разочарования привели Сержа в троцкистскую оппозицию, за участие в которой он был исключен из партии и сослан в 1933 в Оренбург. Ссылке посвящены очень яркие и жуткие страницы мемуаров - в стране царил голод, вызванный коллективизацией, разруха и нищета в провинции были ужасающи, ссыльным приходилось буквально сражаться за каждый кусок еды и топлива (пожалуй, тем, кто попал в политизоляторы, повезло больше, там хотя бы кормили регулярно). Серж тяжело болел, его жена повредилась рассудком, но он отказывался капитулировать перед Сталиным.
"Содержавшаяся прилично, насколько это было возможно в обстановке всеобщих лишений, больница лечила, главным образом, нищету. Она была полна больных и увечных, подлинным недугом которых было хроническое недоедание, отягощенное алкоголизмом. У сидевшего на щах из кислой капусты без жиров рабочего развивался абсцесс от простого ушиба, за абсцессом следовала флегмона, и, поскольку питание в больнице было очень скудным, это тянулось бесконечно. Дети были покрыты гнойниками. Крестьяне с отмороженными конечностями заполняли целые палаты; с пустыми желудками, одетые в заношенное тряпье, они плохо сопротивлялись морозу. Дезинфицирующие, анестезирующие и болеутоляющие, марля и перевязочные материалы, даже раствор йода - все поступало в недостаточных количествах, так что повязки, которые полагалось менять ежедневно, не менялись по три дня".
В итоге ему крупно повезло - в 1936 Сержа-Кибальчича выслали из СССР, под давлением французских интеллектуалов, в частности за него просил Ромен Роллан (а СССР в это время сближался с Францией, где у власти было левое правительство Народного фронта). В эмиграции Серж принимал участие в кампании в защиту Троцкого (хотя политически они разошлись), на каждом шагу сталкиваясь с европейским заговором молчания в отношении сталинского террора в СССР, да такой степени, что Серж был убежден: вся французская пресса подкуплена советскими агентами. После падения Франции в 1940, Сержу через Марсель и карибские острова удалось выбраться в Мексику, куда он прибыл уже после убийства Троцкого. Остаток жизни он прожил в этой стране, продолжая свой безнадежный крестовый поход за «социализм с человеческим лицом», подвергаясь нападкам со стороны местных сталинистов, на него было совершено несколько нападений, а после смерти Сержа в 1947 ходили слухи о том, что он был отравлен агентами НКВД. (Против Сержа в Мексике активно работал агент Коминтерна и советской разведки Отто Кац, один из героев мемуаров Кёстлера). Сын Виктора Сержа - Влади Кибальчич стал известным мексиканским художником.