Макгрегорова борода как диагноз
Будь у меня свой собственный мозгоправ, вот я бы его порадовал своими россказнями. На увесистую диссертацию хватило бы. Или ещё лучше - фильму снять. Да такую фильму, что и оскара не стыдно за такое выдать.
Снится, будто в селе я каком-то, во всех смыслах оккупированном гипотетическими гадами-фашистами. И вот я пытаюсь просочиться в штаб с поддельным аусвайсом и гусём в мешке, возможно тоже не очень настоящим. Зачем я в этот штаб лезу не совсем понятно. Может быть, хочу гадам-фашистам свинью подложить. В лице поддельного гуся, например. И главное, не очень-то я и скрываюсь, ибо точно знаю, что никто меня не спалит. Всему виной моя борода, как у Юэна МакГрегора из «The long way round». И эта макгрегорова борода придаёт мне уверенности и харизмы конечно же.
Возле штаба суетятся и мельтешат всякие денщики, вестовые, адъютанты и прочая штабная шелупонь. Я, изображая несуществующий акцент: «Кшёнджа? Не виджел ли кто пана кшёнджа?», всё ближе подбираюсь к штабному крыльцу. При этом очень старательно и глупо заглядываю всем встречным в глаза и под эполеты, страшно смущая этим гадов-фашистов. И вот, когда я уже практически шагнул за порог стратегического объекта, из-за угла появляется Кевин-мать-его-Костнер. И весь такой из себя «почтальон» из одноименного фильма. Бородат и неопрятен. Под стать мне. И по глазам видно, что узнал он меня. (Как?!? У меня же макгрегорова борода!!)Любой завалящий штирлиц понял бы, что это провал.
А ещё во взгляде Кевина отчётливо читалось, что он знает, кто я и зачем в штаб лезу. Да кто он такой?! Представитель конкурирующего почтового отделения? То есть партизанского отряда? И такой жест мне не многозначительный делает, пойдём, мол, поговорим. И за угол штабной избы телепортируется. Я понимаю, поговорить придётся. Проблему нужно решать быстро и радикально или Костнер меня гадам-фашистам сдаст и ничего в его голливудской душе не дрогнет. Достал я из нагрудного кармана увесистый кусок балыка, сокрушённо вздохнул, откусил дневную норму, спрятал внушительный остаток обратно и без всякого энтузиазма шагнул вслед за «почтальоном».
За углом тенистый сад. Мы становимся напротив как в нелепом вестерне. Не хватает только музыки Морриконе и перекати-поле на заднем плане. В руках появляются ножи - разговор будет коротким. Лезвие противника устрашающе, как оскал мирового капитализма (экологического катаклизма, бутербродного дуализма, оголтелого феминизма, нужное подчеркнуть). У меня же в руках оказывается видимо, что на кухне нашлось. Ножи логично вписываются в происходящее - стрелять нельзя, гады-фашисты перестремаются.
Мы кивнули другу другу и одновременно ударили. Мистер Костнер метил в сердце, я под рёбра. Он попал в балык, я, куда и планировал. Это ужасно! Откуда во мне эта скрытая агрессия? Я убил «почтальона». Куда теперь девать труп? Гады-фашисты рано или поздно его найдут и неприятно удивятся. Но до этого не дошло, ибо мистер Костнер вскочил как ужаленный и с несвойственной для проткнутого человека прытью убежал в поисках аптеки.
Кошмар прервала группа «Пикник» со своей композицией «Теряя их на ветру». Это был спасительный будильник.
Снится, будто в селе я каком-то, во всех смыслах оккупированном гипотетическими гадами-фашистами. И вот я пытаюсь просочиться в штаб с поддельным аусвайсом и гусём в мешке, возможно тоже не очень настоящим. Зачем я в этот штаб лезу не совсем понятно. Может быть, хочу гадам-фашистам свинью подложить. В лице поддельного гуся, например. И главное, не очень-то я и скрываюсь, ибо точно знаю, что никто меня не спалит. Всему виной моя борода, как у Юэна МакГрегора из «The long way round». И эта макгрегорова борода придаёт мне уверенности и харизмы конечно же.
Возле штаба суетятся и мельтешат всякие денщики, вестовые, адъютанты и прочая штабная шелупонь. Я, изображая несуществующий акцент: «Кшёнджа? Не виджел ли кто пана кшёнджа?», всё ближе подбираюсь к штабному крыльцу. При этом очень старательно и глупо заглядываю всем встречным в глаза и под эполеты, страшно смущая этим гадов-фашистов. И вот, когда я уже практически шагнул за порог стратегического объекта, из-за угла появляется Кевин-мать-его-Костнер. И весь такой из себя «почтальон» из одноименного фильма. Бородат и неопрятен. Под стать мне. И по глазам видно, что узнал он меня. (Как?!? У меня же макгрегорова борода!!)Любой завалящий штирлиц понял бы, что это провал.
А ещё во взгляде Кевина отчётливо читалось, что он знает, кто я и зачем в штаб лезу. Да кто он такой?! Представитель конкурирующего почтового отделения? То есть партизанского отряда? И такой жест мне не многозначительный делает, пойдём, мол, поговорим. И за угол штабной избы телепортируется. Я понимаю, поговорить придётся. Проблему нужно решать быстро и радикально или Костнер меня гадам-фашистам сдаст и ничего в его голливудской душе не дрогнет. Достал я из нагрудного кармана увесистый кусок балыка, сокрушённо вздохнул, откусил дневную норму, спрятал внушительный остаток обратно и без всякого энтузиазма шагнул вслед за «почтальоном».
За углом тенистый сад. Мы становимся напротив как в нелепом вестерне. Не хватает только музыки Морриконе и перекати-поле на заднем плане. В руках появляются ножи - разговор будет коротким. Лезвие противника устрашающе, как оскал мирового капитализма (экологического катаклизма, бутербродного дуализма, оголтелого феминизма, нужное подчеркнуть). У меня же в руках оказывается видимо, что на кухне нашлось. Ножи логично вписываются в происходящее - стрелять нельзя, гады-фашисты перестремаются.
Мы кивнули другу другу и одновременно ударили. Мистер Костнер метил в сердце, я под рёбра. Он попал в балык, я, куда и планировал. Это ужасно! Откуда во мне эта скрытая агрессия? Я убил «почтальона». Куда теперь девать труп? Гады-фашисты рано или поздно его найдут и неприятно удивятся. Но до этого не дошло, ибо мистер Костнер вскочил как ужаленный и с несвойственной для проткнутого человека прытью убежал в поисках аптеки.
Кошмар прервала группа «Пикник» со своей композицией «Теряя их на ветру». Это был спасительный будильник.