Немного оффтопа про мое лечение
Во вторник меня снова не взяли на химиотерапию из-за плохих анализов. Врач переобулась прямо в полете, заявив на этот раз, что платина не может так повреждать мою бедную печень и виной всему гадкие камни в желчном, а заодно отправила меня к хирургу разведать, не удалит ли он мне их лапороскопически где-то между курсами химии.
Идти к хирургу, который не удосужился удалить мне их, пока я лежала у нее на столе с разрезом вдоль туловища, я посчитала бесполезным, да и профиль не ее. И я отправилась к тому человеку, который нашел у меня рак.
Его мнение свелось к тому, что лапороскопия в моем случае - это лотерея. После полостной операции на кишках могут быть спайки, которые все равно потребуют вскрытия моего многострадального шва, который до сих пор еще розовый. Даже если спаек нет, моя стома может порваться при накачивании брюшной полости углекислым газом. Тоже так себе перспектива. В общем план у хирурга был примерно такой же, как у меня: дострадать до реконструкции стомы и отрезать желчный между делом, ну или ткнуть туда лапороскопически, чтоб под увеличением посмотреть на печень на предмет метастазов.
Помимо этого мне рассказали что:
- метастазы, никуда не денутся, они могут только застыть или увеличиться (они уже уменьшались на узи после первой химии, так что я надеюсь на лучшее);
- что все, что улучшает кровообращение в нормальной части организма, улучшает ее и в опухолях (тоже как бы ничего нового);
- что раньше канцероматоз брюшины считался абсолютным противопоказанием к восстановлению стомы (хорошо, что в данном случае time is on my side);
- телятину перед тушением нужно вымачивать в горчице (еда - это вообще самая приятная тема, вот реально);
- что нужно пить сухое красное, для поднятия гемоглобина и духа, как я поняла (вот к этому тезису у меня какое-то неоднозначное отношение, но бутылку неплохого папа мне привез, честно говоря, я ее не открыла);
- что абсолютно вылеченная жещина выехала за ворота и насмерть встретилась с грузовиком (в смысле у меня еще есть шанс умереть от чего-то другого, но я обещала ходить осторожно);
- что они предпочитают ставить пациентов в известность об их состоянии, чтобы люди успевали привести в порядок дела и вообще нормально и осознанно жить, сколько бы им ни осталось (у меня все в порядке с делами, хотя хотелось бы как-то больше оставить в наследство племянникам, так что я еще лет 20 хотя бы поживу, а лучше 40);
- никто не знает, сколько ему осталось (я намерена жить до 2069 года, не спрашивайте, почему, мне так надо).
Домой я пришла в очень растрепанных чувствах. По сути, мне никто не сказал, что я вот-вот умру, или что шансов никаких. Да и то, что все происходящее будет сопряжено со множеством сложностей, тоже не новость. Но я почувствовала себя какой-то потерянной. Полгода моей жизни прошли в мыслях, что где-то есть человек, который мне поможет. Но этим человеком для себя могу быть только я. И бесполезно идти к Гудвину за новыми мозгами. А Андрею Викентьевичу спасибо. За неравнодушие. Без него я, возможно, была бы уже мертва.