Сказка про мальчика, который не наступил на хлеб.
Сказку Андерсена про девочку, которая наступила на хлеб, наверное, читали не все. Она не входит в популярные сборники знаменитого Ханса-Кристиана. Наверное потому, что сказки скандинавских сказочников, густо пропитанные назидательной христианской моралью (иным она кажется довольно назойливо церковной), не всегда удавалось приспособить к читателю двадцатого века, а у нас в стране еще и к требованиям цензуры. И вот эта сказка, где девочка попадает в ад и вообще с ней происходит много всякого ужасного (не наступай на хлеб!), хотя ее и постарались переделать для мультфильма, но как-то широко не разошлась. Думаю, что стоит поискать ее переводы или пересказы - может быть, кто-то уже сделал то, что Александра Любарская сделала с любимым Лопаренком (смотрите прошлую запись). Но сейчас я расскажу вам другую историю. Это не сказка, а довольно простая быль. Она случилась три дня назад.
В Москве выпал снег, потом растаял, потом опять подморозило. Всё покрылось коркой льда, и люди шли осторожно, внимательно глядя под ноги. Удобный спуск от Большого Каретного к Цветному бульвару, - асфальтовая дорожка почти по открытому пространству, достаточно далеко от домов - оказался неожиданно чистым, и люди с удовольствием ускоряли шаг. В середине дня народу там не очень много, но пустой эта дорожка никогда не бывает, всегда кто-то идет вверх, кто-то вниз.
Я тоже выдохнула и пошла почти не глядя под ноги. Сзади себя услышала два голоса. Говорили по-таджикски. Судя по тембру, совсем молодые мужчины, почти мальчики. Мальчики меня обогнали, ну да, так и есть, лет по семнадцать. Один, коренастый, был совсем обыкновенный, лица я почти не увидела. Он что-то быстро говорил, повернувшись к приятелю. Другой, высокий и тоненький, отвечал ему односложно, шел очень прямо и смотрел прямо. В ту секунду, что они проходили мимо, он чуть-чуть повернулся к первому, и я успела краем глаза увидеть лицо, красивое такой "персидской" красотой, какая иногда бывает у таджиков, - гладкая кожа, правильные (с европейской точки зрения) черты, большие глаза, очень длинные ресницы (не думайте, что я успела рассмотреть ресницы - я просто знаю этот тип).
И когда они были метрах в трех впереди меня, высокий мальчик, не замедляя шага, вдруг нагнулся (это слово не передает, как красив и легок был его быстрый жест на ходу), поднял с асфальта, где до него прошли уже сотни людй, кусочек хлеба и совершенно автоматическим движением так же легко положил его сбоку от дорожки на старую круглую тумбу, которая оказалась под рукой. И всё.
И ничто в мире не изменилось. Или изменилось?
В Москве выпал снег, потом растаял, потом опять подморозило. Всё покрылось коркой льда, и люди шли осторожно, внимательно глядя под ноги. Удобный спуск от Большого Каретного к Цветному бульвару, - асфальтовая дорожка почти по открытому пространству, достаточно далеко от домов - оказался неожиданно чистым, и люди с удовольствием ускоряли шаг. В середине дня народу там не очень много, но пустой эта дорожка никогда не бывает, всегда кто-то идет вверх, кто-то вниз.
Я тоже выдохнула и пошла почти не глядя под ноги. Сзади себя услышала два голоса. Говорили по-таджикски. Судя по тембру, совсем молодые мужчины, почти мальчики. Мальчики меня обогнали, ну да, так и есть, лет по семнадцать. Один, коренастый, был совсем обыкновенный, лица я почти не увидела. Он что-то быстро говорил, повернувшись к приятелю. Другой, высокий и тоненький, отвечал ему односложно, шел очень прямо и смотрел прямо. В ту секунду, что они проходили мимо, он чуть-чуть повернулся к первому, и я успела краем глаза увидеть лицо, красивое такой "персидской" красотой, какая иногда бывает у таджиков, - гладкая кожа, правильные (с европейской точки зрения) черты, большие глаза, очень длинные ресницы (не думайте, что я успела рассмотреть ресницы - я просто знаю этот тип).
И когда они были метрах в трех впереди меня, высокий мальчик, не замедляя шага, вдруг нагнулся (это слово не передает, как красив и легок был его быстрый жест на ходу), поднял с асфальта, где до него прошли уже сотни людй, кусочек хлеба и совершенно автоматическим движением так же легко положил его сбоку от дорожки на старую круглую тумбу, которая оказалась под рукой. И всё.
И ничто в мире не изменилось. Или изменилось?