Жираф как повод для любви
"СМЕРТЬ ЖИРАФА"
режиссёр Дмитрий Крымов
"Школа драматического искусства"
Премьера - октябрь 2009.
Тут меня спрашивали, свершилось ли для меня чудо на спектакле Кристиана Люпы «Персона. Мэрилин»? Это очень интересный и значительный спектакль особенно теперь, когда нет необходимости его смотреть, его так приятно вспоминать:) Но чудо, нет; чудо ждало меня, как водится, совсем не там, где я его.
Вы, наверное, даже не задумывались, как много вещей при случае может сойти за жирафа. Например, ломберный столик о четырёх замысловатых, фигурных ножках.
На инфракрасный красно-жёлто-оранжевый ковёр-арену вышли четверо …э-э, наверное, клоунов. Двое мужчин и две женщины. С непоколебимой серьёзностью в лицах установили столик на шатающиеся ножки, не стали их завинчивать - и это уже был жираф! Но они не остановились на достигнутом. С той же серьёзностью достали салфетки и чайный сервиз, чай в индивидуальной упаковке (каждый извлёк пакетик из своих широких штанин), сахар кусковой, приборы. Накрыли стол, разлили по чашкам кипяток и заварили каждый по своему вкусу. И тут, не успели артисты толком закусить, труба зовёт. Точнее, барабан. Тогда, всё с той же бесстрастностью в лицах, из реквизиторского чемоданчика достали и распределили поровну разноцветные и разновысотные детские кубики-цилиндры. Под барабанную дробь все четверо дружно поднимали Жирафика накрытый столик с остывающим чаем за шатающиеся ноги и ставили на четыре одинаковых кубика. Потом так же на другие четыре. И на следующие четыре. И ещё на четыре. Наконец - на последние четыре, на жёлтые с чёрным копыта. Потом водрузили на спину столешницу шею трубу в расцветке «билайн», в которой довольно прочно сидел голова жёлтый воздушный шарик. Прилепили хвост клейкую ленту. Et voilà - Жираф готов. С такой комплекцией, понятно, и так непросто устоять на ногах, а тут ещё вокруг тебя бегают и норовят уронить всякие там тигры и медведи на велосипеде, а также их сумасшедшие дрессировщики и уж вовсе ненормальные люди - акробаты, которых, хлебом не корми, дай только забраться повыше и прыгнуть тебе на голову. Какое животное это выдержит!?
Тигры и медведи были маленькими, игрушечными, а дрессировщики - настоящими. От этого именно последние оказывались в центре внимания, сами того не замечая. Наконец, общими усилиями доконали они Жирафа; тот упал и умер. Рухнул со своей нечеловеческой высоты. Рассыпался на крупные и мелкие кусочки, растёкся лужицей. Вся сервировка первой сцены сработала на образ катастрофы: чай, пролитый на ковёр, уже не нальёшь в чашку и не выпьешь; и крошки рафинада не сложишь обратно, как кубики. Все запчасти на месте, а Жирафчика нет. И начинаются поминки.
Привозят на колясочке нежную жирафиху-любовницу (Мария СмОльникова). Она рассказывает о том, как они познакомились, о его семье - жене и сыне. О том, как когда-то в детстве она начала «общаться с продуктами», услышав от бабушки про пирожок, который на неё «смотрит». Углубляется и догадывается до, вроде бы, абсурдных, смешных, но трогательных и в чём-то правдоподобных выводов относительно устройства нашей вселенной. Вроде того, что «мы легкомысленно относимся к гольфам», а тело привыкает к носкам, и когда мы надеваем гольфы, то щиколотка смещается на колени, колени - на бёдра, бёдра - на плечи, плечи - на место головы, а голова оказывается где-то выше того места, где должна быть; из-за чего, в частности, женщина не может быть гением, потому что носит чулки; «а мужчины хитрые - говорят, что им нравится.» Текст шедевральный - хочется пересказать весь, слово за словом (но закон об авторском праве запрещает, а авторство здесь, хоть и коллективное, но есть.
Затем выходит сын Жирафа (Михаил Уманец) и рассказывает про папу, который ушёл из дома, когда ему, сыну, было всего шесть лет, но он помнит про то, как папа кормил его пшеницей в электричке, а потом отпаивал «пиратской кровью». Как никогда его не ругал, даже когда он закопал в огороде дедушкины ордена, а потом забыл где. Как они ходили рыбачить, и он раскроил себе бровь и папе тоже… И вспоминая, заходится от счастья и от восторга.
Рядом стоит его невзрачная мама, строгая завуч таганрогской школы (чудесная Инна Сухорецкая, потрясающая, с блестящим будущим харАктерная актриса, которую я до этого уже видела в вырыпаевской «Комедии», а здесь не узнала и думала, что открываю для себя очередное юное дарование). У мамы собственная гордость, бальзам на незаживающей ране. Мама наизусть перечисляет всех именитых выходцев из Таганрога, от Чехова Антона Павловича до Деревянко Павла Юрьевича; все заводы Таганрога - ОАО «…» и ОАО «…»; все школы и достопримечательности, которые она с упоением рисует мелком на своём траурном платье, как на карте города. Раньше эту роль играла Анна Синякина, но замена достойная, и теперь даже трудно представить роль в другом исполнении.
Тут раздаётся смех… На похоронах. На поминках. Это современная грузинка (Ирина Денисова, нежнейшая Корова из платоновского рассказа, тут выступает в острохарАктерной роли). Услышав, как русские произносят «хмелИ-сунелИ», она не смогла удержаться от смеха и пустилась разбирать свой скарб, извлекая оттуда все грузинские приправы, одну за другой. А заодно и всё, что было в сумке - фотографии и электронику с массой проводов, попутно предаваясь (на грузинском или около того языке) воспоминаниям о своём муже. В конце концов, муж запел из мобильного телефона голосом… французского шансонье Жака Брэля.
Вышел друг-клоун (Сергей Мелконян) на одной ноге и с кислородной маской (?), которая превращает его голос в фальцет. Он пришёл в своём гриме и в сценическом костюме (шикарном! художница Вера Мартынова) сказать Николаю (жирафа звали Николаем) спасибо за то и за сё, в частности за жену:). И показать фокусы, которые у него не получались, и никто не верил, что получится, а Николай верил: со спичкой («есть спичка - нет спички») и с картами…
И так каждый приходит, чтобы рассказать о себе, вспомнить свою жизнь. Приходит трубач (Аркадий Кириченко) и рассказывает, как служил в армии и как однажды они должны были играть гимн на похоронах одного известного боксёра, олимпийского чемпиона, а было минус 30, и всё замёрзло, «абсолютно всё…» Остались только труба, тарелки и барабан. Играть нужно было быстро - поэтому получилось вот что… Рассказывает, как шесть лет проработал таксистом в Америке и даже водил экскурсии, а до этого ни разу не сидел за рулём. Он рассказывает, сидя, как за баранкой, за своей перевёрнутой трубой, а на льняном экране в это время бежит картинка Манхэттена в утреннем тумане…
Потом выходит французская журналистка (Наталья Горчакова), молчавшая до сих пор и теперь обеспокоенная тем, что зритель не поймёт её роли во всей этой истории. Выходит и растолковывает зрителю несколько раз, кто она и что она, чтобы мы её запомнили, когда будем хлопать после спектакля.
Вот я всё пишу «рассказывает», и, вроде бы, инсценировка строится как серия монологов. А между тем, это не распространённый сегодня случай нарративного театра. Здесь рассказчиком выступает режиссёр-художник, и на каждое слово у него двадцать картинок в запасе. Поэтому действия в этом театре бывает маловато, но красоты хоть отбавляй.
Спектакль идёт на Поварской; в одном из самых артистичных театральных зданий, может быть, первом отечественном театре, где игра затевается уже на уровне архитектуры и дизайна. Буфет - крошечная гримёрная, с зеркалами по углам. Коридоры разной ширины (в некоторые могут пройти не все:) поворачивают под каким вздумается углом. На белых стенах рисунки, фотографии. Пятая студия, где играют «Смерть жирафа», похожа на Белую комнату ТЮЗа, только в два раза больше и маршрут туда пролегает через несколько лестничных пролётов и переходов, комнат и коридоров. В потолок врезаны картины, написанные маслом. Ряды зрительского амфитеатра обозначены в билете как ярусы. Здесь самые артистичные в Москве билетёры-конферансье и самый артистичный администратор (Евгений Худяков), который при случае служит и кассиром, и тем же билетёром, и помрежем, и даже актёром. Здесь уютно и хорошо. Я смотрела спектакль, как дети смотрят рисованные мультики - с открытым ртом:) С ощущением блаженного счастья в душе. Что-то во мне оттаивало, расправлялось; я отогрелась на этом спектакле. Столько в нём доброты, любви и простого человеческого счастья, что даже странно, как он столько лет мог идти мимо меня:)
В какой-то момент откуда-то из-под груды разбросанных кубиков появляется мальчонка, прогнувшийся мостиком. Тоненький, худющий. Постоял чуть-чуть и так же, не меняя позы, тихо ушёл: послушал Жирафик, послушал - и душа его под эти разговоры потихоньку отлетела.
Фото Натальи Чебан. Взяты с сайта театра (там ещё полно:).
режиссёр Дмитрий Крымов
"Школа драматического искусства"
Премьера - октябрь 2009.
Тут меня спрашивали, свершилось ли для меня чудо на спектакле Кристиана Люпы «Персона. Мэрилин»? Это очень интересный и значительный спектакль особенно теперь, когда нет необходимости его смотреть, его так приятно вспоминать:) Но чудо, нет; чудо ждало меня, как водится, совсем не там, где я его.
Вы, наверное, даже не задумывались, как много вещей при случае может сойти за жирафа. Например, ломберный столик о четырёх замысловатых, фигурных ножках.
На инфракрасный красно-жёлто-оранжевый ковёр-арену вышли четверо …э-э, наверное, клоунов. Двое мужчин и две женщины. С непоколебимой серьёзностью в лицах установили столик на шатающиеся ножки, не стали их завинчивать - и это уже был жираф! Но они не остановились на достигнутом. С той же серьёзностью достали салфетки и чайный сервиз, чай в индивидуальной упаковке (каждый извлёк пакетик из своих широких штанин), сахар кусковой, приборы. Накрыли стол, разлили по чашкам кипяток и заварили каждый по своему вкусу. И тут, не успели артисты толком закусить, труба зовёт. Точнее, барабан. Тогда, всё с той же бесстрастностью в лицах, из реквизиторского чемоданчика достали и распределили поровну разноцветные и разновысотные детские кубики-цилиндры. Под барабанную дробь все четверо дружно поднимали Жирафика накрытый столик с остывающим чаем за шатающиеся ноги и ставили на четыре одинаковых кубика. Потом так же на другие четыре. И на следующие четыре. И ещё на четыре. Наконец - на последние четыре, на жёлтые с чёрным копыта. Потом водрузили на спину столешницу шею трубу в расцветке «билайн», в которой довольно прочно сидел голова жёлтый воздушный шарик. Прилепили хвост клейкую ленту. Et voilà - Жираф готов. С такой комплекцией, понятно, и так непросто устоять на ногах, а тут ещё вокруг тебя бегают и норовят уронить всякие там тигры и медведи на велосипеде, а также их сумасшедшие дрессировщики и уж вовсе ненормальные люди - акробаты, которых, хлебом не корми, дай только забраться повыше и прыгнуть тебе на голову. Какое животное это выдержит!?
Тигры и медведи были маленькими, игрушечными, а дрессировщики - настоящими. От этого именно последние оказывались в центре внимания, сами того не замечая. Наконец, общими усилиями доконали они Жирафа; тот упал и умер. Рухнул со своей нечеловеческой высоты. Рассыпался на крупные и мелкие кусочки, растёкся лужицей. Вся сервировка первой сцены сработала на образ катастрофы: чай, пролитый на ковёр, уже не нальёшь в чашку и не выпьешь; и крошки рафинада не сложишь обратно, как кубики. Все запчасти на месте, а Жирафчика нет. И начинаются поминки.
Привозят на колясочке нежную жирафиху-любовницу (Мария СмОльникова). Она рассказывает о том, как они познакомились, о его семье - жене и сыне. О том, как когда-то в детстве она начала «общаться с продуктами», услышав от бабушки про пирожок, который на неё «смотрит». Углубляется и догадывается до, вроде бы, абсурдных, смешных, но трогательных и в чём-то правдоподобных выводов относительно устройства нашей вселенной. Вроде того, что «мы легкомысленно относимся к гольфам», а тело привыкает к носкам, и когда мы надеваем гольфы, то щиколотка смещается на колени, колени - на бёдра, бёдра - на плечи, плечи - на место головы, а голова оказывается где-то выше того места, где должна быть; из-за чего, в частности, женщина не может быть гением, потому что носит чулки; «а мужчины хитрые - говорят, что им нравится.» Текст шедевральный - хочется пересказать весь, слово за словом (но закон об авторском праве запрещает, а авторство здесь, хоть и коллективное, но есть.
Затем выходит сын Жирафа (Михаил Уманец) и рассказывает про папу, который ушёл из дома, когда ему, сыну, было всего шесть лет, но он помнит про то, как папа кормил его пшеницей в электричке, а потом отпаивал «пиратской кровью». Как никогда его не ругал, даже когда он закопал в огороде дедушкины ордена, а потом забыл где. Как они ходили рыбачить, и он раскроил себе бровь и папе тоже… И вспоминая, заходится от счастья и от восторга.
Рядом стоит его невзрачная мама, строгая завуч таганрогской школы (чудесная Инна Сухорецкая, потрясающая, с блестящим будущим харАктерная актриса, которую я до этого уже видела в вырыпаевской «Комедии», а здесь не узнала и думала, что открываю для себя очередное юное дарование). У мамы собственная гордость, бальзам на незаживающей ране. Мама наизусть перечисляет всех именитых выходцев из Таганрога, от Чехова Антона Павловича до Деревянко Павла Юрьевича; все заводы Таганрога - ОАО «…» и ОАО «…»; все школы и достопримечательности, которые она с упоением рисует мелком на своём траурном платье, как на карте города. Раньше эту роль играла Анна Синякина, но замена достойная, и теперь даже трудно представить роль в другом исполнении.
Тут раздаётся смех… На похоронах. На поминках. Это современная грузинка (Ирина Денисова, нежнейшая Корова из платоновского рассказа, тут выступает в острохарАктерной роли). Услышав, как русские произносят «хмелИ-сунелИ», она не смогла удержаться от смеха и пустилась разбирать свой скарб, извлекая оттуда все грузинские приправы, одну за другой. А заодно и всё, что было в сумке - фотографии и электронику с массой проводов, попутно предаваясь (на грузинском или около того языке) воспоминаниям о своём муже. В конце концов, муж запел из мобильного телефона голосом… французского шансонье Жака Брэля.
Вышел друг-клоун (Сергей Мелконян) на одной ноге и с кислородной маской (?), которая превращает его голос в фальцет. Он пришёл в своём гриме и в сценическом костюме (шикарном! художница Вера Мартынова) сказать Николаю (жирафа звали Николаем) спасибо за то и за сё, в частности за жену:). И показать фокусы, которые у него не получались, и никто не верил, что получится, а Николай верил: со спичкой («есть спичка - нет спички») и с картами…
И так каждый приходит, чтобы рассказать о себе, вспомнить свою жизнь. Приходит трубач (Аркадий Кириченко) и рассказывает, как служил в армии и как однажды они должны были играть гимн на похоронах одного известного боксёра, олимпийского чемпиона, а было минус 30, и всё замёрзло, «абсолютно всё…» Остались только труба, тарелки и барабан. Играть нужно было быстро - поэтому получилось вот что… Рассказывает, как шесть лет проработал таксистом в Америке и даже водил экскурсии, а до этого ни разу не сидел за рулём. Он рассказывает, сидя, как за баранкой, за своей перевёрнутой трубой, а на льняном экране в это время бежит картинка Манхэттена в утреннем тумане…
Потом выходит французская журналистка (Наталья Горчакова), молчавшая до сих пор и теперь обеспокоенная тем, что зритель не поймёт её роли во всей этой истории. Выходит и растолковывает зрителю несколько раз, кто она и что она, чтобы мы её запомнили, когда будем хлопать после спектакля.
Вот я всё пишу «рассказывает», и, вроде бы, инсценировка строится как серия монологов. А между тем, это не распространённый сегодня случай нарративного театра. Здесь рассказчиком выступает режиссёр-художник, и на каждое слово у него двадцать картинок в запасе. Поэтому действия в этом театре бывает маловато, но красоты хоть отбавляй.
Спектакль идёт на Поварской; в одном из самых артистичных театральных зданий, может быть, первом отечественном театре, где игра затевается уже на уровне архитектуры и дизайна. Буфет - крошечная гримёрная, с зеркалами по углам. Коридоры разной ширины (в некоторые могут пройти не все:) поворачивают под каким вздумается углом. На белых стенах рисунки, фотографии. Пятая студия, где играют «Смерть жирафа», похожа на Белую комнату ТЮЗа, только в два раза больше и маршрут туда пролегает через несколько лестничных пролётов и переходов, комнат и коридоров. В потолок врезаны картины, написанные маслом. Ряды зрительского амфитеатра обозначены в билете как ярусы. Здесь самые артистичные в Москве билетёры-конферансье и самый артистичный администратор (Евгений Худяков), который при случае служит и кассиром, и тем же билетёром, и помрежем, и даже актёром. Здесь уютно и хорошо. Я смотрела спектакль, как дети смотрят рисованные мультики - с открытым ртом:) С ощущением блаженного счастья в душе. Что-то во мне оттаивало, расправлялось; я отогрелась на этом спектакле. Столько в нём доброты, любви и простого человеческого счастья, что даже странно, как он столько лет мог идти мимо меня:)
В какой-то момент откуда-то из-под груды разбросанных кубиков появляется мальчонка, прогнувшийся мостиком. Тоненький, худющий. Постоял чуть-чуть и так же, не меняя позы, тихо ушёл: послушал Жирафик, послушал - и душа его под эти разговоры потихоньку отлетела.
Фото Натальи Чебан. Взяты с сайта театра (там ещё полно:).