24 часа из жизни женщины
"ПЕРСОНА.МЭРИЛИН"
Режиссёр Кристиан Люпа
Драматический театр им. Густава Холоубека, Варшава
Последние часы жизни знаменитой блондинки. Не настаивая на внешнем сходстве, режиссёр Кристиан Люпа и актриса Сандра Коженяк, шаг за шагом воссоздают образ самой сексапильной женщины всех времён и народов. Иногда польская актриса похожа на неё как две капли воды. Особенно на самых первых, мгновенных снимках, проецируемых на большой экран. И достигается это сходство не копированием жестов (ни малейшего ощущения вторичности образа), а погружением в сумрачный душевный мир этой несчастной красавицы.
Из собственного дома Мэрилин Монро сбегает в какой-то убогий съёмочный павильон, где, говорят, снимал когда-то Чаплин, и тут, не просыхая от спиртного, пытается «работать» над ролью Грушеньки, обнаруживая очевидную актёрскую несостоятельность. Мэрилин не выносит одиночества, не умеет быть одна, не знает, что с собой делать, пытается поймать отражение своего "я" в глазах других людей, отчаянно цепляется за каждого встречного, но никто не в силах ей помочь. От психотерапевта, добропорядочного семьянина Ральфа, до бывшего мужа, писателя-интеллектуала Артура Миллера, - все до единого, женщины, как и мужчины, оказываются загипнотизированы её сексуальностью, ослеплены ею. Наглядевшись, надышавшись, наевшись, они возвращаются в свою жизнь, а кукла барби остаётся в витрине, одна на виду у всех. Через её тело табунами проходят мужчины; в её зоне интима гуляет ветер, настоящий сквозняк, но её душа не видна даже ей самой. И всё это диагностировано, поставлено и сыграно очень точно.
Этот спектакль ценен ещё и актёрской работой Сандры Коженяк - абсолютным попаданием в образ Мэрилин Монро (впервые на моей памяти). На твоих глазах психически руинированное существо деградирует не по дням, а по минутам. Но на экране, куда проецируется снимаемое в реальном времени кино, происходит волшебная трансформация: вместо разлагающегося живого трупа - икона стиля, красота, совершенство. Т.е. если это не Мэрилин Монро, то неинтересно; весь фокус в ней, в том, чтобы это была она. И Сандра Коженяк в этом преуспела - браво!
Время сработало на то, что в поисках своей идентичности и в упрямом саморазрушении Мэрилин Монро из исключения стала правилом. Герой нашего времени - это человек, выясняющий свои отношения с реальностью. Либо убегающий от действительности в реальность виртуальную (от «Записок сумасшедшего» в ТЮЗе до «Киллера Джо» в Театре наций, от «Цезаря и Клеопатры» в Оперетте до «Ветер шумит в тополях» в Вахтангова), либо ломящийся в эту действительность с чёрного хода - ставя условия, предъявляя претензии, требуя соответствия своим ожиданиям и представлениям (все «богоборческие» спектакли - от «Иова» в Каммершпиле до «Аполлонии» Варликовского). И вот обожаемая мужским полом Мэрилин Монро сходит с ума от своей недовоплощённости в реальности, неРЕАЛизованности.
В финале границы реальности плывут уже у зрителя. Пространство финальной сцены совмещает в себе и психушку, и съёмочный павильон. На экране уже не Мэрилин Монро, а Сандра Коженяк сходит с ума от того, что ей навязана чья-то роль: чужой образ грозит ей утратой идентичности. А в это время её персонаж, её Мэрилин является на площадку уже совершенно замороженной, и кажется, даже не понимает, где находится. Подруга Паола, возбуждённая её, как всегда, сногсшибательным внешним видом, тащит полудохлую Мэрилин к вешалке, стягивает с неё знаменитое полупрозрачное с блёстками платье и примеряет на себя ту часть образа Мэрилин Монро, которую оказалось возможным от неё отделить. А голая Мэрилин (не голая - нагая! Хотя по-польски это, кажется, одно и то же) в это время послушно следует указаниям оператора и фотографа, возлагающих её на алтарь искусства со словами вроде «эстетика всё окупит». Картинка дублируется на экране, где маленькое тело Мэрилин, неподвижно лежащее на огромном пустом столе, напоминает мёртвого Христа («Ты больше, чем Христос», - твердила ей Паола) с картины Гольбейна. Секунда - и тело «звезды» оказывается охвачено огнём, как в печи крематория. Камера панорамной съёмкой обводит зал - и вот уже на экране мы видим самих себя (так и знала, что эти игры с видеопроекциями закончатся присвоением зрителя; похоже, следующим шагом авангардного театра станет возрастающая в драматургической сложности съёмка зрителя). Это финал трагической истории о нежном нарциссическом создании, зачарованном своим отражением до смерти.
По поводу всё окупающей эстетики. В спектакле Кристиана Люпы много моментов, которые принято воспринимать как эпатажные: ненормативная лексика, нагота актёров и сексуальные сцены (дальше, кажется, идти некуда), но вопросов не возникает: всё оправдано. Зритель, конечно, пожирает глазами Мэрилин Монро (не Сандру Коженяк!). Но на этот раз, возможно, видит в ней и ту личность, которую проглядели и современники «звезды», и она сама. И в этом надежда.
Режиссёр Кристиан Люпа
Драматический театр им. Густава Холоубека, Варшава
Последние часы жизни знаменитой блондинки. Не настаивая на внешнем сходстве, режиссёр Кристиан Люпа и актриса Сандра Коженяк, шаг за шагом воссоздают образ самой сексапильной женщины всех времён и народов. Иногда польская актриса похожа на неё как две капли воды. Особенно на самых первых, мгновенных снимках, проецируемых на большой экран. И достигается это сходство не копированием жестов (ни малейшего ощущения вторичности образа), а погружением в сумрачный душевный мир этой несчастной красавицы.
Из собственного дома Мэрилин Монро сбегает в какой-то убогий съёмочный павильон, где, говорят, снимал когда-то Чаплин, и тут, не просыхая от спиртного, пытается «работать» над ролью Грушеньки, обнаруживая очевидную актёрскую несостоятельность. Мэрилин не выносит одиночества, не умеет быть одна, не знает, что с собой делать, пытается поймать отражение своего "я" в глазах других людей, отчаянно цепляется за каждого встречного, но никто не в силах ей помочь. От психотерапевта, добропорядочного семьянина Ральфа, до бывшего мужа, писателя-интеллектуала Артура Миллера, - все до единого, женщины, как и мужчины, оказываются загипнотизированы её сексуальностью, ослеплены ею. Наглядевшись, надышавшись, наевшись, они возвращаются в свою жизнь, а кукла барби остаётся в витрине, одна на виду у всех. Через её тело табунами проходят мужчины; в её зоне интима гуляет ветер, настоящий сквозняк, но её душа не видна даже ей самой. И всё это диагностировано, поставлено и сыграно очень точно.
Этот спектакль ценен ещё и актёрской работой Сандры Коженяк - абсолютным попаданием в образ Мэрилин Монро (впервые на моей памяти). На твоих глазах психически руинированное существо деградирует не по дням, а по минутам. Но на экране, куда проецируется снимаемое в реальном времени кино, происходит волшебная трансформация: вместо разлагающегося живого трупа - икона стиля, красота, совершенство. Т.е. если это не Мэрилин Монро, то неинтересно; весь фокус в ней, в том, чтобы это была она. И Сандра Коженяк в этом преуспела - браво!
Время сработало на то, что в поисках своей идентичности и в упрямом саморазрушении Мэрилин Монро из исключения стала правилом. Герой нашего времени - это человек, выясняющий свои отношения с реальностью. Либо убегающий от действительности в реальность виртуальную (от «Записок сумасшедшего» в ТЮЗе до «Киллера Джо» в Театре наций, от «Цезаря и Клеопатры» в Оперетте до «Ветер шумит в тополях» в Вахтангова), либо ломящийся в эту действительность с чёрного хода - ставя условия, предъявляя претензии, требуя соответствия своим ожиданиям и представлениям (все «богоборческие» спектакли - от «Иова» в Каммершпиле до «Аполлонии» Варликовского). И вот обожаемая мужским полом Мэрилин Монро сходит с ума от своей недовоплощённости в реальности, неРЕАЛизованности.
В финале границы реальности плывут уже у зрителя. Пространство финальной сцены совмещает в себе и психушку, и съёмочный павильон. На экране уже не Мэрилин Монро, а Сандра Коженяк сходит с ума от того, что ей навязана чья-то роль: чужой образ грозит ей утратой идентичности. А в это время её персонаж, её Мэрилин является на площадку уже совершенно замороженной, и кажется, даже не понимает, где находится. Подруга Паола, возбуждённая её, как всегда, сногсшибательным внешним видом, тащит полудохлую Мэрилин к вешалке, стягивает с неё знаменитое полупрозрачное с блёстками платье и примеряет на себя ту часть образа Мэрилин Монро, которую оказалось возможным от неё отделить. А голая Мэрилин (не голая - нагая! Хотя по-польски это, кажется, одно и то же) в это время послушно следует указаниям оператора и фотографа, возлагающих её на алтарь искусства со словами вроде «эстетика всё окупит». Картинка дублируется на экране, где маленькое тело Мэрилин, неподвижно лежащее на огромном пустом столе, напоминает мёртвого Христа («Ты больше, чем Христос», - твердила ей Паола) с картины Гольбейна. Секунда - и тело «звезды» оказывается охвачено огнём, как в печи крематория. Камера панорамной съёмкой обводит зал - и вот уже на экране мы видим самих себя (так и знала, что эти игры с видеопроекциями закончатся присвоением зрителя; похоже, следующим шагом авангардного театра станет возрастающая в драматургической сложности съёмка зрителя). Это финал трагической истории о нежном нарциссическом создании, зачарованном своим отражением до смерти.
По поводу всё окупающей эстетики. В спектакле Кристиана Люпы много моментов, которые принято воспринимать как эпатажные: ненормативная лексика, нагота актёров и сексуальные сцены (дальше, кажется, идти некуда), но вопросов не возникает: всё оправдано. Зритель, конечно, пожирает глазами Мэрилин Монро (не Сандру Коженяк!). Но на этот раз, возможно, видит в ней и ту личность, которую проглядели и современники «звезды», и она сама. И в этом надежда.