Пора вмешаться!
«ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ СЕЗУАНА» Б. Брехта
в переводе Егора Перегудова
Режиссёр Юрий Бутусов, театр им. Пушкина
Каким страстным, оказывается, может быть Брехт! Бить наотмашь с первого до последнего слова (вот, кстати, спектакль-кульминация, а казалось, в драме это невозможно)! Какими актуальными и выразительными могут быть брехтовские зонги! Это не похоже на Брехта - это он сам. И это настоящий Бутусов, echt! Самый страстный из московских режиссёров. Теоретически можно предположить, что когда-то и Лир был таким же горячим; возможно, теперь он просто слишком стар - страсти перегорели. А Чайка молода. И «Добрый человек» молод. Пока что это лучшая из виденных московских премьер.
Бутусовское пространство (сценограф Александр Шишкин) цветовой гаммой и игрой с фактурами напоминает някрошюсовское: чёрное на чёрном, со всполохами красного и дождевыми каплями - но вибрации совсем другие. Ещё больше это похоже на гостившего осенью в Москве Отелло Люка Персеваля, тоже графичного, где всё действие также было положено на живую музыку, - но только гораздо, гораздо энергичнее. Сцена расчищена, раздета до кирпичного остова с колосниками. И посреди просторного, кажущегося огромным и пустым (одна из «фишек» бутусовской режиссуры), и сумрачного пространства клубная обстановка: чёрные столы и стулья, венские и с квадратной спинкой, а на месте правой кулисы ударная установка и вообще, целый оркестр. Чистая музыка Пауля Дессау (в живом исполнении одноимённого ансамбля под руководством Игоря Горского), живой звук - фонограмма здесь звучала бы немыслимой фальшью. Очень стильный спектакль - картинка из американских фильмов 1930-х годов! Шен Те, придумав себе маску двоюродного брата (точнее, вняв шутке окружающих), переодевается в брючный костюм в полоску, гангстерские ботинки и белую шляпу и рисует себе бАчки с усиками.
Интересно наблюдать за тем, как это всё, этот маятник начинает раскачиваться. Как сначала возникает ритм, из ритма движение, к движению подключается музыка, и из музыки рождается слово. Как чеканное слово переходит в крик, крик в песню, песня на русском, когда градус эмоций начинает зашкаливать, в песню на немецком (и обратно). На полупустой сцене появляется продавец воды Ванг (Александр Матросов) - здоровый крепкий парень атлетичного сложения, одной левой поднимающий свою бутилированную воду. Но закончится его песня, и он превратится в юродивого с синдромом ДЦП. Шен Те (Александра Урсуляк) - покоцанная жизнью проститутка с хриплым голосом и потёкшим макияжем, похожим на грим Пьеро, с пластикой поломанной куклы, в драных чулках «сеточкой» и на каблуках 10 см. В сцене челночного превращения Шен Те в Шуи Та и обратно лицедейку как будто застали за переодеванием: половина образа от Шен Те, а половинка от Шуи Та, и реплики Шуи Та, а голос дрожит и срывается, выдавая Шен Те. Последним аккордом спектакля станет финальный монолог Шен Те, исполненный яростным рэпом.
Это респектабельный Брехт. Куда более респектабельный, чем в Маяковке. Но при этом такой колючий, отчаянный, злой! В насыщенном этом спектакле ничего лишнего. Даже богов в штате из троих остался только один - девушка со сбитыми в кровь ногами (Анастасия Лебедева), которую видит лишь юродивый и добрая Шен Те. Режиссёр бросает небу вызов, на который боги отвечают умиротворяющим молчанием. В божьем присутствии жалобы первое время стихают, но в конце спектакля оно уже не лечит, не целит, не утоляет жажды. Но режиссёр требует к ответу не только небо, но и зрителя, выстраивая диалог с залом как жёсткий взрослый разговор.
При всём при том это такой захватывающий театр! Эмоции здесь материализуются в каплях дождя, зато сам дождь, проливной ливень будет изображать скачущая по полу рисовая крупа, а ближе к финалу на преуспевающего «табачного короля» Шуи Та прольётся денежный дождь в виде пачек табака. Метафора мечты (Янг Суна о небе и мечты Шен Те о союзе с любимым) - ярко-красный воздушный шарик: помелькает, поманит, порадует глаз и сдуется. Живые деревья на сцене здесь смотрятся так же свежо и органично, как ассоциативные фотки, проецируемые на оголённый задник сцены; так же уместно и вместе с тем удивительно, как живые актёры. Отличные актёрские работы! Помимо уже названных это: Александр Арсентьев (лётчик Янг Сун), Вера Воронкова (мать лётчика - образцовая свекровь - все невесты недостойны её прекрасного сына), Андрей Сухов (парикмахер Шу Фу), Ирина Петрова (томящаяся от вожделения домовладелица Ми Цзю, у которой есть своя музыкальная и танцевальная тема), Наталья Рева-Рядинская (госпожа Шин - молодая вдова, бывшая владелица табачной лавки, купленной Шен Те; вчера ещё акула бизнеса, а сегодня просто акула), Алексей Рахманов (Полицейский), Анна Бегунова (Женщина из потребительско-паразитического окружения Шен Те) и не обозначенная в программке (как такое может быть?) роль Жены торговца коврами: острохарАктерная скрипучая старушенция, потрясающая кулачками в такт музыке. То есть практически все!
Все фото отсюда.
в переводе Егора Перегудова
Режиссёр Юрий Бутусов, театр им. Пушкина
Каким страстным, оказывается, может быть Брехт! Бить наотмашь с первого до последнего слова (вот, кстати, спектакль-кульминация, а казалось, в драме это невозможно)! Какими актуальными и выразительными могут быть брехтовские зонги! Это не похоже на Брехта - это он сам. И это настоящий Бутусов, echt! Самый страстный из московских режиссёров. Теоретически можно предположить, что когда-то и Лир был таким же горячим; возможно, теперь он просто слишком стар - страсти перегорели. А Чайка молода. И «Добрый человек» молод. Пока что это лучшая из виденных московских премьер.
Бутусовское пространство (сценограф Александр Шишкин) цветовой гаммой и игрой с фактурами напоминает някрошюсовское: чёрное на чёрном, со всполохами красного и дождевыми каплями - но вибрации совсем другие. Ещё больше это похоже на гостившего осенью в Москве Отелло Люка Персеваля, тоже графичного, где всё действие также было положено на живую музыку, - но только гораздо, гораздо энергичнее. Сцена расчищена, раздета до кирпичного остова с колосниками. И посреди просторного, кажущегося огромным и пустым (одна из «фишек» бутусовской режиссуры), и сумрачного пространства клубная обстановка: чёрные столы и стулья, венские и с квадратной спинкой, а на месте правой кулисы ударная установка и вообще, целый оркестр. Чистая музыка Пауля Дессау (в живом исполнении одноимённого ансамбля под руководством Игоря Горского), живой звук - фонограмма здесь звучала бы немыслимой фальшью. Очень стильный спектакль - картинка из американских фильмов 1930-х годов! Шен Те, придумав себе маску двоюродного брата (точнее, вняв шутке окружающих), переодевается в брючный костюм в полоску, гангстерские ботинки и белую шляпу и рисует себе бАчки с усиками.
Интересно наблюдать за тем, как это всё, этот маятник начинает раскачиваться. Как сначала возникает ритм, из ритма движение, к движению подключается музыка, и из музыки рождается слово. Как чеканное слово переходит в крик, крик в песню, песня на русском, когда градус эмоций начинает зашкаливать, в песню на немецком (и обратно). На полупустой сцене появляется продавец воды Ванг (Александр Матросов) - здоровый крепкий парень атлетичного сложения, одной левой поднимающий свою бутилированную воду. Но закончится его песня, и он превратится в юродивого с синдромом ДЦП. Шен Те (Александра Урсуляк) - покоцанная жизнью проститутка с хриплым голосом и потёкшим макияжем, похожим на грим Пьеро, с пластикой поломанной куклы, в драных чулках «сеточкой» и на каблуках 10 см. В сцене челночного превращения Шен Те в Шуи Та и обратно лицедейку как будто застали за переодеванием: половина образа от Шен Те, а половинка от Шуи Та, и реплики Шуи Та, а голос дрожит и срывается, выдавая Шен Те. Последним аккордом спектакля станет финальный монолог Шен Те, исполненный яростным рэпом.
Это респектабельный Брехт. Куда более респектабельный, чем в Маяковке. Но при этом такой колючий, отчаянный, злой! В насыщенном этом спектакле ничего лишнего. Даже богов в штате из троих остался только один - девушка со сбитыми в кровь ногами (Анастасия Лебедева), которую видит лишь юродивый и добрая Шен Те. Режиссёр бросает небу вызов, на который боги отвечают умиротворяющим молчанием. В божьем присутствии жалобы первое время стихают, но в конце спектакля оно уже не лечит, не целит, не утоляет жажды. Но режиссёр требует к ответу не только небо, но и зрителя, выстраивая диалог с залом как жёсткий взрослый разговор.
При всём при том это такой захватывающий театр! Эмоции здесь материализуются в каплях дождя, зато сам дождь, проливной ливень будет изображать скачущая по полу рисовая крупа, а ближе к финалу на преуспевающего «табачного короля» Шуи Та прольётся денежный дождь в виде пачек табака. Метафора мечты (Янг Суна о небе и мечты Шен Те о союзе с любимым) - ярко-красный воздушный шарик: помелькает, поманит, порадует глаз и сдуется. Живые деревья на сцене здесь смотрятся так же свежо и органично, как ассоциативные фотки, проецируемые на оголённый задник сцены; так же уместно и вместе с тем удивительно, как живые актёры. Отличные актёрские работы! Помимо уже названных это: Александр Арсентьев (лётчик Янг Сун), Вера Воронкова (мать лётчика - образцовая свекровь - все невесты недостойны её прекрасного сына), Андрей Сухов (парикмахер Шу Фу), Ирина Петрова (томящаяся от вожделения домовладелица Ми Цзю, у которой есть своя музыкальная и танцевальная тема), Наталья Рева-Рядинская (госпожа Шин - молодая вдова, бывшая владелица табачной лавки, купленной Шен Те; вчера ещё акула бизнеса, а сегодня просто акула), Алексей Рахманов (Полицейский), Анна Бегунова (Женщина из потребительско-паразитического окружения Шен Те) и не обозначенная в программке (как такое может быть?) роль Жены торговца коврами: острохарАктерная скрипучая старушенция, потрясающая кулачками в такт музыке. То есть практически все!
Все фото отсюда.