Кроме шуток
«ШУТНИКИ» А.Н. Островского
режиссёр Александр ДемАхин,
4 курс режиссёрского факультета ГИТИСа, мастерская Сергея Женовача
Премьера - март 2012.
Всё-таки Женовач Женовачу рознь, или жизнь не стоит на месте. Каких-то пятнадцать лет назад Сергей Женовач ставил Островского в костюмах и декорациях. Сегодня и он сам, и его студенты-режиссёры склонны к аскетичной, минималистской сценографии, а актёры чем дальше, тем больше тяготеют к игровому театру.
Как известно, театр Сергея Женовача сегодня - один из главных (может быть, главный) форпостов психологического театра. Он убедительнее прочих защищает эти рубежи от всё более хлёстких и по-своему резонных нападок со стороны критики. Бывают и у него неудачи, но упрёки в нежизнеспособности психологического театра как такового на спектаклях «Студии театрального искусства» отпадают сами собой: всем очевидно, что сегодня это один из самых живых и полнокровных московских театров.
«Шутники» в мастерской Женовача - это одна из тех несомненных практических удач, которые сами по себе лучший аргумент в споре. И отчасти это психологический театр: роли выстроены в соответствии с хорошо усвоенным правилом: играя злого, ищи, где он добр, и наоборот. Персонажи здесь декларируют на словах одно, а чувствуют, видно, совсем другое. Отец (Олег Долин) на словах заверяет дочь, что унижение - это ничего, можно стерпеть, если его рублём искупают; а сам чем дальше, тем больше замыкается и сходит с ума от унижения. Старшая дочь - положительная старая дева; в исполнении Евгении Громовой она редкостная красавица, тонкая и деликатная с отцом и комически невоздержанная в отношениях с младшей сестрой, чей роман ей самой вскружил голову. За редким исключением все персонажи даны психологически объёмно, но отметим всё же, что психологическая составляющая здесь не больше игровой; классическая драма, пьеса Островского поставлена без видимых купюр и кричащей модернизации, с изрядной долей юмора и без каких-либо отсылок к 19-му веку: ни специального говора, ни декораций (снимки сделаны в прошлом году, когда спектакль играли в другой аудитории; сейчас нет даже занавески - только стулья). Актёры одеты в костюмы, которые при желании можно счесть современными, разве что немодными; и текст в их исполнении звучит свежо, просто и так естественно, как будто в наши дни написан; и даже архаичные, старомодные имена этому не помеха. Режиссёр почти что «умер в актёре», а актёрские работы Олега Долина (Павел Прохорович Оброшенов), Евгении Громовой (Анна Павловна, его дочь), Полины Пушкарук (инженю Верочка, другая его дочь) и Егора Равинского (Филимон Протасьич Хрюков) - образец равновесия психологической достоверности персонажа и слегка отстранённой, ироничной актёрской игры. Не говоря уже об откровенно шаржированном образе тётки - Улиты Прохоровны (Наталья Ушакова). Так что этот спектакль, скорее, ответ традиционалистам и консерваторам, которые, предохраняясь от «пошлости», бегут любых перемен, чем адептам экспериментального, игрового театра.
Про Николая Угрюмова всё-таки скажу, наверное, отдельно. Третий спектакль с его участием, и везде его работы наиболее уязвимы. В чеховской Тоске он играл главного героя - отца, похоронившего сына и пытающегося вместить это горе, как-то притерпеться к нему. Насколько я могу судить, это роль благодарная для актёра; вот где можно выплакаться, душу отвести. И всё там было правильно сделано: мизансцены, интонации - всё, что можно было придумать для актёра, не задев его личности, а вот личности самого актёра там не было. Психологически, драматургически, сценически были предложены все необходимые обстоятельства - не было «я» в предлагаемых обстоятельствах, не вложил человек себя, своего отношения, своих переживаний. И в «Скапене», где Николай Угрюмов играет одного из морочимых Скапеном отцов, и в «Шутниках», где выступает в роли бедного жениха, тоже не видно этого «я». Это когда даже глядя на актёра в упор, ты понимаешь, что ничего про него не знаешь; знаешь только, что за порогом этой учебной аудитории он не станет ТАК двигаться, ТАК разговаривать, что ни в одной жизненной ситуации не появится у него ТАКОГО плаксивого выражения лица, ТАКОЙ интонации и т.п. И как бы он ни дёргался в роли отца или жениха, какая-то часть его остаётся холодным наблюдателем всего с ним происходящего, не вверяющего себя персонажу. Страх ли причина этой душевной экономии или что другое, но ощущение того, что тебя держат под запертой дверью. Причём я не хочу сказать, что плохой актёр: нет, там что-то есть, в глубине души, но "где-то очень глубоко":) Вот он запел романс «Когда в объятия мои…» на стихи Пушкина - и что-то дрогнуло. Были моменты, когда активнее реагировали, громче смеялись, но лучшим моментом роли, по-моему, была эта тихая, лиричная минута, когда показалась душа. Есть разные актёрские удачи: бывают эффекты, рассчитанные на мгновенную реакцию зала, которые без этой реакции теряют смысл; бывают хорошо слепленные персонажи, удавшиеся маски; а бывают роли, которые обнаруживают актёра, масштаб его личности. Вот Полина Пушкарук, которой в этом спектакле выпала не самая выигрышная роль голубой героини, каждую секунду находит, чем ей там жить: в ней всё время идёт процесс - можно заглянуть внутрь да ещё и погулять там. И Николаю Угрюмову, если он хочет двигаться дальше в профессии, нужно, мне кажется, начать рисковать, открываться, выкладывать карты на стол; не прятаться за персонажем, не персонаж подставлять, а подставляться самому; и роль Иова для этого то, что нужно.
Спектакль умный, весёлый, смешной. Между тем пьеса, если вдуматься, не так уж мажорна и проста, какой её здесь представили. История о бедном учителе и двух его взрослых дочерях-бесприданницах от начала до конца драматична. Всё здесь современно: и беспросветная бедность, и страх перед безденежьем, и готовность унижаться и продаваться, и жажда реванша за это унижение… Младшую из дочерей сватает симпатичный ей молодой человек, не просто из бедных, но с висящим на нём огромным долгом, образовавшимся вследствие растраты им чужих денег; и сватается он ровно в тот момент, когда настаёт срок выплаты этого долга, а денег у него нет и взять их неоткуда. Старшую дочь между тем обхаживает старый богатый купец отталкивающей наружности, зовущий её в содержанки. Отец же с самого начала задвинул свою гордость и не останавливается ни перед каким унижением, если оно сулит заработок. Но, во-первых, купец Хрюков в исполнении Егора Равинского своей приятностью и обхождением даст сто очков форы такому молодому красавцу, каким его играет Угрюмов: за такого и без денег можно пойти; и поставлено это именно так, что Анна даже питает к нему какие-то чувства (на снимке внизу как раз их идиллия). А во-вторых, в финале он делает ей новое, более учтивое предложение - и ронять себя не придётся, и все долги семейства будут погашены. Конфликт хорошего с ещё более лучшим разрешается ко всеобщему удовольствию, и зачем портить людям праздник лишними вопросами? И в самом деле. Я и сама всю дорогу собиралась писать восторженную рецензию, а получилось как всегда:)
Фото с сайта Александра Демахина.
режиссёр Александр ДемАхин,
4 курс режиссёрского факультета ГИТИСа, мастерская Сергея Женовача
Премьера - март 2012.
Всё-таки Женовач Женовачу рознь, или жизнь не стоит на месте. Каких-то пятнадцать лет назад Сергей Женовач ставил Островского в костюмах и декорациях. Сегодня и он сам, и его студенты-режиссёры склонны к аскетичной, минималистской сценографии, а актёры чем дальше, тем больше тяготеют к игровому театру.
Как известно, театр Сергея Женовача сегодня - один из главных (может быть, главный) форпостов психологического театра. Он убедительнее прочих защищает эти рубежи от всё более хлёстких и по-своему резонных нападок со стороны критики. Бывают и у него неудачи, но упрёки в нежизнеспособности психологического театра как такового на спектаклях «Студии театрального искусства» отпадают сами собой: всем очевидно, что сегодня это один из самых живых и полнокровных московских театров.
«Шутники» в мастерской Женовача - это одна из тех несомненных практических удач, которые сами по себе лучший аргумент в споре. И отчасти это психологический театр: роли выстроены в соответствии с хорошо усвоенным правилом: играя злого, ищи, где он добр, и наоборот. Персонажи здесь декларируют на словах одно, а чувствуют, видно, совсем другое. Отец (Олег Долин) на словах заверяет дочь, что унижение - это ничего, можно стерпеть, если его рублём искупают; а сам чем дальше, тем больше замыкается и сходит с ума от унижения. Старшая дочь - положительная старая дева; в исполнении Евгении Громовой она редкостная красавица, тонкая и деликатная с отцом и комически невоздержанная в отношениях с младшей сестрой, чей роман ей самой вскружил голову. За редким исключением все персонажи даны психологически объёмно, но отметим всё же, что психологическая составляющая здесь не больше игровой; классическая драма, пьеса Островского поставлена без видимых купюр и кричащей модернизации, с изрядной долей юмора и без каких-либо отсылок к 19-му веку: ни специального говора, ни декораций (снимки сделаны в прошлом году, когда спектакль играли в другой аудитории; сейчас нет даже занавески - только стулья). Актёры одеты в костюмы, которые при желании можно счесть современными, разве что немодными; и текст в их исполнении звучит свежо, просто и так естественно, как будто в наши дни написан; и даже архаичные, старомодные имена этому не помеха. Режиссёр почти что «умер в актёре», а актёрские работы Олега Долина (Павел Прохорович Оброшенов), Евгении Громовой (Анна Павловна, его дочь), Полины Пушкарук (инженю Верочка, другая его дочь) и Егора Равинского (Филимон Протасьич Хрюков) - образец равновесия психологической достоверности персонажа и слегка отстранённой, ироничной актёрской игры. Не говоря уже об откровенно шаржированном образе тётки - Улиты Прохоровны (Наталья Ушакова). Так что этот спектакль, скорее, ответ традиционалистам и консерваторам, которые, предохраняясь от «пошлости», бегут любых перемен, чем адептам экспериментального, игрового театра.
Про Николая Угрюмова всё-таки скажу, наверное, отдельно. Третий спектакль с его участием, и везде его работы наиболее уязвимы. В чеховской Тоске он играл главного героя - отца, похоронившего сына и пытающегося вместить это горе, как-то притерпеться к нему. Насколько я могу судить, это роль благодарная для актёра; вот где можно выплакаться, душу отвести. И всё там было правильно сделано: мизансцены, интонации - всё, что можно было придумать для актёра, не задев его личности, а вот личности самого актёра там не было. Психологически, драматургически, сценически были предложены все необходимые обстоятельства - не было «я» в предлагаемых обстоятельствах, не вложил человек себя, своего отношения, своих переживаний. И в «Скапене», где Николай Угрюмов играет одного из морочимых Скапеном отцов, и в «Шутниках», где выступает в роли бедного жениха, тоже не видно этого «я». Это когда даже глядя на актёра в упор, ты понимаешь, что ничего про него не знаешь; знаешь только, что за порогом этой учебной аудитории он не станет ТАК двигаться, ТАК разговаривать, что ни в одной жизненной ситуации не появится у него ТАКОГО плаксивого выражения лица, ТАКОЙ интонации и т.п. И как бы он ни дёргался в роли отца или жениха, какая-то часть его остаётся холодным наблюдателем всего с ним происходящего, не вверяющего себя персонажу. Страх ли причина этой душевной экономии или что другое, но ощущение того, что тебя держат под запертой дверью. Причём я не хочу сказать, что плохой актёр: нет, там что-то есть, в глубине души, но "где-то очень глубоко":) Вот он запел романс «Когда в объятия мои…» на стихи Пушкина - и что-то дрогнуло. Были моменты, когда активнее реагировали, громче смеялись, но лучшим моментом роли, по-моему, была эта тихая, лиричная минута, когда показалась душа. Есть разные актёрские удачи: бывают эффекты, рассчитанные на мгновенную реакцию зала, которые без этой реакции теряют смысл; бывают хорошо слепленные персонажи, удавшиеся маски; а бывают роли, которые обнаруживают актёра, масштаб его личности. Вот Полина Пушкарук, которой в этом спектакле выпала не самая выигрышная роль голубой героини, каждую секунду находит, чем ей там жить: в ней всё время идёт процесс - можно заглянуть внутрь да ещё и погулять там. И Николаю Угрюмову, если он хочет двигаться дальше в профессии, нужно, мне кажется, начать рисковать, открываться, выкладывать карты на стол; не прятаться за персонажем, не персонаж подставлять, а подставляться самому; и роль Иова для этого то, что нужно.
Спектакль умный, весёлый, смешной. Между тем пьеса, если вдуматься, не так уж мажорна и проста, какой её здесь представили. История о бедном учителе и двух его взрослых дочерях-бесприданницах от начала до конца драматична. Всё здесь современно: и беспросветная бедность, и страх перед безденежьем, и готовность унижаться и продаваться, и жажда реванша за это унижение… Младшую из дочерей сватает симпатичный ей молодой человек, не просто из бедных, но с висящим на нём огромным долгом, образовавшимся вследствие растраты им чужих денег; и сватается он ровно в тот момент, когда настаёт срок выплаты этого долга, а денег у него нет и взять их неоткуда. Старшую дочь между тем обхаживает старый богатый купец отталкивающей наружности, зовущий её в содержанки. Отец же с самого начала задвинул свою гордость и не останавливается ни перед каким унижением, если оно сулит заработок. Но, во-первых, купец Хрюков в исполнении Егора Равинского своей приятностью и обхождением даст сто очков форы такому молодому красавцу, каким его играет Угрюмов: за такого и без денег можно пойти; и поставлено это именно так, что Анна даже питает к нему какие-то чувства (на снимке внизу как раз их идиллия). А во-вторых, в финале он делает ей новое, более учтивое предложение - и ронять себя не придётся, и все долги семейства будут погашены. Конфликт хорошего с ещё более лучшим разрешается ко всеобщему удовольствию, и зачем портить людям праздник лишними вопросами? И в самом деле. Я и сама всю дорогу собиралась писать восторженную рецензию, а получилось как всегда:)
Фото с сайта Александра Демахина.