(no subject)
На днях проезжал мимо Сиверского, что на полпути от Питера к Луге. Этот посёлок для меня как ярлычок, я в нём не был ни разу, но вблизи есть то ли пионерлагерь, то ли санаторий, не помню даже его название, "Берёзки", что ли; давным-давно я провёл в нём летнюю смену, воспоминания очень прозрачные остались, словно солнце просвечивает листву и щуришься, запрокинув голову. Теперь всякий раз, когда вижу на карте ли, в сводке ли происшествий с интересом смотрю, что там, в моём Сиверском?
Я там знамя поднимал на утренней линейке. Из совета дружины утром заглянули в нашу палату, спросили, кто достоин. А в палате только я и сидел, надо же, помню "Историю..." Соловьёва читал. А остальные по двору носились. Вот на меня и кивнул воспитатель: дисциплинированный, книжки читает.
Потом читал про героев Великой Отечественной, затеял из глины модель самого сильного советского танка сделать. Два дня делал, страницу с картинкой извазюкал. Пушка вообще как настоящая была. На третий день кто-то скульптуру не просто сломал, а долго и методично топтал сандалиями - невысохшая глина отпечатала две пары следов, с рубчиками и с треугольничками. Не знаю, как с рубчиками, а треугольнички принадлежали какому-то толстому мальчику, у него была привычка во время разговора постоянно, с цыканьем, сплевывать сквозь зубы.
Ночами в палате шумели, приходила ночная дежурная и грозилась поставить в палату к девочкам без трусов; боялись. Я, впрочем, не шумел, поскольку высчитывал в уме, сколько километров свет пролетает за год.
Ещё тогда показывали "Гостью из будущего", премьеру? не помню. Воспитателям, кажется, пришлось переносить время обеда, поскольку весь лагерь менял компот с ватрушкой на десять минут начала очередной серии.
Столовая была как-то обособлена, в лесу, минут пять ходу. В траве вдоль дорожки постоянно попадались птенцы наверное-дроздов-скворцов. Кто-то сказал, что птенцов нельзя трогать руками, иначе их родители заклюют, и в гнездо обратно не возьмут. До сих пор не знаю...
Я там знамя поднимал на утренней линейке. Из совета дружины утром заглянули в нашу палату, спросили, кто достоин. А в палате только я и сидел, надо же, помню "Историю..." Соловьёва читал. А остальные по двору носились. Вот на меня и кивнул воспитатель: дисциплинированный, книжки читает.
Потом читал про героев Великой Отечественной, затеял из глины модель самого сильного советского танка сделать. Два дня делал, страницу с картинкой извазюкал. Пушка вообще как настоящая была. На третий день кто-то скульптуру не просто сломал, а долго и методично топтал сандалиями - невысохшая глина отпечатала две пары следов, с рубчиками и с треугольничками. Не знаю, как с рубчиками, а треугольнички принадлежали какому-то толстому мальчику, у него была привычка во время разговора постоянно, с цыканьем, сплевывать сквозь зубы.
Ночами в палате шумели, приходила ночная дежурная и грозилась поставить в палату к девочкам без трусов; боялись. Я, впрочем, не шумел, поскольку высчитывал в уме, сколько километров свет пролетает за год.
Ещё тогда показывали "Гостью из будущего", премьеру? не помню. Воспитателям, кажется, пришлось переносить время обеда, поскольку весь лагерь менял компот с ватрушкой на десять минут начала очередной серии.
Столовая была как-то обособлена, в лесу, минут пять ходу. В траве вдоль дорожки постоянно попадались птенцы наверное-дроздов-скворцов. Кто-то сказал, что птенцов нельзя трогать руками, иначе их родители заклюют, и в гнездо обратно не возьмут. До сих пор не знаю...